Ополчение, спасшее Россию

В начале ноября 1612 года войско Второго ополчения во главе с нижегородским земским старостой Козьмой Мининым и князем Дмитрием Пожарским штурмом овладело Китай-городом, принудив запертых в Кремле польско-литовских интервентов сдаться на милость победителей. Эту знаменательную дату по праву можно считать отправной точкой в деле возрождения российской государственности. Но путь к славной победе был весьма и весьма непрост. «Армейский стандарт» постарался отразить в этой статье его основные вехи.

«И что была тогда Россия?»

Н.М.Карамзин, по меткому определению А.С.Пушкина — «первый наш историк и последний летописец», начинает этим вопросом последний абзац незаконченной рукописи «История государства Российского». 1611 год, на котором обрывается повествование, действительно не сулил стране и народу ничего хорошего. Многие беды, обрушившиеся на Россию, совсем, казалось, сломили ее и уничтожили.

Когда со смертью слабоумного Федора Иоанновича (сына Иоанна Грозного) пресеклась старейшая на тот момент в Европе царская династия Рюриковичей (1598), ничто не предвещало страшного разорения и всех ужасов начала XVII века.

Мудрое и взвешенное правление Бориса Годунова в качестве временщика при больном царе давало, наоборот, надежду, что он, став новым государем, укрепит державу и облегчит участь простого народа. Но в судьбу Годунова и всего нашего отечества вмешалась природа.

С 1601 по 1603 год в России лета как такового не было, а зимы отличались особой суровостью. Непрерывные дожди в летние месяцы уничтожали урожай на полях. Начался страшный голод.

Царь в Москве щедро раздавал неимущим деньги из казны и зерно из государственных запасов. Но масштаб бедствия был слишком велик, и спасти положение не удавалось. Даже «на Москве и в пределах ея ели конину, и псы, и кошки, и людей ели, но царскою милостынею еще держахуся убогие».

Помещики давали крестьянам вольную — лишь бы не кормить их. Люди потянулись в Москву и другие города. Скопление в них слабых и больных послужило причиной эпидемий. На дорогах свирепствовали шайки разбойников и грабителей из бывших крестьян. Все это давало почву для беспорядков, бунтов и появления авантюристов, решивших попытать счастья в трудные времена.

Не преминул воспользоваться несчастьем Московского царства и польский король Сигизмунд III. Он снарядил и обеспечил всем необходимым войско самозванца Лжедмитрия I, дерзнувшего оспаривать трон у Бориса Годунова. И эта авантюра, ко всеобщему удивлению, имела успех! Царь Борис неожиданно и скоропостижно скончался в 1605 году, а Федору, его сыну, едва исполнилось 16 лет.

Подававший большие надежды юноша с саблей в руке принял смерть от польских головорезов из клики самозванца. Но всего через год и сам Лжедмитрий пал жертвой боярского заговора во главе с князем Василием Шуйским.

Став царем, этот «природный Рюрикович» правил вместе с боярами и пытался быть по меркам тех лет «демократичным» властителем. Но разбои, бунты и восстания не утихали все четыре года его царствования.

Поляки, однажды уже добившись успеха в деле низвержения законной власти в России, не умеряли амбиций. Ими был организован поход второго самозванца, а когда взять Москву ему не удалось, то возжелали вообще подчинить русское царство власти польского короля.

К несчастью Василия Шуйского, его племянник Михаил Васильевич Скопин-Шуйский, освободивший от разношерстных шаек значительную часть страны и вызволивший из осады геройски сражавшийся с польско-литовским войском Троице-Сергиев монастырь, вскоре после победоносного вступления в Москву неожиданно умер. Молва приписала отравление героя зависти царя, хотя ему смерть племянника была менее всех выгодна.

Русское войско, с огромным трудом собранное талантливым и любимым народом полководцем, оставшись без него, было разбито поляками под Клушиным, а шведские наемники во главе с Якобом Делагарди, искренне уважавшие только молодого князя Михаила, превратились из союзников в захватчиков и заняли Новгород.

На фоне этих неудач царь Василий был низвержен и пострижен в монахи. Оставленный в несчастье своим окружением и преданный боярами, он был впоследствии насильно вывезен поляками из монастыря в Варшаву. Сигизмунд, овладевший после 20-месячной осады одними только руинами геройски оборонявшегося Смоленска, вознаградил свое тщеславие демонстрацией польской столице бывшего московского царя.

