Спасение с затонувшей подлодки С-11

За годы Великой Отечественной погибли десятки советских подводных лодок. Практически всегда при этом смерть забирала весь экипаж И лишь единственный раз троим морякам-балтийцам с подлодки С-11 удалось практически невозможное: почти через сутки после гибели корабля они смогли подняться на поверхность. «Армейский стандарт» решил напомнить об этой истории.

Гибель подлодки С-11

Подробности о трагедии С-11 корреспонденту «АС» удалось узнать от родственницы одного из членов экипажа.

— Мой дядя Петр Иванович Кузьмичев служил на «одиннадцатой» старшим мотористом, — рассказала Алла Кузьмичева. — Пытаясь выяснить обстоятельства его смерти, я давно занимаюсь поиском фактов, относящихся к судьбе этой подлодки, ищу родственников членов экипажа… Удалось встретиться с сыном одного из чудесно спасшихся подводников — Александра Мазнина. Герой умер в 1970-м, но в его домашнем архиве сохранились записи, документы и статьи из фронтовых газет, из старого журнала «Краснофлотец». Благодаря им удалось узнать подробности столь удивительной истории.

...Это был первый боевой поход новенькой субмарины, которую зачислили в состав Балтфлота лишь в конце июня 1941 года. Выйдя в море 13 июля, лодка более двух недель находилась на боевом дежурстве в районе Мемеля (Клайпеды). За это время удалось потопить немецкий транспорт КТ-11.

Наконец, «эска» взяла курс к своим берегам. 2 августа на дальних подступах к базе подводную лодку встретили корабли охранения. Однако через 2 часа выяснилось, что довести С-11 до базы они не смогут: нужно «принять под опеку» еще одну подлодку, возвращающуюся из боевого похода. С уходящего тральщика подбодрили: «Тут уже безопасно. Впереди пролив Соэло-Вейн, а там начинается протраленный фарватер!»

Одинокая субмарина шла по главному морскому коридору, вот-вот должны были появиться на горизонте острова Даго и Эзель. В 18.00 — смена вахты. Электрик Александр Мазнин, сдав свой пост, отправился отдыхать в кормовой отсек. Едва оказавшись «дома» он по укоренившейся привычке всех подводников тут же задраил за собой люк в переборке. А буквально через секунду корпус С-11 содрогнулся от сильнейшего взрыва. Лампочки погасли. В кромешной тьме раздавался грохот падающих предметов, звон стекла… Люди ощутили, как их корабль стремительно проваливается в бездну. Наконец, лодка ударилась о дно и замерла, накренившись на левый борт. Наступила тишина, нарушаемая только плеском воды, которая заполняла отсеки подлодки через пробоины.

«Убийцей» С-11 стала немецкая субмарина U-144. Она проникла вглубь нашей зоны и притаилась у фарватера. Однако за «эску» отомстила другая подлодка — Щ-307. Через несколько дней, 10 августа, командир «щуки» поймал на прицел гитлеровскую субмарину, которая всплыла для зарядки аккумуляторов. Водолазы, обследовавшие потопленного «фашиста», подняли вахтенный журнал, в нем удалось прочитать запись: «2 августа, 18 ч. В проливе Соэло-Вяйн торпедирована советская подводная лодка. Погибла со всей командой...»

Наши сторожевые катера, ринувшиеся к месту гибели С-11, обнаружили лишь три человеческих тела среди всплывших обломков. Вскоре советские корабли покинули место трагедии — никто даже представить не мог, что на дне продолжают бороться за свою жизнь несколько заживо погребенных моряков.

Заживо погребенные

В кормовом отсеке их оказалось четверо: торпедист Николай Никишин, артиллерист Василий Зиновьев, электрики Василий Мареев и Александр Мазнин.

