Бой в Желтом море, 1904-й. Упущенный шанс

10 августа (по новому стилю) 1904 года вблизи мыса Шантунг в Желтом море состоялось сражение русской и японской эскадр. Результат этого морского боя до сих пор трактуется историками неоднозначно. Битва была долгой и упорной. Ни одна из сторон не понесла потерь в корабельном составе. Эти доводы приводят те, кто считает, что сражение завершилось как бы вничью. Но такие суждения все же не вполне корректны. Русская эскадра не смогла прорваться во Владивосток и вскоре бесславно погибла в Порт-Артурской гавани. Следовательно, это все же было стратегическое поражение.

А был ли вообще реальный шанс на прорыв? Противник превосходил силой, технической оснащенностью, выучкой личного состава и был мотивирован не слабее, чем наши моряки. Но, несмотря на всё это, шанс в ходе боя появился! Для его использования требовалось только волевое решение исполнявшего обязанности командующего Тихоокеанской эскадрой Вильгельма Карловича Витгефта, но он такое решение не принял. Удивительно однако даже не это, а то, что во всем множестве литературы о сражении в Желтом море нигде ни словом не упомянуто о неожиданно представившемся нашей эскадре шансе на прорыв. «Армейский стандарт» исправит это очевидное упущение.

«Лично не подготовился»

В последние годы XIX века неизбежность войны между Японией и Россией стала очевидной для всех. Потомки самураев готовились к схватке поспешно и в то же время основательно. К моменту начала боевых действий их флот превосходил русскую Тихоокеанскую эскадру не только числом броненосных кораблей, но и выучкой экипажей. Много времени уделено было маневрированию в составе отрядов и эскадр, практическим стрельбам.

Казалось бы, наши военные моряки должны были заниматься тем же, только с еще большей интенсивностью (учитывая перевес японцев в силах), ан нет. Русские боевые корабли преимущественно подпирали причальные стенки. Таково было «высочайшее соизволение», одобрявшее политику министра финансов Сергея Витте на «экономию средств».

Броненосцы и крейсеры поочередно выводились в «вооруженный резерв», хоть и предусматривавший нахождение команд на борту, но только лишь в качестве праздных обитателей кубриков и кают. О каких-либо учениях хотя бы в составе групп кораблей нашим военным морякам приходилось только мечтать. И такая практика продолжалась почти до самого начала войны. Неудивительно поэтому, что уровень подготовки у нас оставлял желать много лучшего.

Из-за неуместного показного миролюбия и допущенной халатности в первый же день войны эскадра надолго лишилась двух сильнейших броненосцев и двух крейсеров, причем «Варяг» был потерян безвозвратно. А затем погиб на минном поле еще один наш броненосец вместе с прибывшим в Порт-Артур вице-адмиралом С.О.Макаровым. После этой трагедии флот фактически стал неким придатком крепости: пушки и матросов снимали с кораблей и бросали на защиту укреплений.

Так как новый командующий флотом прибыть в осажденный Порт-Артур не смог, временно возглавить эскадру было поручено начальнику морского штаба наместника императора на Дальнем Востоке Вильгельму Витгефту, старшему по выслуге лет из находившихся в Порт-Артуре контр-адмиралов. Он был порядочным и умным человеком, опытным штабистом, но никогда не видел себя в роли флотоводца. На военном совете Витгефт так откровенно и сказал: «Ну какой я флотоводец». Назначение он воспринял не иначе как злую иронию судьбы.

Будучи одним из сторонников порочной идеи подчинения всех сил и средств эскадры нуждам обороны крепости, он отнюдь не стремился к активизации боевых действий на море. Даже когда закончился ремонт торпедированных в первую ночь войны новейших броненосцев «Цесаревич» и «Ретвизан» и вся эскадра ждала битвы с противником, он всячески противился этому. Сам он не верил в возможность победы и не скрывал своих убеждений.

Японцы потеряли в ходе морской блокады Порт-Артура два броненосца из шести, однако за счет имевшихся у них восьми броненосных крейсеров по-прежнему оставались сильнее. Витгефт это прекрасно понимал и, будучи не флотоводцем, а штабистом, доверял языку цифр. В силу своего характера он не был склонен к принятию смелых и рискованных решений.

Когда стало окончательно ясно, что возглавляемая Алексеем Куропаткиным армия в ближайшей перспективе не сможет деблокировать крепость с суши, и остро встал вопрос о необходимости выхода флота в море, осторожный и пессимистически настроенный Вильгельм Карлович впал в полное уныние. Своему шефу, наместнику императора адмиралу Евгению Алексееву, он не раз сообщает в донесениях, что «выход еще не вполне чист от мин, орудия на кораблях не все».

