Великое унижение Фридриха Великого

12 августа (н.с.) 1759 года в сражении у Кунерсдорфа русской армией при содействии австрийского корпуса было разгромлено прусское войско под командованием великого полководца короля Фридриха II. «Армейский стандарт» рассказывает о том знаменательном сражении.

Бранденбург и Пруссия

В истории различных государств и народов были поистине яркие личности, поднимавшие свой народ и страну сразу на несколько ступеней вверх по лестнице, ведущей к славе, признанию и авторитету во всем мире. Таким человеком был наш Петр Великий, таким был и король Пруссии Фридрих II.

В наследство от отца Фридриху досталось очень крепкое, но второразрядное по европейским меркам государство. Курфюршество Бранденбургское лишь в 1701 году, благодаря присоединению к нему Восточной Пруссии, получило право считаться королевством. Оно занимало небольшую территорию, было небогато и немноголюдно.

Нельзя сказать, что дед и отец Фридриха довольствовались тем, что имели, но в своих мечтаниях и планах дальше присоединения небольших соседних областей они не шли. Гегемоном Германской империи давно и незыблемо являлась Австрия, а Пруссия играла в оркестре многочисленных немецких государств партию не более важную, чем Бавария или Саксония. И только при Фридрихе II Прусское королевство добыло себе место в компании первостепенных держав Европы.

Конечно же, в таком возвышении имел место и немалый элемент везения, которому историки дадут впоследствии имя «чудо Бранденбургского дома». Но ведь известно, что везет (или не везет) только тому, кто играет. А Фридрих оказался игроком азартным, настолько азартным, что чуть было не погубил и себя, и свою страну в столкновении с сильнейшими державами континента. Но обо всем по порядку…

Фридрих Великий и… циничный

В детстве и юности Фридриха окружали выходцы из Франции, считавшейся тогда европейским центром наук, искусств, моды, изящной словесности и утонченного вкуса. Французский на протяжении всей жизни был основным языком Фридриха. На нем он предпочитал говорить и писать, в то время как на немецком не написал ни одной государственной или личной бумаги!

Кроме немецкого и французского прусский король владел еще английским, испанским, португальским, итальянским языками, мог читать по-гречески, на латыни и древнегреческом. Увлечением его была игра на флейте.

Решив, что славы можно добиться только на двух поприщах, военном и литературном, он в 20 лет написал трактат «Анти-Макиавелли», отредактированный и в виде книги изданный самим Вольтером, с которым принц был дружен. Но славы это произведение Фридриху не принесло. Критика циничных идей великого итальянца не сильно заинтересовала современников.

Увлечение сына философией и модными в то время либеральными идеями вовсе не вызывало восторга у отца, «короля-солдафона» Фридриха-Вильгельма I. Он не раз палкой разгонял собиравшихся в покоях Фридриха молодых людей и устраивал жесткие взбучки сыну. А когда принц пытался бежать за границу, король потребовал, чтобы суд приговорил сына к смертной казни, так как он являлся офицером прусской армии и, следовательно, хотел дезертировать! Только заступничество подданных и других монархов Европы смягчило гнев Фридриха-Вильгельма, удовлетворившегося годом тюремного заключения для непокорного сына.

Но, заняв отцовский престол (1740), Фридрих сразу же отбросил в сторону все свои либеральные идеи. «Конец этим глупостям», — таков был ответ друзьям, рискнувшим напомнить ему о разговорах про свободу и гуманизм.

Цинизм, который когда-то претил ему в рассуждениях Никколо Макиавелли, теперь стал движущей силой его политики!

Он позволял подданным писать на себя пасквили, даже судиться с ним, но не подвергать сомнению его решения и абсолютную власть.

Увидев как-то толпу, читающую сатиру на него, Фридрих распорядился перевесить бумагу, висевшую высоко на стене, пониже, чтобы читать было удобнее. Свите своей, удивленной таким приказом, он пояснил: «Мой народ и я сошлись на том, что народ может говорить все, что взбредет ему на ум, а я могу делать все, что мне нравится».

