Пионер гидрокосмоса

Это воинское подразделение принадлежит Главному управлению глубоководных исследований Министерства обороны РФ и отвечает за испытания и эксплуатацию атомных глубоководных станций. Оно до сих пор является одним из самых засекреченных. О работе гидронавтов известно немного. На тематических форумах можно прочитать, что, мол, охраняют и прослушивают подводные кабели связи, устанавливают датчики движения, а также собирают с морского дна обломки кораблей, самолетов и спутников, включая самые современные образцы с секретной аппаратурой и образцами вооружения.

Герой Советского Союза капитан 1-го ранга в отставке Валерий Павлович Кулаков стоял у истоков отечественной гидронавтики больших глубин. В качестве командира экипажа и руководителя глубоководных комплексов неоднократно участвовал в испытаниях и выполнении боевых задач в Атлантическом океане и Средиземном море. О своей службе и боевых походах он рассказал «Армейскому стандарту».

«Не я выбирал, а меня выбирали»

Своего отца Валерий Павлович Кулаков не помнит. Он был летчиком-истребителем, участвовал в войне в Испании, в боях на Халхин-Голе.

— Я родился в 1940 году. В 1941-м отец приехал из Монголии в отпуск, дома успел побыть лишь один день, увидел меня, подбросил в воздух, а потом объявили, что началась война, — рассказывает Валерий Павлович. — Всем военнослужащим требовалось вернуться в свои полки.

В семье хранятся два ордена Красного Знамени Павла Васильевича Кулакова, его письма с фронта и похоронка, которая пришла в июле 1942-го.

— Отец воевал на Северо-Западном фронте, был командиром 161-го истребительного авиационного полка. Это потом командирам авиаполков запретили вылетать так часто, а в начале войны они поднимались в воздух при каждом налете.

Спустя годы я нашел очевидцев из местных жителей, кто видел последний бой отца. Он один на истребителе Як-1 вел воздушный бой с несколькими Ме-109. Один «Мессершмитт» отец сбил, но и его самолет охватило пламя. Отец успел спрыгнуть с парашютом, но фашисты, сделав круг, расстреляли его в воздухе. Отца похоронили там же, где нашли, на берегу реки около деревни Усть-Вольма.

Потом мы с мамой ездили на его могилу в Крестецкий район Ленинградской области. У нас была одна-единственная фотография, где полк прощается со своим командиром. По ней мы и нашли место, где папа был похоронен…

Мама Валерия Павловича замуж больше так и не вышла. Он вырос без братьев и сестер.

— Мы жили в Воронежской области, в Борисоглебске. Там было авиаучилище. С детства я мечтал стать летчиком, активно занимался борьбой, бегом, лыжными гонками. У моего друга Володи Каштанкина отец был летчиком морской авиации. В марте 1944-го его самолет подбили в Нарвском заливе, и Виктор Николаевич Каштанкин направил горящую машину на немецкий сторожевой корабль, ценой своей жизни уничтожив его. Посмертно получил звание Героя Советского Союза. Володя тоже мечтал пойти по стопам отца.

Мы оба в 1957 году окончили школу с серебряными медалями. Пока ждали, когда выдадут аттестат, набор в Высшее военно-морское училище имени Фрунзе, куда мы решили поступать, уже закончился, мы опоздали. Что делать? Подали документы в Высшее военно-морское инженерное училище имени Дзержинского. Я поступил на кораблестроительный факультет.

Учеба давалась Валерию Кулакову легко. Он все схватывал на лету. После училища думал о сугубо сухопутном назначении, собирался строить корабли. Но в 1961–1962 годах в стране началось мощное строительство атомных подводных ракетоносцев.

— Когда защитили диплом, пришел приказ министра обороны о назначении десяти выпускников, в том числе и меня, на атомную подводную лодку. Не раз судьба у меня складывалась так, что не я выбирал, а меня выбирали.

Сначала нас отправили в Обнинск, на курсы переподготовки офицеров инженеров-механиков для службы на подлодках с ядерными реакторами. После учебы, которая длилась 6 месяцев, получил назначение аж на Камчатку. Писал рапорт, чтобы меня направили куда-нибудь поближе, на тот же Северный флот, — у меня дочка была маленькой, постоянно болела. Нет, «загудел» на Камчатку, стратегически важный район, откуда был свободный выход в Тихий океан.

На Дальний Восток вместе с лейтенантом Кулаковым отправилась его жена Светлана Витальевна. Доехали на поезде сначала до Владивостока, там пересели на пароход и прибыли к месту назначения.

— Как сейчас помню, была осень, я пришел в штаб дивизии, представился. Командир поинтересовался: «Надеюсь, вы один приехали?» Я говорю: «Да нет, с женой». Он схватился за голову. На берегу стоял один-единственный дом. Нас поселили в комнате на 20 человек. Были и еще семейные ребята. Кровати стояли так: муж–жена, жена–муж. Но было весело, мы все были молоды, нам все было нипочем.

