Цена суверенитета и экономная оборона
Утвержденная президентом Государственная программа вооружений на 2018–2027 годы предусматривает выделение на нужды обороны примерно 20 триллионов рублей. Сумма астрономическая. Главная часть этих огромных средств пойдет на закупку суперсовременных систем оружия. Чему отдан приоритет? Не разорительна новая военная программа для экономики? Какой эффект может дать? Эти и другие вопросы осветил в интервью двум изданиям — еженедельнику «Звезда» и журналу «Армейский стандарт» — член Общественного совета при Минобороны РФ, директор Центра анализа стратегий и технологий (ЦАСТ) Руслан ПУХОВ.
Суверенитет стоит дорого
— Двадцать триллионов на вооружение — это много или мало?
— Много или мало тратит Россия на оборону — это вопрос мировоззрения. Наша страна — одно из немногих в мире по-настоящему, а не формально, суверенных государств. Но за суверенитет надо платить, суверенитет стоит дорого.
Плата за способность проводить суверенную политику — это не вопрос наличия или отсутствия необходимых ресурсов, а вопрос идеологического выбора. Среди подлинно независимых стран есть очень бедные, например, Куба или КНДР. А среди государств, суверенитетом не обладающих, есть очень богатые — например, Германия или Япония. Некоторые государства могут одновременно находиться в двойной и даже тройной вассальной зависимости. Скажем, Франция одновременно находится в сильной зависимости от США и Германии, а по многим вопросам ближневосточной политики Парижу диктуют его поведение монархии Персидского залива.
Отказ от суверенитета иногда приносит меркантильную выгоду, но далеко не всегда. Зачастую попытка избавиться от бремени расходов на поддержание своей независимости оборачивается еще большими коммерческими убытками. Вспомним Болгарию с ее вынужденным отказом под давлением Евросоюза от российского газопровода и ее премьера, скулящего во время недавнего визита в Москву по поводу несправедливости Брюсселя. А ведь всего пару лет назад такой был боевитый русофоб!
В более широком смысле слова большинство государств Восточной Европы подверглись после передачи своего суверенитета в ЕС деиндустриализации, экономической, культурной и интеллектуальной архаизации. На наших глазах то же самое происходит с Украиной.
— С точки зрения финансовых возможностей государства наши военные траты — подъемны?
— Их можно описать формулой: «максимум того, что может дать экономика, минимум того, что нужно Вооруженным силам». Финансово-экономический блок правительства жестко стоит на страже интересов экономии, и никогда не позволит опасных для финансовой устойчивости России и ее социального развития оборонных расходов.
Да, при выполнении действующей Госпрограммы вооружений-2020 уровень военных расходов кратковременно действительно был высоковат. Потому что одновременно надо было решать сразу несколько финансово емких задач: перевооружать армию, восстанавливать и строить новую военную инфраструктуру, обеспечивать импортозамещение, интенсифицировать боевую подготовку, готовиться на случай дальнейшего обострения обстановки на юго-востоке Украины, бороться с террористами в Сирии. И все это — на фоне низких цен на нефть и экономического кризиса.
Сейчас многие задачи по переоснащению армии решены, многие объекты инфраструктуры построены. Нефть стоит на относительно высоком уровне в 75 долларов за бочку, экономика вяло, но растет. Соответственно, относительный уровень расходов должен снизиться.
Расходы на закупку вооружений де-факто сокращаются. В номинальных цифрах стоимость Госпрограммы вооружения 2018–2027 примерно соответствует объему действующей ГПВ, рассчитанной на 2011–2020 годы. Но с учетом инфляции реальная сумма затрат по новой Госпрограмме вооружения сократится по сравнению с ГПВ-2020 примерно вдвое. Если помните, тогда, когда действующая ГПВ принималась, доллар стоил примерно 30 рублей, сегодня — за шестьдесят.
— И все же дополнительные триллионы экономике не помешали бы?
— Закупка вооружений — это не просто безвозвратная трата ресурсов, а фактически — вложения в экономику страны. Благодаря им создаются высококвалифицированные рабочие места, стимулируются инновационное развитие, прогресс науки и технологий. Более того, это еще и создание базы для диверсификации ОПК и увеличения выпуска на его предприятиях гражданской продукции.
Кстати, в отношении этих фактически инвестиционных расходов за последние десять лет произошли очень важные позитивные изменения. Десять лет назад, до начала реформы «по Сердюкову», военные расходы России росли в номинальном выражении на 20% в год и были сопоставимы, например, с индийскими. При этом Индия закупала, в том числе у нас, в России, огромное количество вооружения. Тогда как российские Вооруженные силы при министре Сергее Иванове почти не получали новой техники.
