Афганский «знак качества» Валерия Юрьева

В декабре 2019 года исполнится 40 лет со дня ввода советских войск в Афганистан. Споры вокруг того неоднозначного решения престарелого руководства КПСС и СССР до сих пор не утихают. Но те из наших соотечественников, кто волею судеб стал участником той войны, за ошибки политиков не отвечают. Хоть и пришлось им расплачиваться за них порой своими жизнями.

Войну в Афганистане, которая шла с 1979 по 1989 годы, часто называют «войной разведчиков». Во всех операциях они шли первыми. Готовили плацдарм для высадки основных сил. Уничтожали и захватывали в плен иностранных военных советников. Вели наблюдение, устраивали засады и налеты. Досматривали караваны. Добывали образцы современного вооружения, списки членов банд и планы их вылазок. Часто действовали на значительном удалении от наших гарнизонов.

Многогранную правду об Афгане приоткрыл «Армейскому стандарту» заместитель руководителя Союза десантников России полковник в отставке Валерий Юрьев. В 1983–1985 годах он служил командиром разведроты 350-го гвардейского парашютно-десантного полка.

«Вывел разведроту в отличные»

В школьные годы Валерий Юрьев мечтал о работе в угрозыске. Но однажды ему попалась книга заместителя командующего ВДВ генерал-лейтенанта Ивана Лисова «Вертикальный охват».

— Он очень интересно рассказывал о «крылатой пехоте», способной действовать в сложной обстановке на земле, в горах, под водой, — вспоминает Юрьев. — О сильных духом бойцах, готовых любой ценой выполнить приказ. Мне импонировало, что десантник — универсальный специалист, он и радист, и электрик, и водитель, и стрелок, и парашютист, и подрывник… Мне это пришлись по душе.

После школы Валерий решил поступать в Рязанское высшее командное училище ВДВ.

— Я был хорошо подготовлен физически, занимался боксом, вольной борьбой, плаванием, волейболом. Играл за юношескую сборную города Жданова по футболу. Хорошо окончил школу, средний балл аттестата — 4,5.

Конкурс в воздушно-десантное училище был почти как театральный вуз. Но Юрьев выдержал все испытания.

— В августе проходили курс молодого бойца. В учебном центре в Сельцах во время кросса стер до крови ноги. Нога опухла, но зубы сжал, продолжал бегать. Тогда же мы совершили первый парашютный прыжок. Когда увидел над собой купол и понял, что в полной безопасности, наступил восторг: тишина, только ты и небо... Десантировались с высоты 800 метров. Полет длился 2,5 минуты. При приземлении вручили значок «Парашютист» за первый прыжок. Кроме того, нам выплатили по 3 рубля 50 копеек. В советские времена не так мало. Булка хлеба стоила 20 копеек.

По общеобразовательным предметам курсант Юрьев учился средне, но по военным дисциплинам отметки были только отличные. На курсе он был одним из лучших в рукопашном бою, а потом и в карате.

— На третьем курсе руководство училища приняло решение, что наш 4-й взвод 6-й роты будет разведывательным. Нас готовили по особой программе.

Лучшим распределением по окончании училища считались Тульская, Каунасская и Витебская воздушно-десантные дивизии. Кому не повезло, отправлялись служить в Фергану, азербайджанский Кировабад (ныне Гянджа) или Болград Одесской области.

— Я слыл в училище правдорубом, горой стоял за товарищей, не терпел несправедливости. В характеристике мне написали: «Склонен к подрыву авторитета командира. Требует особого внимания со стороны старших начальников». У меня выбора не было, я отправился служить в Болград, в 217-й парашютно-десантный полк 98-й воздушно-десантной дивизии. Болград в 180 километрах от Одессы и в 40 километрах от Измаила.

Незадолго до того в этой разведроте выявили неуставные отношения. Роту считали неуправляемой. Командира сняли. «На амбразуру», бороться с дедовщиной бросили лейтенанта Юрьева.

Дембеля тут же начали проверять новичка. Намеренно отставали во время учебных разведвыходов — кроссов в полной выкладке. Лежали на кроватях, когда он заходил в казарму. Юрьев пресек «махновщину». Действовал не словами, а личным примером.

— Помню, бежал вместе со всеми три километра. На финише мне давали папиросу «Беломорканал» фабрики Улицкого, я тогда еще курил. Зажигал папиросу, делал две-три затяжки, и только в это время прибегал второй по счету за мной боец.