Через месяц уже построили дом для офицеров, мы получили комнату в двухкомнатной квартире. Через год забрали от родителей дочку Лену. Жена у меня — инженер-строитель, но по специальности ей работать так и не пришлось.

А лейтенант Кулаков в марте 1963-го был назначен командиром третьей группы первого дивизиона электромеханической боевой части (боевая часть №5, БЧ-5) нового подводного атомного ракетоносца Тихоокеанского флота. Началась его подводная одиссея.

— Встретили меня хорошо, у нас на флоте другого отношения не бывает. Там оказалось несколько моих однокашников, выпускников того же училища. На подлодки брали людей невысокого роста. Мой рост, например, 171 см. Гигантов у нас не было. Но и, конечно, главное требование было — это крепкое здоровье.

У службы на Камчатке были свои плюсы: большие оклады, год шел за два, в 35 лет можно было уже уйти на пенсию.

— На боевую службу ходили каждый год. Запасы продовольствия, материальных средств загружались на полную автономность, и вперед! Были в Атлантике, Тихом океане, в основном у берегов Америки в период Карибского кризиса, а потом и в Средиземном море. Выходили из бухты в районе Петропавловска-Камчатского, погружались и только через два-три месяца в этой же точке всплывали.

В октябре 1966 года Валерий Кулаков стал командиром 3-го дивизиона БЧ-5 331-го экипажа крейсерской подводной лодки проекта 659(Т) «К-151». Время было непростое. В орбиту противостояния США и СССР был втянут Вьетнам. СССР поддерживал армию Северного Вьетнама, Соединенные Штаты — южновьетнамскую армию. Не остались в стороне и наши подводники. В период вьетнамской войны Валерию Кулакову довелось участвовать в боевых походах в районе боевых действий американского флота.

— Сопровождали наши суда с грузами, в том числе и военного назначения. Американцы были наглые, как только они подходили, начинали пересекать курс наших кораблей, мы подвсплывали, приподнимали в шахте ракеты, только тогда они уходили. Американцы провоцировали, но на прямые столкновения не шли. Но мы никогда не уступали. То же самое было и у берегов Кубы, и в Средиземном море во время войны в Египте.

«Положение о гидронавтах» взяли у космонавтов»

Ведущие мировые державы между тем начали создавать глубоководную технику, чтобы исследовать и осваивать придонный слой и дно Мирового океана. В том числе и в военных целях.

Специалисты все больше внимания уделяли гидроакустическим системам для обнаружения и опознавания субмарин. На дне океана появились «жучки». Были выявлены случаи, когда американцы устанавливали на наших подводных кабельных линиях связи оборудование, с помощью которого индукционным способом «снимали» информацию. Стало понятно, что подводные кабели надо охранять.

Подводные аппараты, которые были на вооружении, могли погружаться только на 200–300 метров. Для наблюдения и разведки было решено создать принципиально новые глубоководные комплексы, которые могли бы выполнять работы на многокилометровых глубинах.

Первый глубоководный буксируемый аппарат «Архипелаг» создавался в режиме строжайшей секретности. Сначала спуски наблюдательной камеры с подлодки-носителя осуществлялись с помощью кабеля-троса в автоматическом режиме. Но первое же погружение «Архипелага» с экипажем едва не закончилось трагедией. Троим гидронавтам через четверо суток нахождения в наблюдательной камере пришлось покидать ее аварийно. При 7-балльном шторме их чудом удалось спасти. Сам «Архипелаг», имевший ряд конструктивных недостатков, затонул.

После «ЧП» было принято решение привлечь к созданию военных глубоководных аппаратов офицеров, имеющих большой опыт плавания на подлодках. У руля 19-го центра Минобороны встал капитан 1-го ранга Истратов.

На смену «Архипелагу» пришел новый глубоководный комплекс «Селигер». В нем изменили тросовую проводку. Барабан спускоподъемного устройства, на который наматывался кабель-трос, расположили горизонтально. При возникновении аварийной ситуации аппарат через шлюзовой отсек мог одновременно покидать весь экипаж, а не поочередно, как было на «Архипелаге».

Валерий Кулаков в это время служил на Камчатке. Но вскоре судьба сделала очередной кульбит, предложив офицеру-подводнику осваивать новую специальность.

— Начальником штаба у нас на Камчатке был Николай Михайлович Истратов, который потом перевелся во вновь сформированную организацию, которая называлась 19-й центр Минобороны. И, как это обычно бывает, стал к себе набирать людей, которых хорошо знал. Я написал ему письмо, в котором попросил Николая Михайловича взять меня к себе в новую организацию. Чем она занимается, никто не знал. Я думал, что больше не буду плавать. А оказалось, что ходить в море придется даже больше, чем раньше. Только оказавшись на месте, я узнал, что речь идет о глубоководных испытаниях.

