Жуков приказал отметить...

Похвалу Маршала Победы Георгия Жукова заслужить было очень непросто, но если он кого-то отмечал, то это говорит само за себя — человек более чем достоин. О нашем герое выдающийся полководец сказал так: «Всем известны подвиги панфиловцев, Зои Космодемьянской и других бесстрашных воинов, ставших легендарными, гордостью нашего народа. В один ряд с ними я бы поставил подвиг рядового наводчика орудия 694-го артиллерийского противотанкового полка Ефима Дыскина, уничтожившего в одном бою семь вражеских танков».

Герою Советского Союза генерал-майору медицинской службы Ефиму Анатольевичу Дыскину в январе этого года исполнилось бы 100 лет. Он ушел от нас в 2012-м. Его подвиг на фронте и последующая служба служат образцом выполнения воинского и врачебного долга.

Из студентов в зенитчики

С Ефимом Анатольевичем познакомился в конце 1980-х в Военно-медицинской академии, где он возглавлял одну из кафедр. Затем по случаю оказался у него в гостях, в небольшой петербургской квартире на Фурштатской улице. Тогда из первых уст и услышал рассказ о фронтовых буднях известного врача. Как оказалось, в самый трудный период Великой Отечественной войны, осенью 1941 года, он воевал на передовой отнюдь не в качестве военного медика. Впрочем, обо всем по порядку.

Окончив с отличием десятилетку в Брянске, Ефим Дыскин в 1940 году стал студентом Московского института истории, философии и литературы имени Н.Г.Чернышевского. Еще в школе понял, что гуманитарный профиль — это его.

Утром 22 июня 1941 года юноша отправился в библиотеку: на следующий день предстояло сдать последний переводной экзамен и перейти на второй курс. Но в половине первого в читальный зал прибежал знакомый студент и крикнул: «Началась война!»

Спустя полторы недели Дыскин вместе с товарищами стоял в очереди таких же добровольцев в Сокольническом райвоенкомате Москвы. Большинство студентов-старшекурсников вступили в ополчение, а самых молодых, Ефиму было 18, направили для обучения в различные срочно создаваемые военные школы. Это были учебные подразделения, где обучали не только азам общевойскового боя, но и сложным военно-техническим специальностям. В городке Бронницы близ Москвы Дыскину предстояло освоить специальность артиллериста-зенитчика.

Изучали материальную часть — 37-миллиметровые и 85-миллиметровые зенитные орудия, тренировались в практической стрельбе из них по воздушным и наземным целям. Долго учиться не пришлось — немцы приближались к Москве, а потому уже в сентябре красноармеец Дыскин попал в формирующийся 694-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк, на вооружении которого как раз и были те самые освоенные им зенитные орудия.

Первое наступление на Москву фашистские войска предприняли уже в конце сентября – начале октября 1941 года. В нем участвовала почти половина всех войск и боевой техники, имеющейся у гитлеровцев на советско-германском фронте. На направлении главного удара враг создал многократный численный перевес. Наши же резервы только подходили, а в большинстве своем лишь формировались в глубоком тылу. В середине октября немецкие войска прорвали нашу оборону, захватили Калинин (Тверь), вплотную подошли к Туле. Упорные бои развернулись под Можайском и Малоярославцем.

«Один из тех октябрьских дней хорошо запомнился. Наша батарея вела огонь по прорывающимся к столице самолетам, но и сама подверглась интенсивному артиллерийскому и минометному обстрелу — до передовой было рукой подать, — рассказывал Ефим Анатольевич. — Мы понесли первые потери: были убитые и раненые. Но и под непрерывным артиллерийским обстрелом вели огонь по самолетам и, особенно, по парашютистам. Последние представляли особую опасность. Мне этот бой запомнился и тем, что (после него) я получил свою первую награду — медаль «За отвагу».

У деревни Горки

До начала ноября его зенитная батарея продолжала прикрывать небо на подступах к Москве. Но с началом немецкой операции «Тайфун» главную опасность стали представлять танковые соединения, поэтому 37-мм зенитки стали противотанковыми орудиями. Полк занял боевые порядки в общей системе противотанковой обороны на Волоколамском направлении.