Юрьев, который весил 75 кг, поднимал штангу больше ста килограммов. В разведроте никто больше не мог поднять этот вес. В тире стрелял с бедра, используя только половину патронов, положенных на упражнение. Поражал все мишени. Занимался с подчиненными карате, не боялся спарринга с солдатами. И опять, как и в училище, добивался справедливости, чтобы старослужащие не издевались над молодыми. Авторитет комроты рос.

Вскоре разведрота стала лучшей в дивизии. Юрьев вывел подразделение в отличные. И это продолжалось два года, пока он стоял «у руля».

— Соревнования по боксу в ВДВ проводились в девяти весовых категориях. В пяти из них мои бойцы становились чемпионами. Один разведчик был дважды чемпионом ВДВ. Рота стала управляемой. У меня все дембеля увольнялись еще до первой отправки из части. Для них это был самый главный подарок.

Более 30 кг экипировки

В войсках в то время все чаще звучало: Кандагар, Баграм, Файзабад, Панджшер, Чарикар... Шла война, которую окрестили афганской. «За речку» — за Сыр-Дарью шли «наливники» с топливом. А «Черные тюльпаны», как прозвали транспортные Ан-12, все чаще привозили на родину «двухсотых» и «трехсотых».

Вскоре «салам» («здравствуйте») прозвучало и для старшего лейтенанта Валерия Юрьева, который отправился исполнять интернациональный долг.

— В Афганистан я попал в конце 1983-го. Вылетали мы из Тузели — военного аэропорта в Ташкенте. Пересекли границу 27 ноября. Приземлились в Кабуле. Сразу бросились в глаза горы. На родине уже было прохладно, а тут жара, горячий ветер поднимает столбы пыли.

Наш 350-й парашютно-десантный полк, как его называли, «полтинник», стоял прямо около аэродрома. Я пешком дошел до казармы. Дивизия как раз вела боевые действия. Мне показали модули, домики из толстой фанеры, где живут офицеры. И тут приехал командир разведроты Саня Чернявский, которого я должен был сменить. Спросил с ходу: «Поедешь на боевые действия?» Я без промедления ответил: «Поеду!»

Мне выдали «полевку» (полевая форма. — «АС») с чужого плеча, десантный комбинезон, «разгрузку» — снаряжение в виде жилета с карманами, получившего прозвище «лифчик», автомат, боеприпасы. Саня забежал в магазин, купил ящик «SiSi» — газированный напиток в банках, вроде фанты, для нас тогда экзотика. И мы на броне боевой машины отправились на КП полка.

Въехали в знаменитую чарикарскую «зеленку» (Большая Чарикарская долина — плодородная зона с фруктовыми деревьями и плантациями винограда. — Авт.). Активных действий тогда не было. Разведданные, которые дали афганские спецслужбы, не подтвердились.

По ходу Саня Чернявский вводил меня в курс дела, рассказывал, что к чему. Таким был мой первый день в Афганистане, — вспоминает Юрьев.

Принимая роту, отметил, что ребята все опытные. В Афганистан солдаты попадали после полугодовой учебки. Офицеры никакой дополнительной подготовки не проходили.

— Приезжали, как говорится, с корабля на бал. Через неделю небольшими силами отправились «на реализацию разведданных». Ехали по Гардезской трассе. Похолодало, и меня мучила дилемма: на броне сидеть — снайпер может достать, под броней, то есть внутри машины, — сгоришь, если взорвется. Погода подсказала, что лучше сесть под броню, иначе замерзнешь.

Ориентироваться в горах было непросто, особенно ночью. Тут Юрьеву пригодились опыт и знания, полученные ранее.

— Если ты, командир роты, ошибешься и всем придется лишних 500 метров или километр пройти, сделать крюк — твой авторитет будет подорван. Потому что часто воды было в обрез. Когда человека мучает жажда, он обессилен, ему каждый шаг дается с трудом. Порой он уже плохо соображает, что творится вокруг. И желание пить перекрывает страх погибнуть или быть раненым.

А боевая экипировка разведчиков тянула более чем на 30 килограммов.

— Я всегда требовал, чтобы бойцы брали с собой два боекомплекта патронов калибра 5,45. Это 900 патронов. Общий вес — 9 кг. Плюс 8 гранат Ф-1, в просторечии — «эфки». Это еще 5 кило. А еще осветительные патроны, сигнальные ракеты, дымовые гранаты, бронежилет, две фляжки воды по полтора литра, комбинированный котелок, спальный мешок, сухпаек на трое суток… У пулеметчика в боекомплекте вообще было 1,5 тысячи патронов. Мы их распределяли между бойцами. Если с собой был автоматический гранатомет АГС-17 или миномет, гранаты и мины тоже распределяли между бойцами.