«Сие зрелище надмевало ляхов от монарха до последнего шляхтича и было, как они думали, несомнительным знаком их уже решенного первенства над нами, концом долговременного борения между двумя великими народами славянскими» (Н.М.Карамзин).

Разве мог кто-то тогда предположить, что менее чем через два века Речь Посполитая исчезнет с карты Европы, а из польского королевского трона Екатерина II прикажет сделать стульчак для оправления ее естественных надобностей? Но в описываемое время польско-литовское государство пребывало на самом пике своего могущества, а Россия, разоренная и униженная, стояла на краю пропасти…

Первое ополчение

Свергнув Василия Шуйского, бояре и дворяне призвали народ пригласить на московский престол сына Сигизмунда, 16-летнего королевича Владислава. По их мнению, это должно было положить конец войне с поляками и способствовать установлению внутреннего мира в государстве.

Перейдя от слов к делу, они впустили в Москву войско гетмана Станислава Жолкевского. Коронный польский гетман, будучи не только хорошим полководцем, но и мудрым политиком, отлично понимал, что силой завоевать надолго огромное царство «московитов» полякам вряд ли удастся. Поэтому он с радостью ухватился за представившуюся возможность возвести на российский трон Владислава.

Гетман согласился на все ограничения власти нового царя боярской думой и на самое главное условие: еще до помазания на царство королевич должен был перейти из католицизма в православие.

Но Сигизмунд, обуреваемый тщеславием (он претендовал еще и на шведскую корону) и подстрекаемый спесивыми польскими вельможами, уже сам захотел воссесть на древнем престоле Рюриковичей. Соглашаясь отдать Царство Московское сыну, он требовал от русских бояр и дворян принесения вассальной присяги не только ему, но и себе!

Обман и коварство были видны невооруженным глазом. Патриарх Гермоген, старец с железной волей, с тяжелой душой соглашался на воцарение отпрыска католических династий над православной державой. Но без предварительного крещения он ни за что не дал бы согласия на обряд помазания Владислава на царство. Теперь же, видя явные притязания рьяного католика Сигизмунда, он занял непримиримую позицию. Во все города и веси земли русской от имени Гермогена были разосланы грамоты с призывом «изгнать из Москвы ляхов».

Как ни пытались поляки и их русские приспешники унять патриарха — старец был непреклонен! И его можно понять. Польша являлась передовым восточным форпостом воинствующего католицизма, совершенно чуждого русскому народу. Поляки и русские понимали друг друга в то время без переводчиков, общие славянские корни еще не были окончательно забыты на бытовом уровне, но Польша была частью «католического мира», а Россия — последним оплотом православия!

На призыв патриарха откликнулись люди, недавно еще враждовавшие друг с другом. Прокопий Ляпунов, рязанский дворянин, отличившийся до этого в боях с войсками Лжедмитрия II, имел огромный авторитет в народе. Под его знамя пошли истинные патриоты. Князь Дмитрий Трубецкой, наоборот, воевал на стороне самозванца до самой гибели «вора», но неприязнь к захватчикам подвигла и его идти со всем войском к Москве. Даже коварный авантюрист Иван Заруцкий во главе казаков, промышлявших по большей части грабежом и далеких от высоких мыслей служения отчизне, поддержал всеобщий порыв народных масс.

Вместе с Ляпуновым Трубецкой и Заруцкий составили триумвират, по выбору ополченцев возглавивший объединенное войско. Численность ополчения приближалась к 100 тысячам человек. Но единства в рядах Первого ополчения не было. Дисциплина и организованность отсутствовали. Большая часть ополчения состояла из крестьян и мещан, кое-как вооруженных, едва обученных подобию строя и совершенно не стойких в серьезном бою.

Тем не менее, поляки оставленные Жолкевским в Москве под началом Александра Гонсевского, были крайне озадачены возникшей опасностью. Они требовали от Гермогена обращения к ополченцам с призывом разойтись, но патриарх не внимал ни просьбам, ни угрозам. Тогда поляки заключили его под стражу и вскоре уморили голодом. Великий русский патриот ушел в мир иной, так и не согласившись ни на какие компромиссы с врагами Отечества!

