Творец Чесменского триумфа

310 лет назад, 29 января (по новому стилю) 1713 года родился Григорий Андреевич Спиридов, адмирал русского флота. Широкому кругу читателей он гораздо менее известен, нежели Федор Ушаков или Павел Нахимов. Но величайшая на все времена победа России на море была одержана именно Спиридовым, хотя почетное звание «Чесменский» получил за нее Алексей Орлов, младший брат фаворита императрицы Екатерины II. «Армейский стандарт», не умаляя роли Орлова и не принижая заслуги других наших славных адмиралов, воздает сегодня дань уважения творцу первого грандиозного триумфа российского военно-морского флота.

Моряк по зову сердца

Будущий адмирал появился на свет в семье дворянина Андрея Спиридова, служившего в ту пору комендантом приморской крепости Выборг. Ее Петр Великий отвоевал у шведов за три года до рождения Григория. Море с раннего детства ежедневно представало перед его взором, поэтому вовсе не удивительно, что, не достигнув даже отроческого возраста, Гриша Спиридов решил связать с ним свою судьбу.

Десятилетним мальчишкой он поступил на флот вольноопределяющимся, пять лет ежегодно ходил в плавания, а затем был зачислен на флот в качестве гардемарина и отправлен служить в Астрахань, главную базу Каспийской флотилии. Несмотря на юный возраст, Спиридов был уже довольно опытным моряком и потому почти сразу получил в командование гекбот — трехмачтовое парусное грузовое судно.

Прослужив на Каспии почти 5 лет, Спиридов был переведен в Кронштадт с досрочным присвоением ему звания мичмана. Еще через 5 лет, в 1737 году, получил назначение в Азовскую флотилию. Вскоре ее командующий — вице-адмирал Петр Бредаль, приметив талантливого молодого офицера, назначил его на должность своего адъютанта «ранга капитанского». В то время шла война с турками, и Спиридов, находясь подле Бредаля, принял участие практически во всех морских боях той войны, дослужившись до звания лейтенанта.

В 1741 году молодого лейтенанта перевели в Архангельск. Оттуда он во главе команды «новопостроенного» корабля совершил в 1742–1743 годах переход в Кронштадт и остался на Балтике надолго. Спиридов командовал там рядом линейных кораблей и придворных яхт. Последний факт особо примечателен и о многом говорит. Заурядный моряк, не имевший к тому же при дворе влиятельных родственников, вряд ли был бы удостоен столь почетного назначения. В 1754 году Спиридову присвоили звание капитана 3-го ранга.

Болея морем, а вовсе не хозяйственной деятельностью, Григорий Андреевич с крайней неохотой и только под угрозой описи и конфискации имущества принял назначение в Казань, где возглавил заготовки корабельного леса. В 1755 году его вернули в столицу и ввели в состав комиссии по разработке регламента военно-морского флота, а в 1756 году назначили начальником Морского кадетского корпуса.

С началом Семилетней войны (1756–1763) Григорий Спиридов получил в командование линейный корабль «Святой Николай», а затем «Астрахань». В 1761 году он отличился при осаде крепости Кольберг, возглавив десантную партию из двух тысяч морских пехотинцев. Петр Румянцев лично отметил его как «честного и храброго офицера». В 1762 году Григорию Андреевичу было присвоено звание контр-адмирала с назначением командующим Ревельской эскадрой.

После войны он возглавлял Кронштадтский, затем — Ревельский порты, а к 1768 году — уже весь Балтийский флот в звании вице-адмирала. В тот год началась новая русско-турецкая война, в ходе которой наступил звездный час Спиридова. Путь к этому моменту славы был, однако, очень извилист и тернист…

Тернистый путь к победе

Османский флот к началу войны находился в упадке. Касалось это прежде всего организационных аспектов. Выучка и боевой дух команд находились на низком уровне, должности командиров больших кораблей зачастую бессовестно и цинично покупались, а из всех адмиралов единственным настоящим флотоводцем был тогда предводитель алжирских пиратов Гассан-паша. Но и русский Балтийский флот был весьма далек от высоких стандартов петровского времени.

Доблесть офицеров и матросов сомнений не вызывала, но опытных моряков среди них было очень мало. Еще хуже обстояло дело с материальной частью. Она пребывала в столь плачевном состоянии, что наскрести из состава флота эскадру для немедленной отправки ее в Средиземное море оказалось почти невыполнимой задачей. Корабли редко выходили из Балтийского моря даже в ближайшее к нему Северное, многие изрядно подгнили, течи имели место практически на всех.