Сегодня ситуация кардинально изменилась. Военные бюджеты России и Индии по-прежнему в целом сопоставимы. Но при этом Индия из-за паралича закупочных процедур, популистской кампании Make in India (сделайте в Индии. — Ред.) и из-за возникшей моды на закупки ужасающе дорогих западных систем вооружений с 2016 года смогла по-крупному заказать только 36 французских истребителей и 22 американских боевых вертолета. Причем никакой техники по этим контрактам Дели пока так и не получил.
Российская армия ежегодно закупает сотни единиц современной техники. Около половины военного бюджета идет на закупки, то есть возвращается в экономику и стимулирует ее инновационное развитие. В Индии же ее огромный военный бюджет «проедается», идет на содержание армии или вылетает в трубу прибылей американских и французских корпораций.
— Некоторые западные эксперты, оценивая боевую мощь нашей армии, отдают ей почетное второе место — после армии США. Разве недостаточно?
— К таким рейтингам я отношусь с предельной осторожностью. Во-первых, из-за возможной политической ангажированности их составителей. Во-вторых, даже если их авторы являются добросовестными и беспристрастными экспертами, военные потенциалы государств содержат массу не подлежащих формализации и квантификации факторов.
Самый очевидный из них — как учесть такую важнейшую составляющую военной мощи, как моральный дух армии? При этом сам этот дух в одной и той же армии в разных войнах может быть сильно разным. При Бородино, по некоторым свидетельствам, французы после 12-часовой бойни, в которой погибли десятки тысяч людей, смогли взять в плен всего 700–800 русских солдат. А в Первую мировую войну среди тех же русских солдат был в ходу термин «уход в плен». Не попасть в плен, а уйти! Наверное, моральный дух федеральных сил в первую чеченскую войну и мотивация российских войск, которые обеспечивали воссоединение Крыма с Россией, тоже сильно отличались. Так что все эти рейтинги сравнивают «сферических коней в вакууме».
Даже если принять, что Россия по военному потенциалу занимает второе место в мире, понятно, что львиную долю в это вносят наши Силы ядерного сдерживания. Соответственно, доля сил общего назначения в нашем военном потенциале не так велика.
И последнее, о чем нужно помнить: Россия находится в стратегическом одиночестве, у нас фактически нет военных союзников. Формально-юридически есть, конечно, ОДКБ, но по факту его члены в большинстве своем являются потребителями безопасности.
Так что с учетом всех этих факторов вложения в оборону России вовсе не выглядят чрезмерными.
Наверстывать отставание в беспилотной авиации форсированными темпами
— Новую Госпрограмму вооружений разрабатывали три года, когда шла операция наших ВКС в Сирии. Учтен ли сирийский опыт? Какие проблемы он выявил?
— Любая масштабная военная операция дает бесценный опыт, который позволяет улучшить оружие и разработать тактические приемы его применения. Сирийский опыт позволил, в частности, выявить и ликвидировать недостатки в авиационных средствах поражения и бортовом радиоэлектронном оборудовании новейших вертолетов.
Военная операция подтвердила и другие очевидные недостатки. В первую очередь в области разведки и целеуказания. Например, отсутствие у нас беспилотников большой дальности. Некоторые считают, что общая эффективность действий наших Вооруженных сил в Сирии ограничивается, скорее, разведывательными возможностями, а не количеством авиации и мощностью средств поражения.
Очевидно, необходимо скорейшее принятие на вооружение беспилотников большой дальности и продолжительности полета, в том числе разведывательно-ударных, совершенствование возможностей воздушной и космической разведок, насыщение ВКС России авиационным высокоточным управляемым вооружением, оснащение самолетов контейнерными средствами навигации, наведения и целеуказания. Насколько известно, все это в полной мере учтено в новой ГПВ.
— В прежней программе на развитие флота выделено порядка 4,7 трлн рублей, а на Сухопутные войска и ВДВ — 2,6 трлн рублей. В новой ГПВ этот перекос устранен?
— По оценкам наших экспертов, основные угрозы России и основные национальные задачи, стоящие перед страной, лежат на континенте. Поэтому и акцент естественно делать на приоритетном развитии Сухопутных войск и ВДВ.
Да, в новой ГПВ, судя по всему, устранен чрезмерный крен в сторону расходов на ВМФ, а постройка наиболее дорогостоящих крупных надводных кораблей благоразумно перенесена на будущее. Самыми крупными строящимися надводными кораблями останутся фрегаты.