Жолкевский еще во время осады Смоленска приехал в лагерь к королю и всеми силами пытался убедить Сигизмунда и польский сенат выполнить данные им в Москве обещания. Натолкнувшись на глухую стену полного непонимания, он, в знак протеста, оставил службу и уехал в родовое имение, что, несомненно, делает гетману честь.

Теперь же, когда к Москве со всех сторон приближались русские отряды, Сигизмунд понял свою ошибку и дал согласие на единоличное воцарение Владислава, но было уже поздно. Никто почти в России не желал больше видеть сына короля на русском престоле.

Возможно, Первому ополчению и удалось бы достичь поставленных целей, но еще до его подхода к Москве там вспыхнуло восстание. Поляки специально спровоцировали его, чтобы сжечь город и обезопасить себя от противников внутри городских стен.

Авангард ополченцев успел принять участие в уличных боях, но повсеместный пожар заставил их, как и всех уцелевших жителей Москвы, покинуть столицу. Торжествующие интервенты засели в укреплениях Кремля и Китай-города. Они надеялись за мощными каменными стенами дождаться помощи от короля. А в рядах ополчения скоро наступил разлад, который в итоге привел к подлому убийству Прокопия Ляпунова из-за интриг атамана Заруцкого.

Это положило конец совместным действиям дворян и казаков. Большая часть ополчения покинула окрестности столицы. Лишь к югу от Москвы-реки остались стоять отряды под предводительством князя Трубецкого. Но большой угрозы для поляков они уже не представляли.

Минин и Пожарский

Казалось, что с распадом Первого ополчения Россия погибла навеки. Но в этот страшный для нашего народа момент на историческую сцену вышел Человек, не имевший ни родословной, уходящей в глубину столетий, ни громких титулов, ни вотчинных земель, ни большого богатства, ни серьезного воинского опыта. Он обладал только храбрым и пламенным сердцем в груди, искренне чистой русской душой и огромной беззаветной любовью к Родине! Это был Козьма Минич Минин по прозвищу Сухорук.

В Нижнем Новгороде он торговал мясом, жил довольно зажиточно и был весьма далек от политики. Но когда стало ясно, что Россия в шаге от гибели, личное благополучие отошло в его сознании далеко на задний план.

После избрания Минина земским (посадским) старостой он в числе участников городского совета, в который входили старшие в городе чины и духовенство, присутствовал при чтении грамоты Гермогена. Призыв к единению для борьбы с иноземцами глубоко запал в душу Козьмы Минина. И когда на следующий день при оглашении текста грамоты всему городскому люду протопоп Савва стал убеждать нижегородцев «стать за веру», Минин взял слово после него и пламенной речью поддержал священника.

«Захотим помочь московскому государству, так не жалеть нам имения своего, не жалеть ничего, дворы продавать, жен и детей закладывать, бить челом тому, кто бы вступился за истинную православную веру и был бы у нас начальником!» (С.М.Соловьёв). Народ воспринял его своим лидером. Решено было жертвовать треть всего имущества на сбор денег для снаряжения профессионального войска, а «бить челом» — князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому.

Князь Пожарский был из боковой и небогатой ветви Рюриковичей. Но родовитость имела не главное значение при выборе предводителя ополчения. Гораздо важнее были личные качества и верность русскому государству в предыдущие годы. Нельзя сказать, что князь обладал блестящим полководческим талантом, но воеводой был опытным и храбрым. Он не раз бил крупные отряды самозванца и поляков, стойко защищал город Зарайск. В момент избрания предводителем долечивал раны, полученные в сражении на пылающих московских улицах во время восстания москвичей и попытки Первого ополчения освободить столицу.

Пожарский согласился возглавить войско лишь при условии назначения ему в помощь честного и толкового человека для управления финансовыми и хозяйственными делами. Этим помощником стал Минин, «выборный человек всею землею».

При формировании Второго ополчения главное внимание уделялось не численности, а качественному составу. Воины были хорошо вооружены и экипированы. Назначая начальников, принимали во внимание только их талант, опыт и заслуги, полностью игнорируя «местничество», то есть принцип определения старшинства по родовитости. Армия была сыта и обеспечена всем необходимым. Дисциплина поддерживалась на высоком уровне, навыки ведения современного боя регулярно отрабатывались.