Пришлось наспех конопатить щели овечьей шерстью и обшивать подводную часть слоем тонких сосновых досок. Острые на язык русские моряки сразу же придумали для эскадры издевательский эпитет «обшивная».

Когда работы были закончены, Екатерина II лично осмотрела корабли, возложила на Спиридова орден Св. Александра Невского, присвоила ему звание полного адмирала и с упованием на помощь сил небесных отправила эскадру в путь.

На беду нашим морякам, в омывавших Европу морях погода установилась ненастная, с частыми и сильными штормами. Благо, что ни один корабль не потонул, но движение парусной эскадры шло очень медленно, с частыми заходами в порты для ремонта, а значительной части кораблей и вовсе пришлось вернуться домой. В одном из писем Спиридов констатирует, что «до сего числа еще ни один час не прошел, когда бы я без прискорбности пробыл».

А императрица подгоняла! «Не допустите посрамления пред целым светом, — писала она адмиралу. — На вас и вашу эскадру смотрит вся Европа».

Григорий Андреевич делал все что мог. Борясь в том числе с высокой смертностью матросов из-за болезней, он не жалел денег на покупку для них в портах свежего мяса и зелени. Ремонт корпусов кораблей, рангоута и такелажа производился с максимальной поспешностью, а требовавшие длительного ремонта корабли не ждали, предписывая их командирам по возможности быстро догонять ушедшую вперед эскадру.

Вслед за Спиридовым была отправлена эскадра кораблей, вернувшихся из-за поломок на Балтику на начальном этапе похода. Возглавил это подкрепление принятый на русскую службу англичанин Джон Эльфинстон. Екатерина сразу и «сверх комплекта» присвоила ему звание контр-адмирала, что добавило британцу необоснованных амбиций. После прибытия в Средиземное море и соединения с эскадрой Спиридова англичанин заявил, что является командующим отдельной эскадрой и не обязан подчиняться русскому адмиралу.

Чтобы прекратить разлад, генерал-аншеф Алексей Орлов, осуществлявший общее руководство «Архипелагской экспедицией», принял непосредственно на себя и командование военно-морскими силами. Но когда объединенная эскадра столкнулась с турецким флотом, он немного растерялся. И это было немудрено. Турецкий флот вдвое превосходил все наши силы номинальной боевой мощью!

Против девяти русских линейных кораблей и трех фрегатов османы собрали все, что у них было, — все свои 16 линейных кораблей и 6 самых больших фрегатов. Во вспомогательных малых судах их перевес был еще более велик. Они стали на якоря в две линии в Хиосском проливе.

До Ушакова и Нельсона

Алексей Орлов, младший из двух братьев-фаворитов Екатерины, отнюдь не относился к числу людей робкого десятка, но в военно-морском деле он был полным дилетантом. Поэтому, проявив благоразумие, фактически передал командование Спиридову, разработавшему план сражения.

План этот имел главной мыслью немедленную и решительную атаку врага. Его особенностью стал маневр сближения с противником кильватерной колонной, перпендикулярно вражескому строю. Такое построение шло вразрез с господствовавшими тогда воззрениями на морскую тактику, но позднее Федор Ушаков при острове Фидониси и Горацио Нельсон при Трафальгаре действовали точно так же.

5 июля 1770 года русская эскадра, не открывая с дальней дистанции огня, сблизилась с противником на расстояние в 50–70 метров и только после этого обрушила на турок град ядер. В ходе сражения флагманский корабль Спиридова «Святой Евстафий» лишился из-за вражеской стрельбы почти всего такелажа, и его отнесло прямо на горящий флагман Гассан-паши «Реал Мустафу».

Спиридов успел покинуть «Евстафий» до взрывов, разметавших на обломки оба сцепившихся в абордажной схватке флагманских корабля. Эльфинстон пытался позднее выставить за это русского адмирала в неприглядном свете, однако действовал Спиридов в строжайшем соответствии с военно-морским уставом. Ему надо было продолжать руководить сражением всей остальной эскадры! Так же, кстати, поступил и Гассан-паша, известный своей неистовой храбростью в боях. Так что упреки в отношении Спиридова абсолютно неуместны.

Деморализованные гибелью своего флагманского корабля и, в еще большей степени, яростным напором русских, османы бежали в Чесменскую бухту под защиту береговых батарей. Для такой армады акватория бухты была тесной, и это не укрылось от внимания Спиридова, пророчески заметившего после отступления турок: «Сие убежище их будет и гроб их».

