Нарва, 1700. Горький, но полезный опыт

«…Когда мы сие несчастие (или, лучше сказать, великое счастье) под Нарвой получили, то неволя леность отогнала и к трудолюбию и к искусству день и ночь прилежать принудила, и войну вести уже с опасением и искусством велела», — так писал об этой битве Пётр Великий уже после разгрома шведов под Полтавой. В том, почему он дал тяжелому поражению при Нарве столь положительную оценку, разбирался «Армейский стандарт».

Шведский бич Европы

Охватившая добрую половину Европы Тридцатилетняя война (1618–1648) выявила неожиданный факт: шведская армия громит войска германских государств, даже когда значительно уступает им в численности! Авторитет некогда скромной и захолустной Швеции взлетел после той войны до небес. Воевать против нее без сильных союзников стало делом почти немыслимым, и рассматривать такой вариант с твердой надеждой на успех могли только самые могущественные державы на континенте.

Но человеческие ресурсы этого скандинавского королевства были довольно скудны, поэтому высокое качество армии не могло быть подкреплено еще и ее численностью, соответствующей амбициозным целям, которые ставили перед собой шведские монархи. Причем речь шла не только об удержании за собой ранее отторгнутых у Дании, Польши и России земель, но и о захвате новых территорий.

Введенная в 1619 году Густавом II Адольфом система рекрутского набора была значительным шагом вперед, но всё же не могла дать достаточного количества солдат, требуемого для ведения войн возросшего масштаба. Содержать же, в дополнение к набранной из шведов и финнов регулярной армии, большие вспомогательные контингенты наемных «солдат удачи» казна небогатой северной страны не позволяла.

Решение было найдено в 1682 году. Король Карл XI продавил военную реформу, невыгодную для переживавшего в то время раскол шведского дворянства. Суть её состояла в отмене рекрутской системы и переходе к милиционно-территориальному принципу комплектования армии.

Каждая провинция страны (лен) должна была выставлять и содержать полк численностью в 1200 солдат. Полк этот состоял из восьми рот по 150 бойцов в каждой. Территориально рота соответствовала уезду, а каждый ее солдат выставлялся, обмундировывался, вооружался и содержался за счет крестьянских хозяйств из расчета один солдат на два двора. В беднейших северных провинциях, правда, это бремя могло ложиться на три, четыре и даже десяток хозяйств.

Примерно так же набирались матросы для военного флота, а кавалерия комплектовалась по похожему принципу, с тем отличием, что всадника и лошадь выставлял один зажиточный двор, освобождавшийся за это от всех налогов и повинностей. Новобранцу предоставляли участок земли с домом и скотину. Солдат имел право на ежегодное жалование, которое крестьяне выплачивали либо деньгами, либо продуктами.

Если солдат или матрос в результате боевых потерь или по какой-то иной причине выбывали из строя, то хозяйство, выставившее их, обязано было обеспечить замену. Таким образом, комплектование вооруженных сил личным составом и его содержание стало прямой и непосредственной обязанностью крестьянского сословия, а королевская казна избавилась от непомерных расходов на большую постоянную армию.

В целом новая система не только обеспечила стабильное пополнение армии и флота солдатами и матросами, но и значительно подняла боеспособность. В отличие от большинства европейских стран, комплектовавших свои войска поневоле отданными в солдаты рекрутами или дорогостоящими, но отнюдь не патриотичными наемниками, Швеция получила полки, сформированные из сознательных солдат, набранных из одной местности и гордящихся тем, что в совокупности они являют собой лучшую армию Европы.

Познавшая неудержимость шведского натиска, раздробленная на множество мелких государств Германия стала воспринимать северное королевство как бич, занесенный над нею для удара. Помнили нашествие грозных шведов в 1655–1660 годах и поляки, а датчане лишились в войнах со Швецией ряда спорных территорий. Все они рассчитывали собрать в подходящий момент коалицию и совместными усилиями «шведский бич» если не совсем обуздать, то по крайней мере сильно укоротить. Готовность русского царя им в этом посодействовать была принята с энтузиазмом, заглушившим на время страх перед воинственными шведами, а восшествие в 1697 году на престол 15-летнего Карла XII и вовсе показалось предзнаменованием свыше…

Навстречу поражению

Окончив в 1700 году в целом удачную войну с турками, Петр I преисполнился уверенности и уже на деле присоединился к антишведскому союзу Саксонии, Речи Посполитой и Дании. Неизвестно, как он поступил бы, если б знал, что датский король Фредерик IV к тому моменту уже успел проиграть войну и капитулировал перед осадившим Копенгаген молодым шведским королем. Но вести тогда доходили до адресатов с многодневной задержкой, поэтому русская армия выступила к Нарве.