В середине февраля 1612 года из Нижнего Новгорода выступил авангард под командованием князя Дмитрия Лопаты-Пожарского, а в начале марта — все основные силы. Общая численность войска не превышала 4–5 тысяч человек.

Отказавшись от немедленного движения к Москве на помощь остаткам Первого ополчения из-за выжидательной позиции князя Трубецкого и откровенно враждебной — Заруцкого, Минин и Пожарский двинулись вверх по Волге. По пути к ним примыкало ополчение городов и городков, дворяне, казаки, казанские и сибирские «служилые татары», представители народов Поволжья. Всем воинам ополчения выдавались денежная плата из расчета от 30 до 50 рублей в год и «кормовое довольствие» на себя и на коня. Финансы ополчения благодаря Минину пребывали в идеальном порядке.

В начале апреля армия прибыла в Ярославль. Здесь ополчение простояло 4 месяца, пополняясь людьми. Там же Дмитрия Пожарского попытались убить нанятые Заруцким казаки.

В июне стало известно о движении к Москве войска гетмана Яна Ходкевича. От князя Трубецкого пришло письмо с признанием ошибок и просьбой идти на выручку. Медлить было нельзя, и ополчение выступило к Москве с тем, условившись «…быти нам всем… в любви и соединении и прежнего межусобства не счинати, и Московское государство от врагов наших… очищати неослабно до смерти своей».

Великая битва за Москву

Когда передовые отряды подходили к Москве, Иван Заруцкий вместе с тремя тысячами казаков бежал на юг. Под Москвой осталось примерно такое же количество казаков, возглавляемых Дмитрием Трубецким. Но предводители Второго ополчения стали лагерем отдельно от них, опасаясь разлагающего влияния казачьей вольницы на своих воинов. Их у Пожарского и Минина было до 15 тысяч. Самая боеспособная часть — 1000 стрельцов и до 2500 конных дворян и «детей боярских» из смоленской земли, имевших опыт боев с поляками. Еще примерно столько же дворян, 4000 тысячи конных и пеших казаков и не менее 3000 служилых татар дополнялись небольшим количеством пехоты из неопытных в военном деле горожан и селян.

Силы противника были сопоставимы по численности, но превосходили ополченцев боевым опытом, оружием и снаряжением. Враг был силен и очень опасен! В Кремле находилось около 3 тысяч поляков и их наемников (венгров и немцев).

Армия Ходкевича насчитывала примерно 12 тысяч человек, в том числе 2500 конных шляхтичей, 1500 пеших наемников (ландскнехтов, в основном немцев и венгров) и до 8 тысяч «днепровских» казаков.

Правда, войско интервентов отягощал огромный обоз с припасами для кремлевского гарнизона.

Командовавший вражеским войском литовский гетман Ян Ходкевич был храбрым, решительным, талантливым и опытным полководцем. В 1605 году он, имея всего три тысячи всадников, нанес поражение шведской армии короля Карла IX, которая насчитывала 11 тысяч пехотинцев и 3 тысячи конных!

30 августа главные силы ополчения во главе с Пожарским и Мининым вошли в Москву и стали готовить оборонительные позиции. На следующий день разведка донесла, что войско Ходкевича уже рядом и стремительно приближается к городу.

На заре 1 сентября гетман выступил от Новодевичьего монастыря и в час дня атаковал русское войско конницей. Не сумев добиться решительного успеха, гетман ввел в бой и пехоту. Но и Пожарский держал нити управления войсками в своих руках. Заметив усиление вражеского натиска, он приказал части всадников спешиться и поддержать нашу пехоту, с большим трудом удерживающую свои позиции.

Гарнизон Кремля неоднократно в тот день делал вылазки, стремясь нанести удар в тыл ополченцам, но всякий раз был отражаем с большими потерями.

Трубецкой занимал позиции в Замоскворечье, и хотя противник не атаковал там, удерживал при себе не только всех своих людей, но и 5 конных сотен, которые накануне выпросил у Пожарского себе в подкрепление.