Сбывшееся пророчество

На военном совете командование эскадрой приняло решение не допустить выхода турок из гавани и попытаться уничтожить в ней весь их флот одним ударом. План действий был разработан Григорием Спиридовым и Иваном Ганнибалом (брат деда А.С.Пушкина).

Непосредственное осуществление задуманного поручили шотландцу Самуилу Грейгу, будущему знаменитому адмиралу российского флота. Грейг возглавил отряд из несколько кораблей, которым было предписано приблизиться к входу в бухту вплотную и вести огонь зажигательными ядрами. А еще предусматривалась атака брандерами.

В них переоборудовали четыре вспомогательных судна. Оставался только вопрос укомплектования брандеров командами. Для этого нужны были отчаянные храбрецы, ведь идти на противника под его огнем на загруженных горючими материалами суденышках — дело не для слабонервных! Но на русском флоте никогда не было недостатка в смельчаках, и долго искать добровольцев не пришлось.

А командовать брандерами вызвались мичман Василий Гагарин, лейтенант Дмитрий Ильин и еще два британца на русской службе — капитан-лейтенант Томас Маккензи (будущий контр-адмирал и строитель города Севастополя) и лейтенант Роберт Дугдаль. Забегая вперед, скажем, что все они выжили и в награду за доблесть были досрочно произведены в следующие воинские звания.

В ночь на 7 июля 1770 года четыре линейных корабля и бомбардирский корабль «Гром» подошли к бухте и начали обстрел флота османов. Турецкие корабли, стоящие в первой линии, поначалу яростно отстреливались. Однако к двум часам ночи два их линейных корабля были подожжены огнем русских пушек и взорвались, осветив бухту пылающими обломками.

Спиридов, распоряжавшийся действиями эскадры с борта «Трех Иерархов», приказал прекратить огонь и дал команду брандерам идти в атаку. В гавани теперь было достаточно светло для этого!

Гагарину и Дугдалю не удалось добраться до целей: огнем противника их брандеры были потоплены. Маккензи сцепился, но с кораблем, который и так уже пылал. И только брандер Ильина поджег 84-пушечный линейный корабль, но этого оказалось вполне достаточно. Огромный парусник вскоре взлетел на воздух от мощного взрыва. Его обломки разлетелись по всей бухте, быстро превратившейся в огненный ад для турок. А русские корабли вновь открыли огонь!

К утру османского линейного флота попросту не стало. Он сгорел весь! Наши моряки смогли в качестве трофеев спасти только один 60-пушечный корабль и пять галер. Потери турок составили от 10 до 11 тысяч только убитыми. Это был невиданный разгром, оплаченный минимальными нашими потерями — не больше двух десятков погибших и четыре десятка раненых.

Сам Спиридов писал по этому поводу в донесении: «…неприятельский военный турецкий флот атаковали, разбили, разломали, сожгли, на небо пустили, потопили и в пепел обратили и оставили на том месте престрашное позорище».

После Чесмы

Через несколько месяцев после Чесмы Эльфинстон позорно посадил на мель линейный корабль «Святослав» и был с эскадры удален. Алексей Орлов убыл на время в Петербург, где его чествовали как главного героя и наградили почетной приставкой к фамилии — Чесменский. А Спиридов продолжил контролировать Эгейское море во главе победоносной русской эскадры.

По возвращении Орлова он попросился в отставку, сославшись на болезнь. Хроническое нездоровье, вызванное тяготами долгой военной службы, и впрямь имело место. Но была в шаге Спиридова и некая горечь обиды. Его очень ценили и даже наградили высшей наградой империи — орденом Св. Андрея Первозванного, однако незаслуженно отодвинули на второй план, хотя уж он-то точно знал, кто именно был подлинным творцом великого Чесменского триумфа русского флота.

Умер Григорий Андреевич Спиридов в Москве через 20 лет после Чесмы. Похоронили его в родовом имении — селе Нагорье Переславского уезда. Могила сохранилась нетронутой, и на ее плите мы до сих пор можем видеть лаконичную эпитафию: «Герой русско-турецкого морского сражения 1770 г. в Чесменской бухте».

К этим словам стоит добавить, что сражение, выигранное Спиридовым, так и осталось самой большой в истории морской победой России! И поэтому мы обязаны вечно помнить об одержавшем эту победу славном адмирале!