Когда говорят пушки, музыка не молчит

В столичном Музее музыки есть удивительный экспонат — балалайка, сделанная из консервной банки, с натянутым вместо струн обрывком телефонного провода. Ее изготовил в концлагере музыкант, чтобы поднять боевой дух — свой и товарищей. Музыка им помогла... В память о том инструменте выживший музыкант после войны сделал его копию, которую и подарил Музею музыки.

О музыкальных инструментах времен Великой Отечественной войны, о помощи музыкантов фронту и о вкладе великих композиторов в приближение Победы мы поговорили со старшим научным сотрудником Музея музыки Ольгой Кузиной.

Его звали Виктор Волков. В начале войны он, молодой артист эстрады, только окончил цирковой техникум. Пошел на фронт и почти сразу попал в плен. Дальше был концлагерь Витцендорф. В какой-то момент Виктор понял, что ему нужна музыка. Нужна, чтобы выжить. Чтобы поддержать себя и других.

«Мне, артисту эстрады, играющему на разных музыкальных инструментах, очень захотелось перед смертью поиграть хоть на одной струне, услышать какую-то родную мелодию», — пишет музыкант в своих воспоминаниях.

Инструмент он смастерил из найденной жестяной консервной банки. Из куска дерева выстрогал гриф. Вместо струн приладил обрывок телефонного кабеля. И вот на таком инструменте, подобии балалайки, он начал играть. Самодельный музыкальный инструмент пользовался успехом. Волкова просили играть на нем. Он научился играть так хорошо, что исполнял на «баночке» даже «Пиццикато» из балета «Сильвия» Лео Делиба. Играл для пленных песни, в том числе «Катюшу», — рассказывает сотрудница музея музыки Ольга Кузина.

— Музыка воодушевляла пленных, служила для них стимулом к выживанию в неимоверных условия, воодушевляла на борьбу. Так, узники объявили общелагерную голодовку. Волков пытался совершить побег. К сожалению, неудачный. Музыкант попал в штрафной барак. Но военнопленные старались сберечь его инструмент. Уже после войны, вернувшись домой, Волков попытался сделать копию той балалайки. Авторскую реплику сделанного в концлагере инструмента в 1966 году автор подарил Музею музыки.

В 1959 году на экран страны вышел кинофильм «Судьба человека», в котором сам Виктор Волков сыграл военнопленного, играющего на такой самодельной «балалайке-баночке». И этот экспонат мы хотели показать публике на выставке и рассказать, как музыка помогала и в концлагерях, и на фронте. Как музыка спасала людей.

А в 1965 году, к 20-летию Победы, в журнале «Кругозор» — в нем была вставка с музыкальными пластинками — была запись сочинения. Исполнено оно как раз на этом инструменте — «балалайке-баночке». У нас в фонде хранится такая пластинка.

— Какие еще самодельные инструменты делали на фронте?

— Прецедент с «балалайкой-баночкой», видимо, был уникальным. Чаще всего музыканты брали с собой на фронт свои инструменты, на которых играли: гитары, балалайки, домры, гармошки, трубы, даже скрипки. И играли для бойцов в минуты отдыха, и часто они объединялись во фронтовые ансамбли. В действующей армии очень приветствовалось создание таких самодеятельных коллективов.

В нашем музее сохранилось много фотографий солдатских ансамблей — и полковых, и дивизионных. Музыканты выступали перед своими бойцами или ездили с концертами в соседние подразделения. Таким образом они поддерживали боевой дух в армии. Для всех это была отдушина на войне, в их повседневной боевой работе.

— А гитара Леонида Утесова тоже сохранилась?

— Утёсов — известная всем личность, известный артист. Музыканты его помнят и как человека, который организовал свой джаз-оркестр. Сначала это был «Теа-джаз», потом уже Государственный оркестр Утёсова.

С музыкой он был связан еще с юности: играл на гитаре в бродячих оркестрах еще до революции, участвовал в передвижных цирках — выступал в качестве гимнаста и музыкального эксцентрика, рыжего клоуна. Это было в ранние годы, когда он еще жил в Одессе. В 1911 году Утесова даже пригласили сыграть в миниатюре «У разбитого зеркала» Ефима Скавронского. Тогда появился его псевдоним Утесов. Позже он уже выступал в разных театрах. А в 1917-м после революции приехал в Москву. Какое-то время играл в саду «Эрмитаж», где также выступали многие молодые эстрадные артисты. В 1918–1919 годах он становится полноценным артистом эстрады.