При этом Фридрих вел скромный до аскетизма образ жизни, четко разделял свои личные доходы и доходы государства и не терпел казнокрадства. Через несколько лет после окончания Семилетней войны он в своем завещании напишет: «На государственные доходы я смотрел как на святыню, коснуться которой не смеет ни одна нечестивая рука».

Доходы эти, впрочем, почти все уходили на нужды прусской армии (в первую половину царствования; во вторую Фридрих, видимо, опасаясь злоупотребить благосклонностью Фортуны, «заболел войнобоязнью»). Именно в сильной армии видел он главный инструмент своей внешней политики.

«Нравится ли тебе какая-то страна — так захвати ее, если имеешь для этого средства. Потом всегда найдешь какого-нибудь историка, который докажет справедливость твоей битвы, и юриста, обоснующего твои требования», — цинично поучал он современников.

Проба сил

Получив в наследство от отца крепкое государство с дисциплинированными подданными и вымуштрованной армией, он решил попытать счастья на стезе полководца. Благо случай представился сразу же.

Почти одновременно с Фридрихом на престол взошла Мария-Тереза, дочь не оставившего наследников мужского пола австрийского императора. Так как наследование императорской короны по женской линии не соответствовало традициям Германской империи, почивший император еще перед смертью подписал «Прагматическую санкцию», оправдывающую такой шаг. Немецкие монархи, в том числе и отец Фридриха, одобрили «санкцию», а великие державы Европы гарантировали территориальную целостность Австрийской империи.

Фридрих, однако, решил не миндальничать и аннексировал Силезию, права на которую оспаривались у Австрии его предками. При этом Марии-Терезе он написал любезное письмо с «просьбой» Силезию ему уступить взамен на его обязательство «защищать слабую женщину» от ее врагов. Разгневанная цинизмом «благодетеля», молодая императрица начала против него войну.

Одной войной дело не ограничилось. Но Фридрих сумел выиграть и первую (1740–1742) и вторую (1744–1745) Силезские войны. Причем во второй на стороне Австрии выступили также Саксония и Сардинское королевство. Так молодой еще тогда прусский король громко заявил о себе на всю Европу и, что более важно, приобрел густонаселенную и богатую область.

Косая атака

В Силезских войнах Фридрих не только набрался боевого опыта, но и нашел способ побеждать более многочисленные армии противников. Дисциплина и вышколенность прусских солдат позволили ему применить в условиях XVIII века принцип, впервые открытый еще в эпоху Древней Греции знаменитым фиванцем Эпаминондом.

Речь идет о достижении численного превосходства на направлении главного удара. Ослабляя центр и один из флангов, прусский король усиливал другой фланг настолько, что там собиралась порой большая часть его войска. Такая тактика требовала безупречного исполнения, основанного на выучке солдат и офицеров, иначе она была бы слишком рискованной против искушенного и не замершего в пассивном созерцании противника.

Основным боевым строем тех лет был линейный, позволявший вести огонь по противнику из максимально возможного числа стволов. Поэтому Фридрих не выстраивал на одном фланге колонну, как это сделал в знаменитой битве при Левктрах Эпаминонд. Он стремился охватить фланг неприятеля быстро переброшенными вторыми линиями центра и другого фланга. Атака при этом велась под углом к фронту противника, что увеличивало эффективность огня. В то же время эффективность огня обороняющихся падала. Так родилось тактическое новшество, получившее название «косая атака».

При переброске батальонов второй линии на один фланг они должны были перемещаться быстро и не нарушать плотного строя, что заставило вспомнить забытую еще со времен Древнего Рима ходьбу в ногу. Поэтому солдат в армии Фридриха муштровали шагистикой не для парадов, а для боя.

В то время другие армии Европы уступали прусской дисциплиной и выучкой шагать в ногу. Это не позволяло их генералам копировать тактику пруссаков. Благодаря вымуштрованности солдат Фридрих одержал ряд громких побед, и его армия стала считаться лучшей в Европе.

Но все же прусская система не была идеальной. Рядовые солдаты, сержанты и офицеры превращались в безынициативные «винтики» машины, управляемой королем и генералами.

Без приказа капрала солдат не смел ничего предпринимать. Капрал, в свою очередь, тоже ждал приказа вышестоящего командира, даже если ситуация сама диктовала ему, что надо делать.