Разведчики удивлялись: командир роты нагружен не меньше их, а при движении появляется то спереди, то сзади, кому лямку рюкзака поправит, кого словом подбодрит.

— Я ходил в кирзовых сапогах, на носке сапога у меня была дырка, до такой степени они были изношены. И никогда ничего из своей экипировки и снаряжения я не перекладывал на бойцов. Я все носил сам, чтобы чувствовать нагрузку и выбирать нужный темп движения. И не говорил разведчикам: «Делай как я сказал», а руководствовался принципом легендарного командующего ВДВ, нашего «бати», Василия Филипповича Маргелова: «Делай как я!»

В полку только диву давались.

Вскоре Юрьева, недавно приехавшего в Афган, наградили медалью «За боевые заслуги». Многие удивились.

— В Афганистане, пока ты полгода не отслужишь, тебя к награде не представляли, за исключением серьезного ранения или смерти. Потом еще полгода представление будет ходить по разным инстанциям. А тут все смотрят — старлею Юрьеву вручают боевую награду. Это вызвало удивление. На самом деле я медалью был награжден на прежнем месте службы, в 217-м полку в Болграде. Просто вручили мне ее уже в Афгане.

Юрьев и «за речкой» тщательно готовил бойцов к боевым действиям. Комроты так расставлял приоритеты: сохранить личный состав, выполнить боевую задачу, постараться самому остаться в живых.

— Я все продумывал, все действия дублировал. Если и были потери, то в такие моменты, которые предусмотреть было невозможно.

Разведчики во всех боевых операциях шли первыми. Еще затемно готовили проходы для основных сил — пехоты, пулеметчиков, минометчиков. Также устраивали засады, досматривали караваны. Нередко верблюды в караванах шли нагруженные мешками с зерном, обвешанные тюками с тканями и техникой, а под брюхо «кораблей пустыни» незаметно подвешивали оружие.

— Разведроты 345-го и нашего, 350-го, полков из боев практически не выходили. «Пехота» — парашютно-десантные роты — могла на неделю зависнуть в расположении. А у нас редко когда выдавалась двух-трехдневная передышка.

Бывало, набегавшись и настрелявшись, заходили в полк — как тут же команда на вылет: у «хадовцев» — офицеров афганских частей госбезопасности — появлялась информация о банде или складе оружия, и мы на той же «вертушке», на которой только что прилетели, отправлялись проверять данные разведки.

Разведчикам ВДВ противостояли хорошо обученные, вооруженные до зубов наемники.

— Моджахеды были привычны к высокогорью. Мы тащили на себе свыше 30 кило оружия и снаряжения, а они шли налегке, в легкой одежде, были одеты в балахоны, шапки-пуштунки. Через плечо у них холщовая сумка, в которой лепешки, орехи и двухлитровая металлическая фляжка с водой в шерстяном чехле. Макали фляжку в речку, шерсть долго оставалось мокрой и не давала нагреться воде на солнце.

Больше ничего, кроме облегченной иностранной радиостанции и небольшого количества боеприпасов, они с собой не несли. Но точно знали, где располагаются схроны, под каким камнем лежат патроны, гранаты и так далее. И всем им досконально были известны маршруты отхода.

Разведчики ходили рядом со смертью. Каждый шаг мог стать последним. Талисманов не признавали, с собой у каждого была гильза от патрона калибра 5,45. Вместо пороха — записка с именем, отчеством, фамилией...

«Бойцы вокруг собирались, как щенки»

Случалось, разведчики, попав на наши «блоки» и блокпосты, только диву давались царившему там распорядку.

— Многие солдаты и офицеры не принимали участия в боевых выходах. Их служба проходила в пунктах постоянной дислокации, они выполняли задачи на заставах вдоль магистрали в Советский Союз. По нам, так там можно было одуреть со скуки.

Заставы были небольшими, располагались в глинобитных домах. Все у них там было пристреляно, вокруг минные поля.

У нас бойцы вокруг своего ротного собирались, как щенки вокруг матки. Шла война. Они понимали: если офицер погибнет, то и им грозит смерть, они не смогут ориентироваться, окажутся в ловушке. В каком-то эпизоде боя сержант, конечно, мог взять командование на себя, но он не мог полностью заменить офицера.