Порожденная сильными дождями осенняя распутица, плохое снабжение продовольствием и фуражом привели войско Петра к концу похода в столь удручающее состояние, что и врага не надо было. Обмундирование солдат истрепалось и расползалось по швам, лошади обессилили от бескормицы, начался их массовый падёж. Но к 19 сентября удалось с горем пополам все-таки достичь Нарвы и начать ее осаду.

Шла эта осада далеко не гладко. Во-первых, доставить тяжелые осадные пушки из-за распутицы не удалось. Во-вторых, обороняемая гарнизоном в 2300 солдат, Нарва представляла собой сильную крепость, а точнее, сразу две крепости — Нарву и Ивангород, соединенные укрепленным мостом.

Окружив город двумя земляными валами, один из которых предназначался собственно для осады, а второй для предотвращения попыток деблокады крепости извне, русская армия растянулась между ними длинной полосой. Начавшаяся бомбардировка продолжалась две недели и закончилась ввиду исчерпания запасов пороха и ядер. Особого вреда каменным стенам она не нанесла, так как легким ядрам полевых пушек они были «не по зубам».

А между тем Карл XII 6 октября высадился с 10-тысячным войском в Пернове (ныне — эстонский город Пярну), дал солдатам довольно продолжительный отдых, после чего выступил на выручку осажденной крепости. Петр отлично знал об этом, но считал, что противник не решится атаковать втрое большую по численности русскую армию. Дабы поторопить подход подкреплений из Новгорода, он отправился туда, оставив за себя командующим саксонского фельдмаршала герцога Карла де Круа.

Особо следует отметить, что злопыхательские мифы о том, будто Петр бежал от Нарвы в страхе перед приближающимися шведами, лишены под собой сколько-нибудь серьезных и объективных оснований. Ни до этого, ни после он не проявлял малодушия в опасных ситуациях и нередко рисковал жизнью даже там, где этого не требовалось для успеха дела. Поэтому говорить о том, что его обуял страх перед втрое меньшими силами врага во главе с пока еще ничего никому не доказавшим 18-летним шведским королем, по меньшей мере несерьезно. Но именно под Нарвой Карл впервые показал себя не по годам зрелым, умелым и решительным полководцем…

Битва

Одной из важных причин Нарвской катастрофы стала плохо поставленная разведка. 29 ноября (по новому стилю) 1700 года шведы смогли застать русскую армию практически врасплох. Сыграла свою роль и метель. Ветер нес снег в лицо нашим солдатам, из-за чего они не могли вести прицельный огонь. Последовавшая решительная атака растянутой русской позиции имела полный успех. Шведы ворвались в лагерь. Началась паника, которую усилили крики «Немцы – изменники!». Солдаты стали бить офицеров-иностранцев. Наша армия была смята, а ее сохранившие боеспособность части оказались отрезаны друг от друга. Но они продолжали сражаться! В отличие от почти всех иностранных генералов и офицеров.

Спасаясь от избиения своими же солдатами, сдались шведам главнокомандующий герцог де Круа, генерал Алларт, саксонский посланник Ланген, полковник Преображенского полка Блумберг и многие другие иностранцы, нанятые Петром на службу. Сдача командиров не способствовала стойкости возглавляемых ими войск, однако произошло нечто неожиданное.

На левом фланге дивизия под командованием Адама Вейде, а на правом гвардейские полки с примкнувшими к ним остатками дивизии Автонома Головина отразили все атаки врага. Даже присутствие лично прибывшего на передовую Карла XII ничего не смогло изменить. Ожесточенное сражение продолжалось до темноты, но русские выстояли. Карл, под которым была убита лошадь, не скрывал восхищения мужеством русских гвардейцев: «Каковы мужики!».