В ожесточенных сражениях, свалках, когда боевые порядки оказывались нарушены, а младших командиров уже повыбивало огнем и штыками противников, солдаты терялись, привыкнув каждый шаг делать строго по команде. Забегая вперед, заметим, что все эти слабости кунерсдорфский разгром наглядно продемонстрировал.

Союз трех дам

Австрийская императрица Мария-Тереза чувствовала себя обманутой и оскорбленной. В общем-то, не злая по своей натуре, эта блестяще образованная, статная, красивая и умная женщина затаила на Фридриха глубокую обиду. А он к тому же давал ей и другим европейским монархам все новые и новые поводы для того, чтобы его ненавидеть. Фридрих писал на них едкие эпиграммы и злые сатиры. А так как теперь он был в центре европейского внимания, то содержание всех этих пасквилей быстро становилось известным их главным героям и героиням.

Особенно доставалось женщинам. Его злые насмешки зачастую переходили грань всех приличий, что выводило их из себя, а все самые могущественные державы Европы управлялись в те годы женщинами. В России царствовала Елизавета Петровна, ненавидевшая Фридриха. Мария-Тереза горела жаждой мщения за вероломство и за все те же эпиграммы и сатиры. А во Франции вопросы войны и мира решала маркиза де Помпадур, фаворитка Людовика XV, тоже отнюдь не питавшая симпатий к прусскому королю, ибо он писал о ней в выражениях, «способных вложить нож в руку уличной торговке».

И вот Мария-Тереза, представительница одной из самых знатных фамилий Европы, пишет любезное письмо маркизе де Помпадур, выскочке и дочери мясника! Гордыня и спесь были отброшены ради мщения. Внимание столь высокородной особы так польстило француженке, что она смогла заставить Людовика вступить в союз с Австрией, давним принципиальным соперником Франции в европейских делах! А Елизавету уговаривать и не надо было.

Против Пруссии сложилась коалиции из трех сильнейших государств Европы и еще Саксонии, Швеции и Испании. На стороне Фридриха кроме нескольких маленьких немецких государств выступили Португалия и Англия. Последняя, впрочем, как обычно, стремилась загребать жар чужими руками. Фридриху англичане платили деньги, чтобы он сражался в Европе, а они решали свои вопросы в Северной Америке, выдавливая оттуда Францию.

Не «орда дикарей»

Вооруженные силы Пруссии в 1757 году насчитывали 200 тысяч солдат и офицеров. Для такой небольшой страны это было непропорционально много. Россия, Австрия и Франция, даже не привлекая всех своих сил, выставили против Фридриха примерно полмиллиона пехотинцев и всадников.

Изначально прусский король считал наиболее опасным своим противником Австрию. «Русские — орда дикарей», — говорил он. Однако некоторые его генералы, успевшие до этого послужить в России, предостерегали Фридриха от такого подхода. Поначалу он им не поверил.

Против наступавшей на Восточную Пруссию русской армии фельдмаршала Степана Федоровича Апраксина он отправил корпус фельдмаршала Иоганна фон Левальда. Под Гросс-Егесдорфом Левальд атаковал русских. Несмотря на то что силы пруссаков вдвое уступали численностью нашим (28 тысяч против 55 тысяч), они едва не одержали победу. Неожиданно атаковав армию Апраксина на марше, пруссаки развернулись в линию, в то время как наши были скучены.

Благодаря этому корпус Левальда получил преимущество в огневой мощи. Русские сражались стойко и мужественно, но несли большие потери от огня пруссаков. Решил исход сражения Петр Александрович Румянцев, вовремя продравшийся на звуки выстрелов через лесную чащу со своей бригадой и ударивший во фланг противнику. Пруссаки были опрокинуты и обратились в бегство.

Гросс-Егерсдорфская битва, состоявшаяся в самом начале войны (30 августа 1757 года), показала стойкость русского солдата, но Фридриха ни в чем не переубедила. Он списал поражение на численный перевес нашего войска.