У нас в «полтиннике» не было для офицеров отдельных бань. Мы приходили и мылись с солдатами в общей бане. Прачечных тоже не было, в той же бане все вместе стирали свои вещи.

По словам Юрьева, никого не нужно было убеждать следить за своим оружием, за техникой.

— Почему потом так часто вспоминали Афган? Потому что там каждый занимался делом. Если пришли в парк на обслуживание техники, то никто не сачковал. Наводчик приводил в порядок свое вооружение, механик — технику.

Афганистан нередко перемалывал человеческие жизни, калечил бойцов, опустошал души. Но для кого-то та война была очередной ступенькой на пути к успешной карьере.

— В январе 1984-го планировалась сходка главарей моджахедов. Командование задумало операцию по уничтожению бандитов. Нам поставили задачу захватить площадку приземления. Следом должен был идти основной десант.

Судя по карте разведданных, нас посылали практически на смерть. У душманов было 30 с лишним крупнокалиберных пулеметов ДШК и три тысячи человек одной охраны.

Уже выпал снег. Я тогда первый раз десантировался на вертолете посадочным способом. Приземлились в Логарском ущелье, выпрыгнули, рванули сразу за ближайшее укрытие. По разведданным, нас мочить должны были безудержно. А тут — тишина… Никого из душманов не нашли, обнаружили только… кремневый пистолет. Потом за нами с Гардезской трассы пришла броня пехоты, вывезла нас на трассу, а там уже стояла наша техника.

Когда возвращались в Кабул, со мной в кабине «шишиги» — «ГАЗ-66», — ехал полковник, грушник, который рассказал, что готовил эту операцию под прибытие одного высокопоставленного генерала из Москвы. Полковнику обещали дать орден Ленина, а генерал «тянул» на Героя Советского Союза. Но визит высокого гостя из столицы все откладывался. Разведданные устарели, были месячной давности. Нас отправляли практически в никуда…

Бронежилет, по признанию Валерия Юрьева, он надел только два раза.

— Первый — когда только прибыл в Афганистан и впервые ехал на броне на боевые действия к горе Сафистанг. А потом — весной 84-го, когда закончилось годовое перемирие с полевым командиром Ахмадом Шахом Масудом.

Шла масштабная Панджшерская операция, в которой были задействованы части и соединения 40-й армии и правительственные афганские силы. С вертолетов в ущелье был высажен тактический воздушный десант. Мы должны были идти навстречу пехоте 40-й армии, которая продвигалась с юго-западной части ущелья. Нам выдали керамические бронежилеты, которые тогда только появились в войсках. Каждый из них весил около 14 кило. Под керамическими пластинами была кевларовая «подушка». Считалось, если пуля разнесет пластины, «подушка» защитит тело от осколков. Она пристегивалась на две металлические пуговицы от солдатской шинели. И эти пуговицы как раз приходились на ключицы. Когда мы надевали тяжелый рюкзак, пуговицы под лямками давили так, что боль была просто невыносимой. У нас в роте боец заболел гепатитом, мы эвакуировали его на вертолете в госпиталь, заодно с ним я отправил и свой керамический бронежилет. Больше я его не надевал. Когда поднимались в горы, мы оставляли бронежилеты на броне. Для разведчиков была важна маневренность.

«Не спускать с «Алмаза» глаз»

Однажды во время операции в Панджшере в 1984 году среди захваченных душманов оказался советский солдат-дезертир.

— Он был одет как рядовой кочевник, в длиннополую рубаху до колен, накидку-чадар, шапку-пуштунку. Успел отпустить бороду. Когда его пару раз ударили под дых, признался, что родом из Белоруссии, был мотострелком. Лежал в инфекционном госпитале в Кабуле, где якобы над ним издевались. С его слов, он вышел на дорогу, чтобы вернуться в свою часть, но его силой посадили в «бурбахайку» — старый микроавтобус — и привезли к Ахмад Шаху Масуду в Панджшер. Он был у полевого командира 9 месяцев.

На допросе боец сообщил разведчикам, что недавно к ним пришел караван из 40 ишаков и привез какое-то оборудование, в котором были наушники. А тогда все охотились за американскими «стингерами». Тому, кто первый раздобудет вражеский переносной зенитно-ракетный комплекс, командование обещало звание Героя Советского Союза.