Гидронавтов отбирали в отряд, как космонавтов. В спецподразделение могли попасть только офицеры, которые прослужили на подводных лодках не менее пяти лет. За плечами у них должно было быть не менее трех автономных походов. И все они должны были быть членами КПСС.

— Хотя все мы служили на подлодках, нам пришлось дополнительно проходить строжайшую медкомиссию. Две недели нас обследовали в госпитале в Ленинграде при Военно-медицинской академии. Нас крутили, вертели, снимали все параметры. Учитывали не только физические качества, но и морально-психологические. Мы проходили психологические тесты, в том числе и на совместимость с экипажем, как космонавты, чтобы исключить конфликтные ситуации на глубине.

Тех, кто прошел отбор, направили на учебу. В целях секретности гидронавтов называли инженерами-испытателями, а глубоководные аппараты — наблюдательными камерами.

— Занятия проходили в Кронштадте, в Ленинграде, а потом и на Севере. У нас, кстати, сложились очень доверительные, дружеские отношения с космонавтами. Мы ездили в Звездный городок, взяли у них за основу для своих нормативных документов «Положение о космонавтах». На наши предложения они писали свои резолюции, помогали нам разрабатывать профессиональные нормативы.

Из отобранных офицеров-подводников были сформированы экипажи «Селигера». Валерию Кулакову, который раньше ходил в «автономку» на атомных подводных крейсерах, пришлось перебазироваться на дизельные подлодки.

— На атомоходах был климат-контроль, поддерживалась постоянная температура. Была сауна, работали опреснительные установки, не было никаких ограничений по пресной воде. А потом пришлось привыкать к службе на дизельной подлодке. Мылись уже под дизелями морской водой, тело было постоянно липким, пресная вода была только для питья и приготовления пищи. Плюс постоянная сырость...

Но на глубоководном аппарате «Селигер» условия были еще более спартанские. По сути, это была мини-подлодка, которую в обиходе называли «Бочкой». Аппарат был «глазастый», на нем было установлено 5 иллюминаторов. У «Селигера» была «мама» — большая дизельная подлодка-носитель. С ней он был связан «пуповиной» — глубоководный комплекс опускался на дно океана на длинном тросе-кабеле.

В свою очередь, под брюхом у «Селигера» на тросе был подвешен дополнительный груз-балласт — гайдроп массой более тонны. Когда глубоководный комплекс достигал грунта, на дно, как якорь, сбрасывался гайдроп. А «Селигер», находясь над ним на натянутом тросе, мог самостоятельно в радиусе нескольких сот метров исследовать рельеф дна.

Часто гидронавты в качестве груза-балласта использовали… звенья гусениц от трактора. Американцы, рассматривая фотографии морского дна с отпечатками траков от танка, приходили в смятение. Стали звучать предположения, что у русских появились специальные машины на гусеничном ходу, способные бороздить дно и закладывать ядерных боеприпасы… Гидронавты, понятное дело, над этими умозаключениями только посмеивались.

«Нам не запрещали, но не рекомендовали носить Звезду Героя»

В 1972 году капитан 3-го ранга Валерий Кулаков участвовал в первых государственных испытаниях глубоководного комплекса в составе второго экипажа погружения. Был борт-оператором. Носителем для «Селигера» стала подводная лодка «Б-69» (проект 611П). Подлодка вышла из Кронштадта, после короткой остановки в Балтийске ушла в океан. Задачу приходилось выполнять на глубине более 2000 метров в течение нескольких суток.

Интересуюсь у Валерия Павловича:

— Вам не было страшно?

— Об этом даже не думал. Наоборот, все мы рвались вперед, хотели быть первыми. Погружение на 2 тысячи метров шло примерно 2 часа. «Селигер» в длину — около шести метров. Достаточно места занимали механизмы и аппаратура. Внутри передвигались в полусогнутом состоянии, пространство для передвижения было совсем небольшим. Экипаж — три человека. Один член экипажа находился на центральном посту. Сидя в кресле, управлял глубоководным аппаратом, по гидроакустическим приборам следил за внешней обстановкой, состоянием механизмов, устройств и приборов. Второй член экипажа был наблюдающим. Лежа в глубокой нише, через носовой иллюминатор следил за грунтом. Третий член экипажа, если не было боевой тревоги, в это время отдыхал. Каждые 4–5 часов мы менялись постами.

В автономном плавании могли находиться трое суток, в случае аварии могли еще трое суток продержаться под водой. Поэтому всячески старались экономить электроэнергию.

— На какой глубине наступает «вечная ночь»?