Когда же требования наместника стали предельно настойчивыми, и Витгефт понял, что выхода эскадры в море для боя с противником никак не избежать, он в ответ обреченно констатировал: «Раз признана важность, необходимость выхода эскадры хотя бы и с риском, выйду по готовности, уповая на Бога. Лично не подготовился к столь ответственной обязанности».

Конечно, Алексееву следовало заменить Витгефта. Отправлять людей в бой под началом совершенно не верящего в успех человека нельзя. Были в Порт-Артуре другие контр-адмиралы. Тот же Николай Матусевич являлся горячим сторонником попытки прорыва эскадры во Владивосток. Но и сам Алексеев был представителем закостеневшей системы, выдвигавшей людей вовсе не по их способностям и решительности, а в строгом соответствии с принципом старшинства по выслуге лет. Ждать от него революционного подхода хотя бы в кадровых вопросах было бы несколько наивно.

Несостоявшаяся битва

В 4 часа утра 10 июня (н.с.) 1904 года эскадра начала выход на внешний рейд. Около 8 часов, когда все корабли уже покинули внутреннюю гавань, были замечены плавающие мины. Оказалось, что ночью японские миноносцы скрытно провели минирование, и только счастливая случайность позволила нашим броненосцам и крейсерам избежать подрывов. Началось траление, завершившееся в 12.40. Было обезврежено 15 мин.

В 14 часов эскадра снялась с якоря и вслед за тралящим караваном не спеша направилась в открытое море. Моряки, уставшие от бездействия, пребывали в воодушевлении и жаждали боя с японцами. Около 16.40 Витгефт отпустил тральщики и 8 из 15 миноносцев. Эскадра увеличила скорость до 10 узлов и двинулась на юго-запад.

Головным шел броненосец «Цесаревич» под флагом Витгефта. В кильватер флагману выстроились «Ретвизан», «Победа», «Пересвет», «Севастополь» и «Полтава». Значительную часть орудий среднего калибра (152 мм) на них не успели возвратить. Особенно плохо обстояло с этим дело у «Победы» — из 11 таких пушек на броненосце находилось только 3.

При встрече с противником Витгефт планировал перестроить эскадру строем фронта и вести бой на отходе. Таким образом он собирался нивелировать перевес японцев в количестве пушек среднего калибра, однако такой план никак не предполагал битву не на жизнь, а на смерть.

Главные силы эскадры сопровождали, кроме миноносцев, все 5 крейсеров: броненосный «Баян» и бронепалубные «Аскольд», «Паллада», «Диана» и «Новик». Им предписывалось прикрывать броненосцы от торпедных атак вражеских миноносцев и при необходимости вступать в бой с японскими кораблями соответствующих классов.

В 17.05 из-за горизонта показались многочисленные дымы, а в 18.00 стало возможно разглядеть состав вражеской эскадры. Вопреки уверениям Алексеева, сообщавшего, что силы японцев рассредоточены по всему Желтому морю, против 6 наших броненосцев и 1 броненосного крейсера шли все 4 японских броненосца и 4 броненосных крейсера. Этот факт очень неприятно удивил Витгефта.

Однако и японский командующий Того Хэйхатиро был удивлен нисколько не меньше своего российского оппонента. Японцы полагали, что восстановить торпедированные «Цесаревич» и «Ретвизан» не удастся до самого конца войны, и были шокированы их нахождением в строю.

Шансы сторон в предстоящем сражении казались Того совершенно равными. Он признался впоследствии, что в тот момент считал судьбу всей кампании висящей на волоске. Ведь даже ничья была тогда для японцев равносильна поражению, ибо ставила под угрозу снабжение их армии на материке.

Жаль, что Витгефт об этом не знал. Посчитав японскую эскадру значительно сильнее своей (особенно из-за некомплекта орудий среднего калибра), он отдал приказ на отход без принятия боя. Пожалуй, именно в этот день война на море была проиграна. Ведь даже в случае поражения еще можно было починить корабли в порту, который пока японцами не обстреливался, учесть ошибки и вновь попытать счастья в сражении. Увы, этого не случилось…

Упущенная возможность

При возвращении в Порт-Артур броненосец «Севастополь» наскочил на мину и вынужден был встать на ремонт. Моряки, посчитавшие отход без принятия боя бегством, саркастически называли этот подрыв отлично подвернувшейся причиной для отказа от активных действий флота. Но вскоре сама обстановка заставила эскадру выйти в море. 9 августа (н.с.) японцы начали обстрел внутренней гавани из 120-мм пушек.

