Главный бриг русского флота
Героической была оборона Севастополя в 1854–1855 годах, и закончилась она пусть и поражением, но не бесславием. Ранней осенью 1855 года, после падения Малахова кургана, из руин, в которые после непрерывной бомбардировки превратился город, под серым небом, затянутым дымом пожаров, защитники Севастополя уходили на северную сторону города.
Целую ночь поток людей шел по покачивающемуся понтонному мосту, протянутому через бухту. Пишут, что при строительстве этой переправы мог использоваться корпус небольшого, около 30 метров в длину, потрепанного судна. И, быть может, в ту пахнущую гарью и горечью отступления ночь кто-то из уходивших узнал в этом корабле знаменитый бриг «Меркурий» и немного приободрился, вспомнив его славную историю.
Историю о том, как храбрый и умелый Давид совершил невозможное: победил великана Голиафа. Да чего уж мелочиться — двух Голиафов!
С чего начинается эта легендарная история? Скорее всего, с того майского дня 1829 года, когда в ясную безветренную погоду к маленькому бригу с Андреевским флагом неумолимо приближались два турецких линейных корабля, сверкая на солнце пушками.
Или, может, ее стоит начать с 1820 года, когда со стапелей Севастопольской верфи сошел на воду ладный корабль из крымского дуба, нареченный «Меркурием».
А может быть (история тогда удлинится, но оно того стоит), с 1 января 1754 года, когда на ферме рядом с шотландским городом Перном в семье Кроунов родился мальчик, которого назвали Робертом. Юный шотландец начал самостоятельную жизнь как в классическом приключенческом романе — сбежал из дома, чтобы стать моряком. Искателя приключений перехватили, вернули на ферму, но желание у него не пропало. И родители смирились с выбором сына.
К 34 годам Роберт Кроун успел походить и на торговых судах, исправно послужить в военном британском флоте и даже повоевать с американскими колонистами, добивающимися независимости. Только вот повышения обходили его стороной. Карьера застопорилась. И тогда Кроун переходит на перспективную в этом плане службу в Балтийский флот Российской империи.
Иностранного специалиста быстренько русифицировали, дав ему имя Роман и отчество Васильевич. Отдали под его начало только что купленный в Англии корабль — коттер «Меркурий».
Коттер — судно небольшое, похожее на бриг, с таким же парусным оснащением, но еще и с возможностью ходить на веслах. При хорошем капитане, обученной команде оно способно на многое. И русский шотландец Роман Васильевич доказал это очень быстро — во время весьма кстати начавшейся для него Русско-шведской войне.
«Меркурий» в составе эскадры крейсировал по Балтийскому морю, помогал пленять шведские суда. 21 мая (1 июня по новому стилю) он отличился в полной мере. В Христиан-фиорде была обнаружена шведская эскадра. Стоял штиль, маневрировать суда толком не могли. Большие корабли, но не коттер на веслах. Под чужими флагами, под видом скромного «купца» «Меркурий» подобрался к трехмачтовому, вдвое превосходящему его по размеру шведскому фрегату «Венус», зашел с кормы и...
Корма на военных судах — место самое уязвимое. Развернуться бортом к корме и дать залп из всех орудий — это самый верный путь вывести судно противника из строя. Во всяком случае на учениях того времени заход в корму шел как «зачет» успешной атаки.
Итак, маленький «Меркурий», возглавляемый Кроуном, подошел к «Венусу». Взять великана на абордаж было, конечно, проблематично. «Меркурий» действовал как назойливый и прыткий комар — сам находясь вне зоны активного обстрела (как раз со стороны кормы, где только немногочисленные ютовые орудия), полтора часа вел огонь по фрегату. Повредил такелаж, так что в конце концов швед сдался.
Роман Васильевич за доблестный подвиг сей был награжден Георгием. Его перевели капитаном на свежезахваченный «Венус». И жил, и служил он долго и счастливо, в отставку вышел адмиралом, а умер в возрасте 87 лет в Санкт-Петербурге.
«Меркурий» бился со шведами до конца войны в 1790-м, потом еще 15 лет нес службу на Балтике, и, наконец, по ветхости был разобран. А боевое имя его пригодилось в 1820 году для нового брига Черноморского флота.
Бриг — судно, которое немногим больше коттера — 2 мачты, от 6 до 24 орудий. И предназначен он не для крупных морских сражений. Посыльная служба, конвои, разведки — этим и занимался черноморский «Меркурий», да еще контрабандистов гонял. На нем сменилось несколько капитанов — людей уже не с такими романтическими биографиями, как у Кроуна. Самых обычных.
Одним из них был, например, Семен Стройников. Он окончил Черноморское штурманское училище в Николаеве и ходил без особых приключений на разных судах по Черному морю. Столь же спокойно шагал вверх по служебной лестнице: лейтенант, капитан-лейтенант, командир канонерки, корвета, а в 1826 году и брига «Меркурий».