Видя это и понимая, что товарищи уже едва держатся в ожесточенном бою, командиры сотен без приказа Трубецкого повели всадников в контратаку. Вслед за ними устремились отряды четырех казачьих атаманов из Первого ополчения. Эта помощь подоспела весьма кстати. Фланговый удар дезорганизовал войско Ходкевича. К 8 часам вечера оно повсеместно отступило, заночевав на Поклонной горе. В ночь после сражения отряду из 500 или 600 гайдуков под покровом темноты удалось прорваться в Кремль. Но это подкрепление имело даже негативный эффект: гарнизон и так уже голодал, и несколько сотен ртов еще более усугубили нехватку еды.

2 сентября интервенты заняли Донской монастырь и стали готовиться к новому наступлению со стороны Замоскворечья. Раскрыв этот замысел, туда же переправил свои основные силы и Дмитрий Пожарский.

Ходкевич решил во что бы то ни стало прорваться к осажденным и доставить им обоз с продовольствием. 3 сентября поляки предприняли отчаянный натиск. Сам гетман «аки лев, рыкая на своих», повел полки в атаку. Конница ополчения в течение пяти часов сдерживала наступление врага, но потом все же была отброшена поляками. Отступая, дворянские конные сотни смешали ряды своей же пехоты, а сами бросились вплавь спасаться на другом берегу реки.

Казаки Трубецкого тоже стали беспорядочно отступать. Венгерская пехота овладела Климентьевским острожком и изрубила оборонявших это укрепление казаков. Помощь во взятии острожка ей оказал отряд, сделавший вылазку из Кремля.

Ситуация для русского войска стала почти критической. Видя, что враг во многих местах одолевает, Минин и Пожарский бросились к отступающим и стали успокаивать и реорганизовывать их. Келарь Троице-Сергиева монастыря Авраамий Палицын смог убедить казаков развернуться и отбить острожек. Повлиял на них и весомый аргумент келаря: он пообещал щедро вознаградить казаков из казны монастыря. В острожек поляки успели перевезти 400 повозок с припасами для кремлевского гарнизона, и весь этот обоз достался впоследствии ополчению.

Потеряв большую часть пехоты, Ходкевич был вынужден сделать паузу для подготовки нового наступления. Но воспрянувшие духом русские воины опередили его. В наступление перешли теперь они. На всех участках теснили врага ополченцы, а фланговый удар четырех сотен конницы под командованием Минина позволил русской пехоте подняться в решительную атаку.

Удар всей остальной кавалерии довершил победу. Сильно поредевшая армия Ходкевича не могла уже больше сдерживать русский натиск и в беспорядке отступила. Всю ночь поляки и их союзники провели у Донского монастыря, не слезая с коней, а утром, смирившись с поражением, двинулись в сторону Можайска. Русское войско одержало убедительную победу над сильным и закаленным в боях врагом.

Колесо фортуны

После поражения Ходкевича польско-литовский гарнизон Кремля и Китай-города был обречен. Но, несмотря на сильнейший голод, осажденные отказывались сдаваться, видимо, рассчитывая на обещание гетмана вернуться через 3 недели. Боялись они и расправы озлобленных их зверствами москвичей.

Весь сентябрь и октябрь осажденные упорствовали. Тогда, не желая больше ждать, войско ополченцев 4 ноября устремилось на штурм Китай-города и овладело им. Оставшиеся в живых интервенты осознали наконец бесполезность дальнейшего сопротивления. 5 ноября они сдали и Кремль.

Война с Речью Посполитой на этом не завершилась. Впереди было еще несколько лет противостояния, избрание «всем миром» нового царя, были победы и поражения. Но после капитуляции в Москве, по словам хрониста XVII века Кобержицкого, «поляки понесли такую значительную потерю, что ее ничем уже нельзя было вознаградить. Колесо фортуны повернулось — надежда завладеть целым Московским государством рушилась невозвратно».

Через столетие после той эпохальной победы Пётр Великий, будучи в Нижнем Новгороде, посетил место упокоения Козьмы Минина. Император, опустившись на колени перед могилой торговца мясом, сказал: «Здесь лежит спаситель Отечества!».

Что еще можно добавить к словам величайшего из наших царей?! Разве лишь то, что подвиг, на который поднял людей Козьма Минин, совершил народ, осознавший себя единым целым и благодаря этому отстоявший свою идентичность, свободу и государственность!