Наша судостроительная промышленность неплохо справляется со строительством неатомных подлодок, более-менее удовлетворительно обстоят дела в части строительства стратегических подводных ракетоносцев и многоцелевых атомных субмарин. Но постройка основных классов надводных кораблей пребывает в постоянном кризисе. И это я говорю о кораблях относительно небольшого водоизмещения — класса корвет — фрегат. Страшно подумать, какие средства потребуются и сколько времени займет строительство «монстрообразных» эсминцев «Лидер» или гигантского авианосца «Шторм».
Найдено хорошее паллиативное решение в виде строительства небольших платформ, оснащенных ракетами «Калибр». Вообще появление «Калибров» дало российскому флоту большие возможности и гибкость относительно выбора их носителей. А некоторым довольно старым платформам, например, подлодкам 636-го проекта — фактически подарило новую жизнь.
Тенденцию «калибризации» российского ВМФ надо подкрепить наращиванием поставок в морскую авиацию ракетоносцев Су-30СМ с возможным их оснащением авиационным вариантом российско-индийской ракеты BrahMos.
Высвободившиеся в результате отказа от военно-морской гигантомании и прожектерства средства надо вкладывать в системы управления, разведки и связи, беспилотники и новые бронетанковые платформы. Кстати, именно сухопутчикам и десантникам придется в случае необходимости решать вопрос с киевской хунтой или прибалтийскими нацистами, если они, понадеявшись на НАТО, захотят проверить нашу оборону.
— Эксперты ЦАСТ предупреждают, что исполнение ГПВ-2027 в части создания новейшего оружия может быть сорвано. Например, из-за острой нехватки новых материалов. Это действительно так?
— Мы пытаемся превентивно выявить возможные риски для ГПВ. Причем интересно выявить не всем очевидные фундаментальные угрозы неисполнения программы — финансовые, политические, санкционные, а поймать «слабые токи», нащупать риски не очевидные.
Проблема с конструкционными материалами — один из таких рисков. Это вроде бы частность в сравнении с геополитическими или макроэкономическими вопросами, но эта или подобная ей частности действительно могут если не сорвать, то затормозить и усложнить реализацию ГПВ.
Напомню, например, что запуск в серию такого успешного учебно-боевого самолета, как Як-130, задержался из-за того, что в Дзержинске остановилось производство спецстекла, которое используется для остекления кабины. И понадобились специальные усилия ОАК, чтобы разблокировать эту «пробку».
Конечно, могут быть всякие форс-мажорные обстоятельства, которые порой невозможно предусмотреть, но уверен, что новая программа вооружений будет выполнена если не на 100, то на 85–90% точно.
— В правительстве произошла рокировка чиновников, отвечающих за ОПК. Бывший вице-премьер РФ Дмитрий Рогозин назначен главой Роскосмоса, а экс-замминистра обороны Юрий Борисов стал вице-премьером, отвечающим за «оборонку». Что это ей сулит?
— Напомню, что хотя ГПВ-2020 версталась еще до назначения Юрия Борисова заместителем министра обороны по вооружению, ее реализация проходила именно под его руководством. Напомню, что эта программа вооружений стала самой успешной за все постсоветское время. Именно Борисову удалось выстроить работающую систему реализации программы. А еще Борисов восстановил кооперативные отношения между Минобороны и промышленниками. Наверняка ему в этом помог полученный ранее опыт работы в Минпромторге и Военно-промышленной комиссии. Отношения между заказчиком и исполнителем, между Минобороны и оборонной промышленностью на момент его назначения на должность в 2012 году были до крайней степени конфликтными. Они говорили на разных языках. Более того, это были отношения двух разных и враждебных миров. Этот раскол был преодолен именно Борисовым.
Что касается Дмитрия Рогозина, на мой взгляд, политиком он был более интересным, нежели чиновником.
— Недавно опять в СМИ была поднята тема возобновления производства самолетов антоновской фирмы Ан-124 «Руслан». Ка относитесь к этой идее?
— Тема возникала уже неоднократно, причем в гораздо более тучные годы и еще при нормальных отношениях с Украиной. Восстановить можно все, это вопрос ресурсов, времени и организации. Но есть ли для этих машин рынок? Изначально Ан-124 создавался для военных. Остающийся в распоряжении наших ВКС парк «Русланов», похоже, не только удовлетворяет их потребности, но даже избыточен. Для ВКС гораздо актуальнее обеспечить стабильное поддержание летной годности «Русланов» и высокую готовность парка, как это уже сделано с Ил-76.
Единственный интересант в восстановлении производства Ан-124 — это коммерческая компания «Волга-Днепр». Но восстанавливать за огромные деньги штучное производство самолета ради одной коммерческой структуры — это нонсенс. Тем более что сама «Волга–Днепр» предпочитает вкладываться в лизинг американских грузовых «Боингов» и рассматривает вопрос о переводе бизнеса в Германию.