Капитаном он был исправным, держал команду в строгости, а судно — в порядке, и в конце концов получил очередное звание и был назначен командовать фрегатом, передав в начале 1829 года «Меркурий» Александру Ивановичу Казарскому — человеку с удивительно схожей биографией: то же самое штурманское училище (он окончил его на 10 лет позже), та же исправная служба на разных судах. Гардемарин, лейтенант, капитан транспортника, капитан «Меркурия». Обычные люди. Только вот с мая 1829 года судьбы их стали разительно отличаться.
Шла очередная Русско-турецкая война. Во время нее корабли Черноморского флота исполняли две основные задачи. Во-первых, они помогали брать приморские крепости противника. С суши их осаждали сухопутные войска (зачастую десантировавшиеся с тех же кораблей). Суда же запирали бухту и, по возможности, обстреливали береговые укрепления.
Этим, например, еще на транспортном судне с установленной пушкой, занимался капитан Казарский — подбирался к туркам по мелководью и бомбардировал Анапу и Варну.
Во-вторых, корабли ходили в крейсерские походы. Следили за перемещениями турок, защищали свои транспортные суда и, напротив, если выпадал случай, захватывали корабли противника с десантом.
В таком дежурном рейде бриг «Меркурий» и оказался вместе с двумя другими кораблями в знаменательный день 14 мая 1829 года. Все шло спокойно, пока не появилась вражеские корабли. Целая эскадра — полтора десятка судов, включая лучшие линейные корабли турок — адмиральский «Селимие» со 110-ю пушками и «Реал-бей» с 74-ю. Для сравнения: на «Меркурии» их было 18. Ну, еще две переносных.
Силы были очевидно неравными. Ни приказа, ни нужды завязывать бой не было. И русские корабли взяли курс на Севастополь. Два из них ушли вперед, скрылись за горизонтом. «Меркурий», самый скромный по ходовым качествам, отстал. Два турецких великана, затеявших погоню, понемногу к нему приближались. Чувствовал себя турецкий капудан-паша (адмирал), надо полагать, превосходно — маленький, но трофей, легкая добыча. Морская прогулка удалась.
Но и на «Меркурии» меж тем тоже не унывали. Настроение у команды было приподнятое. Той самой веселостью, которая наступает на краю бездны, когда нет ничего впереди, кроме последнего отчаянного боя и, быть может, посмертной славы.
Это настроение чувствуется за строками донесения капитана Казарского адмиралу Черноморского флота. Он пишет, как все пятеро офицеров судна на кратком совещании решили принять бой и обороняться до последней возможности, если же другого шанса не останется, то попытаться, «свалившись с каким-нибудь кораблем», взорвать крюйт-камеру (пороховой склад) и спалить себя вместе с противником. Казарский пишет, как отправился беседовать с личным составом, и все матросы — их на «Меркурии» было 115 — поддержали решение капитана.
Что двигало этими людьми? Конечно, мужество, хорошо затверженные понятия о чести русского моряка. Но, кажется мне, что одним из побудительных мотивов у них был страх. Страх позора. Страх повторить судьбу фрегата «Архангел Рафаил». Казарскому уже могло быть известно то, что произошло двумя днями раньше. Тогда турецкая эскадра окружила русский фрегат. И он опустил флаг. Не стал принимать бой. Команда не подожгла судно, пересев на шлюпки. Фрегат просто сдался. Ну а капитаном «Рафаила» был не кто иной, как Семен Стройников — бывший командир «Меркурия».
На одних только этих совпадениях и различиях в судьбах двух капитанов можно выстроить отличный сюжет для фильма. Впрочем, сценарист может сосредоточиться и на одном «Меркурии». Любая деталь знаменитого боя так и просится на кинопленку. Например, пистолет, положенный рядом с пороховым погребом, — чтобы был под рукой, когда погреб придется взрывать. Или Андреевский флаг, прибитый гвоздями, — он не должен быть спущен ни при каких обстоятельствах.
Конечно, шансы на выживание у «Меркурия» были изначально. Следовало, во-первых, непрестанно маневрировать, чтобы противник не мог развернуться бортом к корме брига и задействовать максимальное число орудий при выстреле. Во-вторых, нужно было непрерывно стрелять самому. Пробить корпус линейных кораблей турков было малореально, поэтому следовало метить в паруса и рангоут, используя, в частности, книппели — два ядра, соединенных цепью.
Именно такой тактики и придерживался капитан Казарский. Но как же это было не по-человечески трудно!
Около трех часов матросы «Меркурия», повинуясь приказам, работали с парусами, заставляя корабль совершать маневры. Гребцы работали веслами, висли на них, тянули на себя (на бриге гребли стоя). На судно падали зажигательные снаряды брандскугели — команда три раза тушила возникшие было пожары. А матросы у пушек закладывали снаряды, наводили орудие, подносили фитиль, стреляли и снова закладывали снаряды.