— Комдив сказал: «Давай, Юрьев, вперед!» Нам придали минометный взвод, и мы пошли в ущелье. Боец показал место на карте, но ориентировался он плохо. Там кругом горные склоны, мы шли параллельно ущелью. Уже стемнело. Я послал заместителя с одним взводом вперед. За поворотом открылась терраса и несколько дувалов, оттуда по нашим ребятам открыли огонь. Трое были ранены. Мы пытались достать «духов» из минометов. Не получилось. Авиация помочь тоже уже не могла. Было темно. Разведчики остались внизу, заняли один из дувалов, держали оборону. Двое из них потом погибли. Мы потом подошли к ним ночью. Утром нам прислали помощь, 37-ю бригаду «коммандос» афганской армии и нашу 3-ю парашютно-десантную роту.

Когда рассвело, я решил осмотреться, пытаясь понять, где может находиться склад с привезенным оборудованием. По нам открыли огонь. Потом выяснилось, что стрелял парень-таджик, еще один дезертир из нашей армии. У бандитов он был уже давно, успел жениться, обзавестись детьми. Мы прорвались, нашли в итоге схрон. Но там были не «стингеры», а саперное оборудование, много пластида, сумок подрывника. Были и стереонаушники, которые привезли вместе новыми итальянскими миноискателями. Пока я их выносил, афганцы из «коммандос» половину стереонаушников успели растащить.

В итоге прилетел вертолет, увез раненых и бойца из Белоруссии, который нас привел к складу. Потом до меня дошли слухи, что его судили, дали шесть лет тюрьмы.

А в мае 1985-го Валерию Юрьеву довелось взять в плен высокопоставленного пакистанского инструктора, прибывшего в провинцию Кунар для инспекции банд моджахедов.

— Это было во время Кунарской операции, в ущелье Печдара, недалеко от границы с Пакистаном. Жара стояла страшная. С нами был арткорректировщик, которому для расчетов нужно было учитывать температуру воздуха. Он сказал, что на градуснике +60. Один боец даже умер от теплового удара. Мы начинали боевые действия, как только садилось солнце, перемещались по местности до 10 утра. Потом укрывались в лесной тени. Однажды ночью в горной пещере задержали сразу целый отряд «духов». Один был не похож на афганца. Охрана его рьяно защищала. Когда допросили пленного, выяснилось, что он палестинский араб, прибыл из Пакистана. Когда передал командованию, что задержали человека «с той стороны» с позывным «Алмаз», со мной связался полковник КГБ, советник афганских спецслужб. Наш араб оказался высокопоставленным «смотрящим», представителем ближневосточных монархий.

Капитану Юрьеву было приказано не спускать с «Алмаза» глаз. За ним должны были прислать «вертушку».

— Мы его связали, водили на веревке, на «поводке». А потом нам приказали передать его начальнику штаба батальона афганской 37-й бригады «коммандос». В какой-то момент у меня в горах пропала связь, я решил подняться повыше. Вдруг слышу — стрельба. Выяснилось, что нашего пленника вывели по нужде, он якобы попытался бежать и начальник штаба батальона «коммандос» его расстрелял. Тут же прилетели «хадовцы», офицеры госбезопасности, арестовали афганца и увезли. А мы еще раз убедились, что доверять можно было только своим. Кто-то из местных явно не хотел, чтобы «Алмаз» заговорил.

Высотные галлюцинации

Валерий Юрьев трижды ходил в Панджшер. Нагрузки порой были просто запредельные.

— В сентябре 1985-го мы ночью прошли 15 километров по «зеленке», практически по кишлакам. Должны были расположиться в засаде на развилке, где ущелье раздваивается — одна часть ведет в Ниджраб, а другая выходит к Чарикарской долине. Там надо было ждать дальнейших указаний. С утра в ущелье должен был работать полк. Рота у нас была усилена: с нами были авианаводчики, саперы, минометчики, «химики» с огнеметами. Не дойдя километр-полтора до засады, в пять утра разведчики засекли две тени. Я распорядился: «Задержать!» Привели ко мне женщину и мужчину. По законам разведки я должен был их убить, но мы не убийцы, я их отпустил. И они нас, по всей видимости, сдали. Мы были в засаде. Но ожидаемый поток «духов» на нас не пошел. Человек 20 пошли по нижнему ущелью на Ниджраб. Мы начали стрелять по ним из автоматов с глушителями для бесшумной и беспламенной стрельбы. Прицельная дальность — до 400 метров. Вижу в бинокль, что мы их не достаем. Дал команду открыть огонь из всех видов оружия. Вскоре взяли в пещерах четверых пленных и еще двух внизу.

И тут роте дают команду подняться на гору в конце ущелья и занять высоту 4965 метров.