Еще один вопрос: а способна ли структура, которой предполагается поручить восстановление производства Ан-124, сделать это? Посмотрим на успехи ильюшинской фирмы за последние десять лет. Контракт на поставку 38 военно-транспортных самолетов в Китай сорван. Поставка двух Ил-76МФ в Иорданию произведена со значительным отставанием от графика. Проект Ил-214/MTA провален. Программа восстановления производства Ил-76 вышла из всех возможных графиков и смет. Единственный находящийся в опытной эксплуатации самолет показывает очень низкую эксплуатационную надежность. Существуют очень сильные опасения относительно успеха разработки Ил-112В. Если фирма десять лет не может нормально восстановить производство своего Ил-76, каковы шансы на успех восстановления более сложного и чужого Ан-124, для которого к тому же нет двигателя?
— Каковы, на ваш взгляд, перспективы нашей боевой авиации?
— Налицо серьезное отставание России в области беспилотной авиации. По сути, здесь мы отстаем от США примерно на 25 лет, находясь на этапе создания дальних средневысотных беспилотных летательных аппаратов класса Predator. Наглядным символом российского отставания в этой сфере являются практически ежедневные полеты американских дальних высотных беспилотников Global Hawk у российских баз на Черном море и у линии противостояния на Донбассе. На подходе новое поколение беспилотных авиационных комплексов — малозаметных околозвуковых ударных. России надо наверстывать отставание в беспилотной авиации самыми форсированными темпами.
Программа создания российского перспективного стратегического бомбардировщика нового поколения (ПАК ДА) вообще, видимо, «уехала» за 2030–2035 годы. Ввиду этого в ближайшее десятилетие пополнение парка боевых самолетов ВКС и авиации ВМФ России придется продолжать за счет производства модернизированных самолетов четвертого поколения — Су-30СМ, Су-34, Су-35, бомбардировщиков Ту-160М2.
Какой будет армия через 10 лет
— Каковы все же приоритеты новой программы? Как изменится армия после ее реализации?
— Главная особенность новой ГПВ — ориентация на освоение и начало серийных поставок в войска вооружений действительно нового поколения, разработанных в основном в рамках действующей ГПВ-2020 и до сих пор находящихся на этапе отработки и испытаний. Этим новая программа-2027 отличается от действующей ГПВ-2020, в рамках которой велось либо производство модернизированных образцов вооружения предшествующего поколения (в основе своей еще советской разработки), либо осуществлялась модернизация старых образцов в войсках.
В новой ГПВ парадигма изменена. Делается ставка на начало перевооружения войск образцами действительно нового поколения. В первую очередь это касается Сухопутных войск. После 2021 года можно ожидать начала поставок перспективных наземных платформ нового поколения — тяжелой «Армата» (во главе с новым танком Т-14), средних гусеничных «Курганец-25» и средних колесных «Бумеранг», 152-мм самоходных артиллерийских систем «Коалиция-СВ», легких бронированных машин и автомобилей новых типов, новых ракетных систем, безэкипажных наземных средств и, видимо, новых образцов стрелкового вооружения по теме «Ратник». Будут поставки новых автоматизированных сетевых систем управления, комплексов разведки, управления и связи, новых средств радиоэлектронной борьбы.
В войска ПВО начнут поступать новые зенитные ракетные системы С-500, а в перспективе и новые комплексы противоракетной и противокосмической обороны. В состав зенитных ракетных систем С-400 будут, наконец, введены новые ракеты, в том числе дальнобойные.
Начнутся поставки в Ракетные войска стратегического назначения новых ракетных комплексов «Сармат» с тяжелой межконтинентальной баллистической ракетой, новых планирующих боеголовок, а возможно, и нового подвижного межконтинентального ракетного комплекса «Рубеж».
Начнутся серийные поставки гиперзвукового ракетного оружия оперативно-тактического и стратегического назначения и новых крылатых ракет.
Менее интенсивным будет процесс перехода на платформы нового поколения в ВКС и ВМФ. Здесь кардинального перевооружения можно ждать уже за пределами ГПВ-2027. Тем не менее, к примеру, ВМФ России начнет получать серийные атомные многоцелевые подводные лодки 4-го поколения проекта 885М, серийные фрегаты проекта 22350 и новые корветы.
В целом, думаю, российские Вооруженные силы в случае полной реализации новой ГПВ спустя десятилетие, к 2028 году, будут иметь в техническом отношении совершенно новый облик и получат значительно более высокие боевые возможности. Эти Вооруженные силы должны иметь возможность быстро и с минимальными потерями ликвидировать последствия русской национальной катастрофы 1991 года.