А ночью у короля возник еще один повод опасаться за конечный успех. Его ворвавшиеся в русский лагерь солдаты разграбили обоз, нашли там спиртное и банально напились. В наступившей темноте и неразберихе два шведских батальона приняли друг друга за русских и завязали перестрелку между собой. Всё это не могло не насторожить Карла. Поэтому, имея перед собой ещё не разбитые части противника, почти вдвое превосходившие его армию численностью, утром он весьма охотно принял поступившее от морально надломленного русского генералитета предложение вступить в переговоры.

Наша армия получила право отступить на восточный берег реки Наровы без артиллерии и обоза, но с оружием и знаменами. Дабы поскорее избавиться от присутствия её оставшихся боеспособными частей на западном берегу, Карл приказал своим саперам помочь русским в наведении переправы. Но когда дело дошло до эвакуации еще целые сутки отказывавшихся прекратить сопротивление солдат дивизии Вейде, шведы нарушили договоренность и дали им свободный проход только на условиях сдачи знамён и оружия. Наши солдаты вынуждены были подчиниться приказу генералов, однако при этом поносили их и шведов «великой бранью».

«И опыт, сын ошибок трудных»

О причинах поражения под Нарвой и его последствиях написано немало. Но лучше всего дать слово самому Петру I. А он писал следующее: «Шведы под Нарвою над нашим войском викторию получили, что есть бесспорно; но надлежит разуметь, над каким войском оную получили: только один старый Лефортов полк был, а два полка гвардии были только в двух атаках у Азова, и те полевых боев, а наипаче с регулярными войсками, никогда не видывали.

Прочие же полки, как офицеры, так и рядовые, самые были рекруты; да и к тому же за поздним временем великий голод был, понеже за великими грязьми провианта привозить было невозможно. Единым словом сказать можно: все то дело яко младенческое играние было, а искусство — ниже вида. Какое же удивление старому, обученному, практикованному войску над такими неискусными сыскать викторию? Правда, сия победа в то время зело печальна была и чувствительна, яко отчаянная всякие впредь надежды.

Но когда о том подумать, то ежели бы нам тогда над шведами виктория досталась, бывшим в таком неискусстве во всех делах, как воинских, так и политических, то в какую беду после оные счастье нас низринуть могло поздне, как шведов, уже давно во всем обученных и славных в Европе (которых французы немецким бичом называли), под Полтавой так жестоко низринула, что всю их максиму низом кверху обратило».

А заключает Петр свои рассуждения вошедшими в историю словами: «Но когда мы сие несчастие (или, лучше сказать, великое счастье) под Нарвой получили, то неволя леность отогнала и к трудолюбию и к искусству день и ночь прилежать принудила, и войну вести уже с опасением и искусством велела».

И действительно, Нарва вскрыла все недостатки в организации армии, дала увидеть негативную сторону комплектования ее офицерского состава вроде бы опытными, но не питающими к России никаких патриотических чувств иноземцами, выявила необходимость мобилизации всех нравственных и физических сил народа для достижения победы над грозным противником.

Она низвергла в пропасть возникшее было после взятия Азова самомнение, необоснованную веру в способность только созданной регулярной армии на равных сражаться с лучшими войсками Европы, показала, что «потешные» бои и красивые парады пока еще не отражают реального положения дел!

Для восполнения потерянной под Нарвой артиллерии пришлось пойти на изъятие церковных колоколов и переплавить их в пушки. Эту вынужденную меру любили упоминать в учебниках советского, атеистического, периода нашей истории, не уточняя при этом, что впоследствии Петр полностью возместил церквам утрату их имущества, а само решение вовсе не было следствием его пренебрежительного отношении к религии. Оно лишь еще более подчеркивало готовность идти на жертвы ради спасения Отечества.

А еще одна положительная сторона Нарвского поражения состояла в том, что оно породило у Карла XII иллюзию о военной слабости России, и он направил свои главные усилия против Саксонии и Польши. Это стало роковой ошибкой самоуверенного шведского короля, привело его впоследствии к Полтавскому разгрому, а потом и к полному крушению Швеции как великой европейской державы…