— А в какие годы он играл именно на этой гитаре?

— Известно, что Утесов стал играть на гитаре еще в 1910 году, когда выступал в оркестре бродячих музыкантов. Но каким путем эта гитара попала к Утесову — неизвестно. Думаю, она оказалась у него уже семиструнной.

Сама гитара — интересный экземпляр. Она была сделана, видимо, из частей разбитой старой гитары-шестиструнки. Гитара украшена изящным растительным орнаментом из черного дерева, инкрустациями. Очень эффектная розетка и медальон из кости вокруг центральной части. Этот инструмент мог быть произведением даже венецианского автора первой половины XVII века Маттео Селлас, так как есть аналогичные работы этого мастера в музее «Метрополитен» в Нью-Йорке.

Но старинная гитара не сохранилась полностью — только ее отдельные части, из которых мастер В.Климов сделал семиструнную гитару. Когда эта гитара попала к мастеру Климову и когда он передал ее Утёсову — неизвестно. Но ясно одно: гитара как бы получила второе рождение.

В музее сохранилась небольшая фотография, на которой Утесов запечатлен с этим инструментом на природе с компанией слушателей.

— Я видела среди экспонатов вашего музея благодарственную телеграмму Сталина музыкантам...

— Мы хотели показать, как власти поощряли поддержку армии. В период войны все работники искусств, в том числе композиторы, музыканты, поддерживали армию как могли. Выступали с концертами на разных фронтах. Все наши исполнители — и классической музыки, и эстрадной — участвовали во фронтовых бригадах. Ездили по фронтам, по тыловым госпиталям и предприятиям. Выступали и джазовые коллективы, тот же джаз Утёсова.

При Центральном доме культуры железнодорожников проводились встречи с бойцами и командирами, кинопоказы, камерные концерты. Там выступали многие наши известные артисты. При этом в ДК был джаз-оркестр, которым руководил Дмитрий Покрасс. Его музыканты постоянно ездили с концертами на фронт, выступали в Москве и других городах.

Тогда многие известные деятели искусства перечисляли часть заработанных за выступления средств на постройку танков, самолетов, бронепоездов. Джаз-оркестр Дмитрия Покрасса собрал на постройку бронепоезда 105 тысяч рублей. Это была очень большая сумма по тем временам. За свою деятельность эстрадный джаз-оркестр и получил телеграмму от Сталина 1 апреля 1943 года: «Прошу передать сотрудникам джаз-оркестра Центрального дома культуры железнодорожников, собравшим 105 тысяч рублей на постройку бронепоезда имени ЦДК, мой братский привет и благодарность Красной армии. И.Сталин».

— Известно, что в годы войны в тылу и на фронте была очень популярна Лидия Русланова. Есть экспонаты, связанные с ней?

— В Музее музыки хранятся пять саратовских гармоник. Одна из них была приобретена в конце 1950-х. Эта гармоника принадлежала гармонисту Степану Максакову — аккомпаниатору известной певицы Лидии Руслановой.

В свое время для выступлений Лидия Русланова заказала у мастера Николая Геннадьевича Карелина семь саратовских гармоник. Лидия Русланова была сама родом из Саратова, и тембр саратовских гармоник был ей очень близок.

Гармоники были сделаны в разных тональностях. Эта разновидность русской гармоники отличается наличием двух колокольчиков из латуни или бронзы в верхней части инструмента, по которому ударяют крошечные металлические колокольчики. Инструмент украшен художественной резьбой, бархатом, кожей, мельхиором и накладками. Красивый инструмент в нашу коллекцию передала в 1950-е годы дочь Максакова Елена Гладкова.

Когда началась война, Русланова уже была известной эстрадной исполнительницей русских народных песен. С июля 1941 года и до конца войны она выступала перед солдатами в составе фронтовой бригады, пела в концертах русские народные песни. Уже 2 мая 1945 года в Берлине, у здания поверженного Рейхстага, Лидия Русланова выступила для победителей со своими песнями.