Переменить отношение к русской армии его заставила битва при Цорндорфе (25 августа 1758 года). Лично командуя 33-тысячной армией, он атаковал русское войско под командованием Виллима Виллимовича Фермора (45,5 тыс. человек). Хотя Фермор действовал крайне пассивно и позволил пруссакам обойти позиции русской армии с фланга и даже с тыла, многочисленные атаки противника не принесли ему никакого результата, кроме страшных потерь.

Сражение отличалось крайней степенью жестокости. Потери с обеих сторон были огромны. На Фридриха, лишившегося трети войска, «свирепость русских» произвела тяжелое впечатление. В среде прусских военных даже возникла горькая шутка, что «русского солдата мало застрелить два раза, его надо после этого еще и свалить». Хотя самому Фридриху эту фразу приписывают ошибочно, но совершенно достоверно то, что после Цорндорфа он перестал считать самым опасным врагом австрийцев. Теперь он осознал, что русские гораздо страшнее их.

Кунерсдорфский разгром

В кампанию 1759 года командовать главной русской армией был назначен Петр Семенович Салтыков. «Старичок седенький, маленький, простенький, без всяких дальних украшений и без всех пышностей, ходил он и не имел за собою более двух или трех человек. Привыкнувшим к пышностям и великолепиям в командирах, чудно нам сие и удивительно казалось, и мы не понимали, как такому простенькому старичку можно было быть главным командиром толь великой армии, и предводительствовать ею против такого короля, который удивлял всю Европу своим мужеством, храбростию, проворством и знанием военного искусства», — так описал мемуарист Андрей Тимофеевич Болотов нового командующего.

Но Салтыков был вовсе не прост. Он начал служить еще при Петре Великом, потом воевал под командованием Бурхарда Кристофа Миниха и имел в теории и практике военного дела довольно обширные познания. На его стороне был также немалый опыт, и, в отличие от предыдущих командующих, он старался быть последовательным в действиях.

23 июля 1759 года он нанес сокрушительное поражение прусской армии генерала Карла Генриха фон Веделя, которому Фридрих поручил атаковать русских, пока сам он займется австрийцами. Русская армия и в этот раз имела почти двукратное численное превосходство над пруссаками (52,3 тыс. человек против 27,4 тыс.), но то, как Салтыков действовал и как убедительно одержал победу, должно было заставить Фридриха насторожиться. Но нет!

Чем больше проходило времени после Цорндорфа, тем все более прусский король верил собственной лжи, уверяя всех и себя, что одержал там победу. И в этот раз он посчитал причинами разгрома перевес русских в численности и неумение своего генерала одерживать победы. Теперь он решил взяться за дело сам.

Рано утром 12 августа 1759 года прусская армия навела мосты через Одер и переправилась через реку недалеко от города Франкфурт-на-Одере. В это время русская армия заняла позиции на трех господствующих высотах возле деревни Кунерсдорф. В планах Салтыкова было укрепить их и оборонять до тех пор, пока войско Фридриха не выдохнется в атаках, а потом попытаться контратаковать. Но укрепить позиции не успели.

Армия прусского короля насчитывала 48 тыс. человек (35 тыс. пехоты и 13 тыс. конницы) при 200 пушках. Армия Салтыкова — 41 тыс. человек (в том числе 33 тыс. регулярной пехоты и конницы и 8 тыс. казаков и калмыков), тоже при 200 орудиях. Но пруссаки не получили перевеса в численности: незадолго перед сражением русское войско соединилось с австрийским корпусом Эрнста Гедеона фон Лаудона (18,5 тыс. конных и пеших при 48 пушках).

Фридрих начал свою знаменитую «косую атаку» против левого фланга армии союзников. Считавшаяся лучшей в Европе кавалерия Фридриха-Вильгельма фон Зейдлица легко опрокинула и обратила в бегство австрийскую конницу, а пехота овладела высотой, захватив множество пушек и пленных.

Видя результат атаки, Фридрих решил, что сражение выиграно. Никто ведь не может всерьез рассчитывать выстоять без одного фланга. Но он ошибся! Центр русской позиции, которым командовал Румянцев, одновременно стал и флангом. Пруссаки пытались атаковать его, построившись в колонну, с тем чтобы «со всею силою сквозь армию Вашего Величества до самой реки продраться», как писал в реляции императрице после сражения Салтыков. Однако тут нашла коса на камень!