Придя в себя после взрыва, они смогли отыскать аварийные фонари. Вода постепенно заполняла помещение. А снаружи не доносилось никаких шумов, которые давали бы надежду на то, что рядом работают спасатели. Четверке краснофлотцев оставалось лишь попробовать самим вырваться из морского плена.

Единственный вариант — покинуть отсек через шахту торпедного аппарата. Однако в каждом из них находится торпеда. Вытащить ее без специальных механизмов морякам не под силу.

«Нужно произвести торпедный выстрел!» — предложил Никишин. Для этого необходим мощный заряд сжатого воздуха, но откуда его взять?.. Возникла идея использовать воздух из баллона в запасной торпеде, которая лежит на стеллаже.

Практически тут же столкнулись с проблемой: чтобы открыть клапан в торпеде, нужен специальный ключ, но весь комплект инструментов незадолго до взрыва забрали для работы в носовой отсек! Никишин в отчаянии попробовал справиться с клапаном при помощи обычного зубила и молотка. Увы, Николай не рассчитал сил. Клапан сорвало, и сжатый воздух вырвался из торпеды. Давление в отсеке резко подскочило, у подводников заложило уши, дышать стало тяжело…

Лишь некоторое время спустя моряки смогли приспособиться к новым условиям. Впрочем, не все — Мареев скорчился в дальнем углу отсека, обхватил голову руками и бормотал: «Конец! Нам не выбраться…» Потом речь его стала бессвязной, ее прерывали приступы истерического смеха. Электрик явно терял рассудок.

Никишин предложил попробовать еще один вариант: заполнить баллон для выстрела левого торпедного аппарата воздухом, взятым из правой торпеды. На сей раз действовали очень осторожно. Наконец, удалось пустить сжатый воздух по магистрали. Для нормального выстрела нужно 25 атмосфер, но стрелка никак не желала показывать больше 18. Хватит ли этого, чтобы вытолкнуть торпеду? «Пли!» Огромная «сигара», начиненная взрывчаткой, нехотя скользнула по шахте и ушла куда-то в морскую глубину.

Путь к спасению открыт. Однако на освобождение «жерла» торпедного аппарата они потратили 5 часов. Вода за это время поднялась в отсеке до уровня груди. Теперь измученным людям предстояло еще более сложное и опасное испытание — подняться на поверхность.

Чтобы хоть как-то защитить себя от переохлаждения, моряки густо намазали тавотом (солидол. — Авт.) свои тельняшки и трусы. Каждый взял со стеллажа спасательный аппарат — маску и баллон с кислородом. Глубины, на которой лежала подлодка, они не знали, и потому, когда настал момент открыть крышку торпедного аппарата, волновались: до какого уровня его затопит?

«Открывай!» И холодные потоки забурлили вокруг. Вода остановилась, лишь почти достигнув подбородка, — давление в отсеке еще поднялось и сравнялось с забортным.

Решили, что первым должен выходить Никишин. Николаю предстояло тащить с собой буй-вьюшку с прикрепленным к нему тросом. Протиснувшись по трубе торпедного аппарата, матрос вытолкнул вперед буек, а когда тот достиг поверхности, начал подъем с глубины. Чтобы организм не пострадал от слишком резкого уменьшения давления, Никишин медленно перехватывал руками трос, делая остановку всякий раз, когда достигал очередного узла-муссинга.

Наконец, этот долгий путь закончился. На поверхности моря завывал ветер, хлестали волны. И было темно — пока люди сражались в затонувшей подлодке с неподатливой техникой, успела наступить ночь.

Никишин подергал трос, подавая сигнал оставшимся в отсеке: все в порядке, поднимайтесь ко мне. Однако прошло 10 минут, полчаса — никто не всплывал.