В тот же день была потоплена баржа, с которой на «Ретвизан» перегружали два его последние возвращенные с сухопутного фронта 152-мм орудия. Хуже того, сам броненосец получил пробоину в носовой части ниже ватерлинии. За ночь ее удалось залатать, но были опасения, что на большой скорости заплата может не выдержать давления воды. Забегая вперед, скажем, что опасения были напрасны, и течи не случилось даже на полном ходу. Это очень важное обстоятельство в свете разбираемой темы…

Утром 10 августа эскадра пошла на прорыв. Гавань не могла уже служить для нее надежным убежищем и ремонтной базой, поэтому возвращаться в Порт-Артур не планировалось. Даже в случае поражения командирам кораблей предписывалось пробиваться во Владивосток группами и даже поодиночке.

Витгефт повел эскадру в прежнем строю, однако теперь в нем недоставало «Баяна». Наш единственный броненосный крейсер подорвался на мине во время выхода в море для поддержки сухопутных частей и теперь требовал ремонта. Были предложения не брать в этот раз с собой «Севастополь» и «Полтаву», не способные из-за износа паровых машин развивать скорость выше 13–13,5 узлов (24–25 км/ч), но они несли половину имевшихся на эскадре 305-мм орудий, и поэтому от идеи прорыва только быстроходными кораблями отказались.

Офицеры и матросы, в отличие от командующего, пребывали в приподнятом боевом настроении и опасались только нового уклонения от боя. Но в этот раз сражение состоялось. Причем в первой его фазе случилось то, чего никто не ожидал…

Адмирал Того пошел на перехват, имея в строю главных сил 4 броненосца и 2 броненосных крейсера. Еще 2 броненосных крейсера он поставил во главе двух отрядов легких сил, принимавших участие только в отдельных эпизодах битвы. Остальные 4 японских броненосных крейсера караулили в Корейском проливе 3 крейсера нашего Владивостокского отряда.

Бой «6 на 6» завязался на максимальной дистанции, поэтому пушки среднего калибра в нем почти не участвовали, их снаряды не долетали до противника. Выстрелы же орудий главного калибра были не столь частыми, и попаданий с обеих сторон было очень мало. Но весьма примечательно вовсе не это, а то, что в ходе обоюдного маневрирования штабист и «не флотоводец» Витгефт вчистую переиграл боевого японского адмирала Того.

В результате первой фазы боя главные силы японцев оказались в 8 милях позади русской эскадры, движущейся в направлении Корейского пролива. При равной скорости догнать противника, имеющего как минимум получасовую фору, не представлялось бы возможным. Тем более, что уже приближался вечер. Но два тихохода — «Севастополь» и «Полтава» — не позволяли русской эскадре развить скорость в 16 узлов, на которой японцы бросились в погоню.

С учетом изначальных сомнений в целесообразности взятия в прорыв двух старых броненосцев, разумный план дальнейших действий был очевиден: «Полтаву» и «Севастополь» следовало развернуть и двинуть навстречу Того! В бою на близкой дистанции они нанесли бы японцам существенный урон, а если бы противник попытался за счет преимущества в скорости их обойти, то потерял бы еще много драгоценного времени.

Скорее всего, они бы погибли в бою с втрое превосходящими силами японцев, но 4 новых броненосца и 4 крейсера получали великолепный шанс уйти от преследования и прорваться во Владивосток. С почти неизрасходованным боекомплектом и без особых повреждений они были значительно сильнее отряда японских крейсеров в Корейском проливе. К тому же на помощь эскадре вышли из Владивостока три наших броненосных крейсера.

Почему же Витгефт не принял волевого решения? Это никому не известно. Но зато известно, что, когда японцы стали догонять нашу эскадру и началась вторая фаза битвы, он отказался уходить в бронированную боевую рубку или хотя бы перейти на более безопасный верхний мостик. «Не всё ли равно где умирать?» — ответил он офицерам своего штаба. Он не верил в победу, хотя и сделал всё, что мог и даже больше, чем от него ожидали. А на волевые шаги Витгефт, со столь глубоким пессимизмом, видимо, просто не был способен…

То, что случилось дальше, описано во многих статьях и книгах. Вильгельм Карлович Витгефт геройски погиб на мостике, эскадра прорваться не смогла, и большая часть кораблей всё же вернулась на погибель в «артурские лужи». Не будем гадать, как бы продолжились боевые действия на море, если бы в перерыве между двумя фазами боя в Желтом море было принято трудное, но единственно верное в той обстановке решение. Рискнем, однако, все же утверждать, что Цусимского разгрома впоследствии не было бы…