— До ста метров вверх глянешь — еще виден горизонт, а дальше — темнота, гидрокосмос. На глубоководном аппарате впереди и сзади установлены прожекторы. И, конечно, мы постоянно поддерживали связь с подводной лодкой-носителем.

— Если бы с вами на глубине что-то случилось, помочь бы вам уже никто не смог?

— Если бы на больших глубинах образовалась микротечь — все, спасения никакого не было бы. Хотя на борту для «морального удовлетворения» у нас были дыхательные аппараты. На глубине 2 тысячи метров на корпус аппарата давит 20 атмосфер. Если, например, глубоководную рыбу вытащить с этой глубины на поверхность, ее просто разорвет. Так что можно сказать, что морские глубины более враждебны к человеку, чем космос.

— По окончании глубоководных работ вас ждал на подлодке-носителе царский обед — жареная картошка и большая отбивная?

— Когда работали на глубоководном аппарате, брали с собой термосы, питались консервами. Потом нас, конечно, старались чем-то вкусненьким накормить. Но подводников, в принципе, всегда хорошо кормили. В ежедневный рацион входили мясо, масло, молоко, творог, овощи, фрукты, соки. Для хорошего обмена веществ, лучшего аппетита и сна подводникам каждый день давали чарочку сухого красного вина. А что такое для матроса «сто грамм»? Они иногда вино собирали, чтобы потом выпить в три раза больше. Мы с этим боролись. Матросы же несли вахту, на подлодке от одного человека часто зависит жизнь всего экипажа. Офицеры ходили, проверяли рундуки, чтобы у матросов не было заначки, забирали бутыли.

В 1975 году в Военно-морском флоте СССР была официально введена новая профессия — гидронавт. Валерий Кулаков стал первым командиром подразделения гидронавтов-испытателей в 19-м центре Минобороны СССР.

— Какие задачи решали?

— Работали не только как испытатели, но выполняли боевые задачи на глубоководных комплексах «Селигер-1», «Селигер-2» и «Селигер-3» в Атлантическом океане и Средиземном море. Потом появились уже атомные глубоководные станции (АГС), имеющие ядерную энергетическую установку и солидную автономность.

— Какое оно, дно океана?

— ы плавали на очень больших глубинах в Атлантике, Тихом океане, там ничего интересного на грунте нет. Иногда видели светящихся глубоководных рыб. Им пищей служила органика, которая опускалась из верхних слоев океана. На Севере на небольших глубинах встречались акулы. В Средиземном море на дне видели амфоры, остовы торговых судов.

— Чем отличалась «автономка» на «Селигере» в северных широтах?

— На Севере грунт скалистый, большие перепады высот. Идешь по дну, раз — скала, поднимаешься наверх метров на 100, а потом опять пропасть, падаешь вниз, проваливаешься, как самолет в воздушную яму. Внутри глубоководного аппарата температура была около 7–8 градусов, приходилось одевать и унты, и меховую куртку.

— Брали с собой на глубину какой-нибудь талисман?

— Со мной всегда была фотография жены и детей — дочки и сына.

— 10 января 1979 года вам, инженер-капитану 1-го ранга, присвоили звание Героя Советского Союза. Как это было?

— Вручал Золотую Звезду Героя нам троим генсек ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев. Журналисты, присутствовавшие на награждении, потом допытывались, за что конкретно нас наградили. Мы отвечали, как нас инструктировали: за выполнение спецзадания.

Нам вначале не запрещали, но не рекомендовали носить Звезду Героя. Моряки, еще достаточно молодые, чуть больше 30 лет, и уже Герои Советского Союза. Это могло вызвать лишние вопросы.

— Вы 16 лет командовали подразделением гидронавтов-испытателей.

— Да, в этой должности прослужил до ноября 1991 года. В море ходил почти до самой пенсии, до развала Советского Союза. Тяжело уже было, здоровье не то, медкомиссию проходил, спрашивал: «Можно в море?» Врачи говорили: «Можно, только к Черному морю!» Командование не очень смотрело на медицину: надо — значит, надо!

***

И сейчас, спустя почти сорок лет, Валерий Кулаков не раскрывает подробности, ссылаясь на режим секретности, лишь коротко бросает: «Что надо, нашли, что требовалось, сделали».

В копилке инженер-капитана 1-го ранга в отставке Кулакова кроме Золотой Звезды Героя два ордена Ленина, ордена Красного Знамени, Красной Звезды, медаль ордена «За заслуги перед Отечеством».

Застать дома Валерия Павловича и сейчас трудно. Он заместитель председателя Клуба Героев города Москвы и Московской области по социальной работе, член Международной академии единства народов мира. Ведет большую общественную работу.

А вахту на больших глубинах несет уже новое поколение гидронавтов. В их арсенале — новейшие маневренные атомные глубоководные станции. И эта профессия по-прежнему относится к группе повышенного риска.