Лишившись своего главного преимущества — способности вести залповый огонь на широком фронте, пруссаки в штыковом бою встретили яростный отпор русских солдат. Наступление с фланга провалилось. Ничего не давали и многократно повторявшиеся фронтальные атаки пехоты, и стремительные удары конницы Зейдлица. Русские стояли непоколебимой стеной!

Ближе к вечеру боевые порядки пруссаков совершенно расстроились, а это привело к тому, что солдаты вышли из-под жесткого контроля командиров. И тут ярко проявился недостаток прусской системы, не дававшей солдату права на принятие каких-либо решений. В рядах врага воцарилась растерянность, сменившаяся вскоре страхом и паникой.

Русские же солдаты, несмотря на изнеможение от многочасового боя, и без выбывших из строя командиров бросались в контратаки. Видя это, Салтыков приказал спускаться с высот и строиться для наступления. Русские шеренги с барабанным боем и развернутыми знаменами устремились на врага, время от времени давая залпы из ружей. Первая линия пруссаков не выдержала психологического напряжения и обратилась в бегство.

Фридрих бросился к бегущим со словами: «Стойте, негодяи! Вы что же, собираетесь жить вечно?! Назад! Ваш король сам поведет вас в атаку!»

На какое-то время это помогло. Вновь завязалась рукопашная схватка. Но в этот решающий момент Салтыков бросил в бой находившуюся все это время в резерве большую часть корпуса Лаудона. Фланговый удар австрийцев стал решающим. Он окончательно деморализовал пруссаков. Они обратились в беспорядочное бегство, и никакие призывы короля больше на солдат не действовали.

Напрасно Фридрих искал себе смерть, стоя за воткнутой в землю шпагой на пригорке. Лошадь под ним была убита, но самого короля пули щадили. Один из прусских офицеров вывел монарха из оцепенения, предоставив ему коня и уговорив тоже спасаться бегством.

Прусская армия, претендовавшая на право считаться лучшей в Европе, была разгромлена наголову. После сражения под ружьем у Фридриха осталось не более 3000 солдат. Остальные оставшиеся в живых, будучи предоставлены сами себе, разбежались. «Все бежит, — писал Фридрих на следующий после битвы день, — и у меня нет больше власти над войском. Жестокое несчастье, я его не переживу. Последствия битвы будут хуже, чем сама битва: у меня нет больше никаких средств, и, сказать правду, считаю все потерянным».

«Чудо Бранденбургского дома»

Победа при Кунерсдорфе открыла путь союзникам на Берлин. Но напрасно Фридрих боялся, что последствия битвы будут хуже, чем ее результат. Вместо того чтобы добить разгромленного врага, австрийцы стали настаивать на продолжении отвоевания Силезии. Салтыкову пришлось с ними согласиться.

В Берлине такое решение противников посчитали несказанной удачей. Это дало повод для мистических толкований случившегося, породивших легенду о «чуде Бранденбургского дома». Действительно, спасение пришло будто бы из-за какого-то непонятного затмения в головах австрийского командования.

В дальнейшем Фридриху повезет еще больше. От неминуемого поражения в войне его спасут смерть Елизаветы Петровны и восшествие на русский трон ярого почитателя прусского короля — Петра III, племянника Елизаветы и внука одновременно Петра I и Карла XII. После свержения Петра III Екатерина II, узурпировавшая власть в России, подтвердит мир с прусским королевством и даже вернет Фридриху Восточную Пруссию, за несколько лет до этого уже присягнувшую на верность императрице Елизавете.

Впрочем, эти события не имеют прямого отношения к нашей великой победе под Кунерсдорфом. Она показала всей Европе, что русская армия не случайно разгромила шведов, тоже считавшихся некогда лучшими в Европе воинами.

Уже после окончания Семилетней войны Фридрих II засылал в Россию своих эмиссаров для скупки у ветеранов Кунерсдорфского сражения медалей с надписью «Победителю над пруссаками». Так он пытался стереть у будущих поколений память о грандиозном унижении прусского оружия.

Но мы, русские, помним и будем помнить Кунерсдорф как одну из наиболее славных побед нашей армии в XVIII столетии!