И уже выходило так, что неблагоприятные обстоятельства, приведшие «Меркурий» в смертельные объятия вражеских кораблей, стали обращаться в плюсы. Безветренная погода? Но бриг мог лавировать с помощью весел, а турецкие левиафаны за ним не поспевали. Огромная огневая мощь турок? Но на близкой дистанции они рисковали попасть друг в друга, а вот каронады «Меркурия» были эффективны именно в ближнем бою. Но все эти преимущества имели смысл лишь при непрерывной работе всей команды корабля. Снова и снова матросы, повинуясь приказам, меняют курс судна, снова и снова пушки заряжаются и бомбардиры стреляют.
Надолго ли хватило бы сил у команды? Наверное, нет. Человеческие возможности не безграничны. Да и судно вовсе не было неуязвимым. Уже после боя у брига насчитали 22 пробоины в корпусе и 133 дыры в парусах, 16 повреждений в рангоуте и 148 в такелаже. Были разбиты все шлюпки, повреждена одна из пушек. То, что «Меркурий» продержался эти три часа, само по себе было чудом.
Но он успел победить.
Сначала канонир перебил такелаж у «Селимие», да так, что судно не смогло продолжать преследование. А потом метко пущенные снаряды разбили рангоут «Реал бея», и паруса, падая, закрыли палубу. Корабль лег в дрейф.
«Меркурий» вышел из боя с минимальным числом жертв. Из 115 членов экипажа было убито четверо, ранено шестеро. Через сутки корабль воссоединился с другими судами Черноморского флота.
А дальше были триумф и всемирная слава. Родная страна тоже щедро наградила героев. Все члены экипажа были отмечены наградами, офицеры повышены в звании. Они получили право добавить на свои фамильные гербы изображение пистолета. Того самого, что заряженным лежал у порохового погреба...
Сам же «Меркурий» был награжден кормовым Георгиевским флагом — высшей наградой для русского военного корабля. До него такую награду получил линейный корабль «Азов» за Наваринское сражение. Больше же кормовым Георгиевским флагом ни один корабль не награждался...
И вновь здесь уместно вспомнить о сдавшемся туркам корабле «Рафаил» и его капитане Семене Стройникове. «Рафаил», который турки, переименовав, прекрасно использовали, Николай I повелел сначала у неприятеля отбить, а потом все равно затопить, как «впредь недостойный носить Флаг России». Стройникова, вернувшегося из плена, приговорили к смертной казни, потом помиловали, разжаловав в матросы. Неизвестно, как он закончил свою жизнь.
Но и судьба героического капитана Казарского сложилась непросто. Осыпанный наградами, обласканный властью, он уже в 1831 году был переведен из флота в личную свиту императора, а в 1833-м направлен с ревизией по черноморским портам. Тогда-то он и умер в городе Николаеве, скоропостижно, после выпитой чашки кофе.
Следствие по делу оказалось безрезультатным. Сейчас исследователи в большинстве своем склоняются к версии, что Казарский был отравлен мышьяком. Коррупция в судостроительной отрасли в те годы зашкаливала, и ревизорская деятельность безупречного в службе Казарского могла не понравиться очень многим.
Всего на бриге вместе с капитаном было пятеро офицеров. Судьба их сложилась по-разному, о двух из них сведений практически не сохранилось. Но вот биография Федора Михайловича Новосильского позволяет вплести в историю «Меркурия» еще одну, идеальную для киносценария сюжетную нить.
Новосильский родился в 1808 году, в 1823-м закончил Морской кадетский корпус. В 1829-м был назначен на «Меркурий» и командовал там артиллерией, так что удачными выстрелами, определившими исход боя, «Меркурий» обязан во многом именно ему. Потом он служил еще на нескольких кораблях, а в 1834 году сам стал капитаном. И чего бы вы думали? Конечно же, брига «Меркурий»!
Потом в его жизни было многих других кораблей, званий и наград. Федор Новосильский участвовал в Синопской битве и в обороне Севастополя. Был военным губернатором в Севастополе и Кронштадте. Дослужился до адмирала и члена Государственного совета. А умер в 1892 году — более чем через сто лет после того, как коттер «Меркурий» захватил шведский корабль «Венус».
Как видите, материалов для полноценного фильма про «Меркурий» более чем достаточно. И вроде б, работы над ним ведутся. Снимает фильм знаменитый режиссер Юрий Кара, а Министерство обороны заявило, что поддержит съемки.
О чем в первую очередь расскажет этот фильм — о людях, о бое или о кораблях, — мы не знаем. Не знаем и каков будет его финал. Но удачным заключительным эпизодом могли бы стать современные кадры — новейший корвет ВМФ России под названием «Меркурий». Его могут спустить на воду уже в 2021 году.