Сохранились фотографий, на которых изображена Лидия Русланова и ее гармонист Максаков на фронте и в тыловых концертах.

— В фотолетопись Великой Отечественной войны вошло и такое фото — автор Героической симфонии, композитор Дмитрий Шостакович в каске на крыше...

— С сентября 1941 года Ленинград оказался в блокаде. Все жители города, вне зависимости от того, кем они были, участвовали в обороне города. Работал каждый на оборону, помогали кто чем мог. В то время часть преподавателей Ленинградской консерватории была уже эвакуирована в Ташкент, но многие остались в блокадном городе. В том числе и часть профессоров, среди которых был и Дмитрий Шостакович. Они считали, что нужно, чтобы студенты продолжали учиться, чтобы город жил прежней жизнью.

Когда уже не было электричества и начались морозы, многие профессора жили в самом здании консерватории, потому что им было трудно добираться до дома. Многие участвовали в противопожарной обороне. Дмитрий Шостакович, как и другие сотрудники, дежурил на крыше Ленинградской консерватории, тушил зажигательные бомбы, которые сбрасывали немецкие самолеты.

Существуют известные фотографии, напечатанные и в ленинградских, и в московских газетах, на которых Шостакович изображен в каске и в противопожарном костюме на крыше консерватории. Есть такая же фотография с профессором и пианистом Софроницким, который также заснят на крыше консерватории в каске как участник противопожарной обороны.

Сам Шостакович писал в своих воспоминаниях, что у них были определенные дежурства: какое-то время он должен был вместе с другими дежурить на крыше. После дежурства он возвращался к себе в комнату, где жил и работал, и продолжал писать симфонию. Известно, что в то время он очень активно писал Седьмую симфонию. Работал над первой частью, закончил ее, и работал над второй, а потом — над третьей. До отъезда в эвакуацию он закончил три части симфонии. Начал писать 19 июля 1941 года, и к октябрю большая часть работы была выполнена. Это, конечно, была интенсивнейшая работа, и он всего себя отдавал ей.

В блокаду все композиторы и музыканты старались внести свой вклад в Победу. Композиторы и поэты-песенники создавали песни-воззвания, произведения, поднимающие народ на борьбу. Тот же Шостакович написал несколько песен в то время. В июле—августе 1941 года, параллельно с работой над симфонией, он писал эти песни. Некоторые из них были напечатаны и исполнялись.

— В числе экспонатов — продуктовая карточка ленинградца в июле 1941 года. Норма 400 граммов хлеба в день, мясо и мясопродукты — 600 граммов в месяц.

— Эти карточки на питание хранятся в фонде Александра Борисовича Гольденвейзера. Это документальное свидетельство того, в каком тяжелом положении оказались горожане.

В экспозиции также фотокопия пропуска Лидии Вырлан на право прохода и проезда после сигнала «Воздушная тревога». Она была камерной певицей. Блокада застала ее в Ленинграде, она никуда не уехала и принимала участие в концертах. Для перемещения во время комендантского часа после концертов ей был выдан такой пропуск.

— Какие песни были популярны в то время?

— Во-первых, как я уже рассказала, в начале войны появилось очень много песен-воззваний, произведений маршевого характера, песен о смелости, подвигах, героизме. Позднее в песнях появилась лирическая волна. Потому что на фронте всем хотелось какого-то душевного тепла, чего-то родного, что могло как-то связывать с домом, с близкими, родными людьми.

Интересна история песни «Жди меня». Константин Симонов на фронте вместе с нашими войсками попал в полуокружение недалеко от Москвы. Чудом им удалось выйти оттуда. Когда он приехал в Москву, написал письмо жене в стихах. Прочитал это письмо одному из своих знакомых. Стихи стали переписывать, передавать друг другу. А потом они появились в газете.

Многие композиторы откликнулись на эти стихи, написали свои варианты песен. На эти стихи была написана даже кантата композитора Варвары Гайгеровой. Одна из частей кантаты озаглавлена «Жди меня».

Но самым интересным и ярким вариантом была песня «Жди меня», написанная композитором Матвеем Блантером. Песня получила всенародную известность, ее записали на пластинку и исполняли.