Батарея Дыскина разместилась на небольшой высотке у деревни Горки. Бойцам полковой комиссар старший политрук Федор Бочаров коротко разъяснил: если фашисты возьмут Горки, то рукой подать до Волоколамского шоссе, а там совсем недалеко до Москвы. Надо остановить врага!

Утром 17 ноября противник ударил по батарее, в которой было четыре 37-мм зенитных орудия. После мощного артобстрела вышли из строя два из них, у третьего заклинило затвор. Бойцы из их расчетов погибли или были ранены. Не осталось и командиров. То есть батарея в этом бою не сделала еще ни единого выстрела, а уже понесла потери: из четырех орудий в строю осталось только одно.

По штату на каждое зенитное орудие два наводчика: один производит горизонтальную наводку, другой — вертикальную. Огонь ведет правый наводчик, которым у уцелевшего орудия оказался красноармеец Дыскин.

Когда началась атака, на позицию пошли два танка. Командир расчета сержант Семен Плохих дал команду подпустить танки на 250-300 метров. Томительные секунды в грохоте боя, и Дыскин нажал педаль открытия огня. Первый же снаряд попал в цель, затем для верности второй — машина загорелась.

Второй танк стал обходить подбитый и тут же получил снаряд в подставленный бок. В этот момент вблизи оружия разорвался снаряд, следом — мина. Левый наводчик, Иван Гусев, был убит наповал. Дыскина ранило в левое плечо: на полушубке проступило пятно крови.

Решали доли секунды

На позицию прибыл полковой комиссар Бочаров, который стал командовать расчетом, а сержант Плохих занял место выбывшего Гусева.

Между тем ситуация на поле боя усложнилась: не прорвавшись с ходу, немецкие танки двинулись в обход. Три машины заходили на орудие с фланга, расстояние до них — каких-то полсотни метров. Один танк остановился, чтобы произвести выстрел, но Дыскину хватило этого мгновения, чтобы всадить в него два снаряда. Следом вспыхнул второй танк, за ним третий. Снайперский огонь!

Но и Дыскина дважды ранило: в поясницу и в голень. В расчете был убит подносчик снарядов красноармеец Полоницин, тяжело ранило Плохих.

Бочаров и Дыскин теперь выполняли обязанности за пятерых. Первый теперь подносил боеприпасы, а Дыскин остался и за правого и за левого наводчика. Стрельба пошла прямой наводкой и почти в упор. Кто быстрее — танк или зенитка произведут выстрел?

Дыскина ранило в четвертый раз, но он оставался в строю — на позицию шли еще два танка, теперь уже с другого фланга.

«Отчетливо видел, как поворачивается его орудие, и промелькнула мысль: это конец! — вспоминал Ефим Анатольевич. — И тут слышу голос Бочарова: «Дыскин, скорей наводи!» Не знаю, откуда силы взялись — крови много потерял. И все-таки на долю секунды опередил немецкий танк — выстрел оказался точным, и на поле боя появился еще один черный факел. Последний оставшийся танк подошел совсем близко, видимо, рассчитывая расправиться с нами наверняка. Но и здесь хватило буквально нескольких секунд: снаряд нашей зенитки прошил его насквозь. Вслед за этим для меня наступила тишина — потерял сознание. Как узнал впоследствии, меня, тяжелораненого, унесли товарищи на шинели комиссара».

Враг больше не продолжал атаки, и танки так и не прорвались к Волоколамскому шоссе...

Уточнение от Калинина

Позднее выяснилось, что противник не случайно атаковал именно на этом участке — неподалеку, в Новопетровском, располагался штаб 16-й армии генерала Константина Рокоссовского. Там же находился командующий Западным фронтом генерал армии Георгий Жуков, который со своего КП видел бой зенитчиков с вражескими танками. Прорвись они — неизвестно, как развивались бы события в дальнейшем. Именно с подачи Жукова ушло представление на присвоение 18-летнему красноармейцу, уничтожившему в бою семь танков, звания Героя Советского Союза. Правда, сам Дыскин об этом, естественно, не знал…

Затем был медсанбат и вереница госпиталей — после четырех ранений хирурги извлекли из Дыскина 14 осколков! Конечная точка госпитального маршрута — Свердловск (Екатеринбург). Именно в этом городе многое изменилось в жизни Ефима.