По уговору, следующим предстояло выбираться из отсека Мазнину. Протиснувшись через торпедный аппарат на волю, он стал дожидаться у борта подлодки появления Зиновьева. Но тот почему-то задерживался. Неужели потерял сознание? Обеспокоенный электрик рискнул вернуться назад в отсек. Оказалось, что Зиновьев решил попробовать все-таки спасти потерявшего рассудок Мареева. Вдвоем моряки пытались надеть на Василия дыхательный аппарат и втолкнуть его в трубу торпедного аппарата, однако безумец сопротивлялся, срывал с себя маску, выталкивал загубник… Помочь бедолаге оказалось уже невозможно.

Мазнин вновь выбрался через торпедный аппарат из отсека и начал подниматься по тросу. Запас кислорода в его спасательном аппарате подходил к концу, мешкать было нельзя. На поверхности Александра встретил заждавшийся Никишин.

«Марафонский заплыв»

Буй-вьюшка — деревянный шар размером с футбольный мяч — не мог удержать двоих пловцов. И торпедист решился плыть к берегу за подмогой. Только где он? Далеко ли? Не зная этого, краснофлотец рискнул двигаться, ориентируясь по звездам, строго на восток — там должны быть ближайшие острова.

Потом уже подсчитали, что марафонский заплыв длился семь с половиной часов! Никишин сумел преодолеть в холодной воде 15 километров. Уже под утро он увидел остров Даго и вышку маяка. Когда добрался до берега, его заметил патруль. Перед тем как провалиться в беспамятство, Николай успел прошептать, что в море гибнут его товарищи.

Александр Мазнин все эти часы провел в одиночестве возле деревянного буйка, то держась за него, то плавая вокруг. Достигнет ли берега Никишин, Александр не знал, почему не поднимается с лодки Зиновьев — не понимал. К рассвету на море установился штиль, поэтому звук идущего корабля моряк услышал издалека. В 10 утра его вытащили, наконец, из воды. «Там, внизу, еще двое!» — беспокоился краснофлотец.

К месту гибели С-11 подошел морской охотник. Однако его рулевой неудачно сманеврировал, и катер винтом перерубил трос буйка. Казалось, положение еще более осложнилось, но, прежде чем команда охотника приступила к спасработам, сигнальщик прокричал: «Человек за бортом!» Это был Зиновьев.

Василий до последнего оставался внутри подлодки: артиллерист не спешил подниматься на поверхность, понимая, что маленький буек всех не выдержит. На его глазах окончательно затих обезумевший Мареев. Кислорода в незатопленной части отсека оставалось все меньше, и сознание моряка стало мутиться. Зиновьев взбадривался, изредка пользуясь патронами регенерации воздуха. Когда их запасы подошли к концу, он нацепил спасательный аппарат и протиснулся в торпедную трубу.

Снаружи Василия ждал неприятный сюрприз: отрубленный от буйка трос лежал на дне. Пришлось подниматься нештатным образом: чтобы не выскочить пробкой с глубины, он держался за трос, постепенно подтравливая его и регулярно останавливаясь, когда нащупывал очередной муссинг. При этом ноги артиллериста задрало кверху, так что он поднимался к морской поверхности вверх тормашками.

Чудом спасшихся из подводного плена моряков отправили в госпиталь. Больше других досталось Никишину. Его на некоторое время парализовало, а температура тела после долгого пребывания в холодной воде упала до 34,5 градуса!

Едва оправившись, моряки вновь попросили зачислить их на флот. Никишин опять служил на подлодке, Зиновьев попал на тральщик, а Мазнин — на один из кораблей Ладожской флотилии, охранявших «Дорогу жизни». Они уцелели на войне и спустя несколько лет даже встретились. Увы, это оказалось последним свиданием тройки отважных. Вскоре Николай Никишин трагически погиб, защищая на улице от хулиганов случайную прохожую.

Подлодку С-11 подняли в 1956-м при расчистке фарватера. Найденные в отсеках останки членов экипажа субмарины были торжественно захоронены на гарнизонном кладбище в Риге. Над братской могилой поставили обелиск, на котором высечены фамилии 46 погибших советских моряков-подводников.