Это стихотворение прозвучало в одноименном кинофильме с музыкой композитора Николая Крюкова. Уже после войны стихи Симонова использовал Кирилл Молчанов в опере «А зори здесь тихие»... Там героиня поет романс с этими стихами. Мне известно 19 композиторов, которые пробовали свои силы, писали музыку на стихотворение Константина Симонова. Его строки действительно очень жизненные, говорящие о самом дорогом для человека. Поэтому и получили такую популярность.

— «А Катюша»?

— Естественно, «Катюша» Блантера была очень популярна. Написана она была еще до войны, но в войну получила колоссальную известность именно своей простотой, лиричностью, теплотой.

У истории создания лирической песни «В землянке» Константина Листова — тоже необычный сюжет. Когда Алексей Сурков написал это стихотворение осенью 1941 года, он не хотел его печатать, думал, просто кому-то прочитал. И оно зацепило людей своей искренностью. Потом его все же напечатали в газете.

Автор песни «В землянке» Константин Листов, как и другие композиторы, ездил в командировки на разные фронты. Бывал на Южном фронте, в Крыму, на Северном флоте: и в Севастополе, и на Баренцевом море — везде старался найти ту музыкальную струну и те слова, которые нужны бойцам. Писал для них песни, исполнял под аккордеон.

В своих поездках по фронтам многие композиторы, конечно, не могли найти ни рояля, ни пианино. Так, Константин Листов, например, переучился и стал играть на аккордеоне. С этим аккордеоном он выступал, исполняя свои песни.

Стихи его будущей песни «В землянке» ему как-то показали в редакции газеты. Буквально через неделю он снова пришел в редакцию и спел эту песню сотрудникам. Она сразу понравилась, разлетелась, ее стали петь, передавать. Записали пластинку. Пела ее и Лидия Русланова.

При этом цензуре не очень понравились слова «до смерти четыре шага». Почему так пессимистично настроены? В итоге запретили тиражировать эту пластинку и исполнять ее по радио. И только через два года, уже где-то в 1944 году, запрет сняли, потому что так или иначе ее пели все. И переписывали, передавали ее от одних к другим. На фронте ее очень полюбили и пели, потому что она действительно была задушевной — и мелодия, и текст, а этого домашнего тепла как раз на фронте тогда очень не хватало.

Было еще много других известных песен. Помните:

«Споемте, друзья, ведь завтра в поход

Уйдем в предрассветный туман.

Споем веселей, пусть нам подпоет

Седой боевой капитан».

И припев:

«Прощай, любимый город,

Уходим завтра в море.

И ранней порой

Мелькнет за кормой

Знакомый платок голубой».

Эту песню, ставшую символом в военное время, написал Соловьев-Седой. Он был в Ленинграде, когда кольцо блокады еще не сомкнулось, и многие, в том числе композиторы и поэты, работали в порту, помогали в разгрузке судов. Соловьев-Седой вместе с поэтом Чуркиным сидели вечером на пристани после работы и услышали, как кто-то на одном из кораблей поет какую-то задушевную песню под баян. Это им запомнилось.

— Что именно?

— Сама идея, что моряки поют, готовясь к походу, уходят в море, и неизвестно, как сложится их судьба, что с ними завтра будет. Чуркин написал быстро стихи, и буквально через несколько дней Соловьев-Седов написал эту ставшую знаменитой песню.

Анатолий Новиков, например, написал песню «Эх, дороги...». Она не в самом начале войны была написана, но тоже стала очень популярной. Эти песни помнят и поют до сих пор, ценят их за лирическую задушевность и за то, что они рассказывают о каких-то человеческих чувствах.

— Скажите, а из зоны СВО к вам в Музей попадают какие-то музыкальные инструменты или тексты песен?

— Я знаю, что сейчас пишут много песен на СВО, но в фонды музея пока не отдают. У нас на выставке был небольшой раздел, посвященный этой теме. Там были показаны песни современного композитора Андрея Батурина. В частности, он написал «Гимн Мариуполя». Еще там много разных других песен, сами ноты и записи. Я надеюсь, что скоро в музее появятся новые материалы о нашем времени. И мы сможем в 2026 году провести выставку.