В конце апреля 1942 года к нему в палату пришли начальник госпиталя и еще целая делегация врачей и медсестер, — все стали шумно поздравлять его с присвоением звания Героя Советского Союза. Он не поверил, но ему подарили газету «Правда» с опубликованным Указом Президиума Верховного Совета СССР от 12 апреля 1942 года. В нем среди награжденных был один генерал — легендарный комдив Иван Васильевич Панфилов и один красноармеец — Ефим Анатольевич Дыскин. При этом в Указе значилось, что обоим звание присвоено посмертно.

Дыскин за это и ухватился. Дескать, не меня наградили: тот полный однофамилец погиб, а я живой! Тогда командование госпиталя послало телеграмму на имя председателя Президиума Верховного Совета СССР Михаила Калинина с указанием всех подробностей. Спустя несколько дней в госпиталь пришла правительственная телеграмма, в которой уточнили: звание Героя Советского Союза присвоено наводчику 37-мм орудия 694-го истребительного противотанкового полка 16-й армии. Там же личное поздравление от Калинина с пожеланием скорейшего выздоровления. Все сомнения исчезли.

Еще через два месяца, в июне 1942 года, в Свердловском театре оперы и балета красноармейцу Дыскину вручили грамоту Героя Советского Союза, орден Ленина и медаль «Золотая Звезда».

«Конечно, я был счастлив: в 18 лет удостоиться такой высокой награды! — и спустя годы Ефим Анатольевич не скрывал волнения. — Но одновременно понимал, какая теперь тяжелая ответственность ложится на мои плечи: нельзя оступиться, оплошать, бросить малейшую тень на столь почетное звание. К тому же в то время Героев Советского Союза было немного. Это позднее, когда армия перешла в наступление, отмеченных высокой наградой стало больше. Позже я узнал и то, что командир нашего орудия Семен Плохих был награжден орденом Ленина, а Бочаров — орденом Красного Знамени».

С «путевкой» от тезки

А дальше в судьбу героя вмешался его величество случай. На базе Свердловского госпиталя, где Дыскин продолжал лечение, размещалось эвакуированное из Киева военно-медицинское училище, КВМУ. Его командование знакомилось с личными делами раненых.

В один из дней Дыскина пригласил на беседу начальник КВМУ полковник медицинской службы Павел Гаврось. Поинтересовавшись его прошлым, предложил выздоравливающему красноармейцу по возможности начать посещать занятия с курсантами училища. Попробовал было отказаться, дескать, я ж артиллерист, и на фронте опять должен занять свое место у орудия. На это Гаврось ответил: «На фронт ты скоро не вернешься — надо лечиться. Но парень ты молодой, видать, способный, не теряй время — учись, а медики в нашей армии нужны не меньше, чем артиллеристы».

Решающей в выборе профессии стала встреча с начальником Главного военно-санитарного управления Красной армии генерал-полковником медицинской службы Ефимом Смирновым. Знакомясь с госпиталями на Урале, он побывал и в свердловском, где лечился Дыскин. Очевидно, Смирнову доложили о нем как уже о курсанте, Герое Советского Союза. В кабинете начальника КВМУ состоялась памятная беседа. Ефим Иванович был исключительно внимателен, говорил с тезкой по-отечески, дружелюбно и предложил Дыскину поехать в Самарканд, чтобы продолжать образование в Военно-медицинской академии, эвакуированной в Среднюю Азию из блокадного Ленинграда.

«Там будешь лечиться и учиться, — напутствовал Смирнов. — В академии тебя обязательно вылечат!»

Словом, получил «путевку» от начальника всей военной медицины.

Так начался его путь в профессию. Окончив Военно-медицинскую академию, остался в ней служить — преподавать и заниматься научно-исследовательской деятельностью. Сферой его научных интересов стали те факторы, о которых он знал не понаслышке: огнестрельные ранения, воздействие на организм взрывных волн и др.

В 1961 году Ефим Анатольевич защитил диссертацию доктора медицинских наук, в 1981 году ему, как начальнику кафедры, было присвоено звание генерал-майора медицинской службы. После увольнения в запас он еще много лет работал в родной академии в должности профессора-консультанта.