— Поднялись на вершину, там снег по пояс, ветер такой, что трудно устоять на месте. А мы налегке десантировались, на нас легкие «духовские» курточки, на руках парадные солдатские перчатки. Когда лезли по скалам, они полностью истерлись, из дыр кончики пальцев видны. Из 60 человек усиленной роты только десятеро не обморозились. Одному парню потом удалили восемь фаланг на пальцах.

Вода в пластмассовых фляжках на высоте замерзла.

— Я вышел на штаб, попросил воды и что-нибудь обогреться. Минут через 30 зашли два вертолета, сбросили два ящика сухого спирта. Из них целыми остались только несколько таблеток, остальные разбились в порошок. Сбросили тюки с нательным белым солдатским бельем, а оно все сопревшее. У моего зама по связи Володи Беляева полностью разорвался ботинок. Он взял внутреннюю часть «духовской» курточки, обмотал ногу искусственным мехом, так и ходил. Я попросил сбросить ему обувку, получили «сверху» сапоги, у которых полностью сгнила подошва. Зашел второй вертолет, сбросил двадцать комплектов прорезиненных штанов от комплектов химзащиты с водой внутри — вроде как в бурдюках. Все они разбились.

Попытались разжечь четыре кусочка сухого спирта, чтобы во фляжке растопить воду и хлебнуть хотя бы по глотку. Как ни загораживали плащ-палатками, но ветер был такой силы, что мы не смогли зажечь даже спичку.

Наконец, роте дали команду спускаться.

— Было темно, и у меня возникли галлюцинации. Потом медики сказали, что такое бывает при сильной усталости и разреженном воздухе в горах. Однажды увидел костер в пещере, и мне показалось, что там «духи». Дал команду открыть огонь из гранатометов. Когда пещеру потом досмотрели, угли там были раскаленные, но в тот момент, когда стреляли, людей там не было. И потом, когда мы спускались с горы, мне показалось, что за кустом сидит «дух» с «буром» — английской винтовкой. Я начал с одурением бить прикладом автомата по скале. А там никого не было…

Тот спуск мне вообще показался очень долгим. Связался с командиром полка, он мне дал координаты КП. Я прошу: «Обозначьте себя ракетами». Видим вспышки, кажется, что вот они, совсем рядом. Идем и никак дойти не можем.

Я посылаю вперед двух бойцов — дозорных, чтобы они нашли КП командира полка. Вскоре они возвращаются, говорят: «Товарищ капитан, впереди, 200 метров, — КП полка». Я говорю: «Рота, стой». И… просыпаюсь уже, когда рассвело. Вся рота спит без всякого охранения. А днем в этом ущелье «духи» расстреляли роту солдат афганской армии, которых мы называли «зелеными». Я, естественно, тут же всех поднял, мы дошли до своих.

Командиры понимали, если Юрьеву поставить задачу, он ее не просто выполнит, а выполнит отлично, со «знаком качества». Так в Афганистане в полку и стали называли ротного Юрьева – «знак качества».

Его командировка в Афганистане продлилась два года.

— Улетал я из Кабула 1 декабря 1985-го. Полк стоял около аэродрома, рядом была пересылка — туда прилетали новички из Союза, а обратным рейсом забирали, кто улетал. Я был в хороших отношениях с командиром комендантской роты, он мне подогнал «уазик». Мой зам решил, что меня нужно проводить с оркестром. Позвонил дежурному, слукавил, что прилетает командующий артиллерией 40-й армии, требуется срочно прислать на аэродром оркестр. С музыкантами мы жили в одной казарме. Те приходят к коменданту, а тот говорит: «Я вас не вызывал, никто не прилетает». Мой зам объяснил, что командир улетает и надо сыграть. Те говорят: «Да без проблем». По трапу Ан-12 я поднимался первым под марш «Прощание славянки». И знаете, о чем я в тот момент еще мечтал? Напиться в Ташкенте, на Алайском базаре, квасу.

Капитан Юрьев вернулся в родную часть, в Болград. Дома ждали жена, дочка и сын.

За Афганистан он получил два ордена Красной Звезды.

— У меня, как у командира, появилась уверенность в своих силах. Я понимал, как и к чему надо готовить бойцов.

Потом в его военной биографии были миротворческая операция в Боснии и Герцеговине, первая и вторая чеченские кампании. Среди наград — орден «За военные заслуги», два ордена Мужества, именное оружие. Службу закончил преподавателем Военно-дипломатической академии. А недавно Валерию Николаевичу за общественную работу в Союзе десантников России вручен орден Почета.