Подвиг у Кульма
29–30 августа 1813 года состоялась знаменитая битва под Кульмом. В первый день русские полки (преимущественно гвардейские) сдержали натиск вдвое превосходивших их сил французов. Тем самым спасли от окружения самую многочисленную армию антинаполеоновской коалиции. Второй день битвы завершился окружением и разгромом французов. О том, как развивались в этом сражении события, — статья «Армейского стандарта».
Коалиция трещит по швам
Полный провал московского похода и гибель в нем всей Великой армии поставили Наполеона в очень сложное положение. Император Александр I не соглашался на мир и без труда заключил союз с воинственной Пруссией, искренне тяготившейся своим униженным положением фактического вассала наполеоновской Франции. Еще раньше (летом 1812 года) на стороне России выступила Швеция. Австрийская империя долго колебалась, но тоже присоединилась к противникам Наполеона.
Первые успехи русско-прусских войск сменились поражениями от численно превосходивших французов при Лютцене и Бауцене. От полного разгрома союзников спасло то, что в наполеоновской армии ощущался большой недостаток в артиллерии и еще больше — в кавалерии. Это было следствием их полного уничтожения на просторах России в 1812 году. Быстро восполнить такие потери было попросту невозможно.
Но Наполеон не был бы Наполеоном, если бы не сумел мобилизовать для продолжения войны все оставшиеся людские ресурсы Франции. Когда-то он сказал, что, если ему потребуется два миллиона жизней, Франция даст ему их. Как оказалось, он был недалек от истины: только его армия за время войн, которые он вел, потеряла более 900 тысяч человек, а всего население страны сократилось примерно на 2 миллиона.
Но летом 1813 года ничего еще не было ясно. Армия великого корсиканца вновь была многочисленна и сильна, а коалиция его противников вовсе не являла собой незыблемый монолит.
Особенно сильному испытанию единство союзников подверглось после поражения под Дрезденом. Русско-прусско-австрийская армия под общим командованием австрийского фельдмаршала Карла Филиппа Шварценберга была разбита Наполеоном, имевшим гораздо меньше солдат в этой битве.
Едва вступившая в войну Австрия стала склоняться к сепаратному миру с Францией, а отступающая от Дрездена армия, носившая название Богемской и являвшаяся самой многочисленной из армий союзников, оказалась под угрозой окружения. Для того чтобы запереть ее в Рудных горах на территории нынешней Чехии, Наполеон выслал далеко вперед корпус генерала Вандама. Тот должен был занять городок Теплиц и тем самым закрыть русско-прусско-австрийской армии выходы из горных лощин.
В случае успеха Вандама ситуация для союзников стала бы критической как в военном, так и в политическом смысле. Богемская армия оказалась бы перед лицом неминуемой катастрофы. На этом фоне Австрия несомненно вышла бы из коалиции.
Особую пикантность ситуации придавало еще и то обстоятельство, что при армии находились русский император Александр I и прусский король Фридрих-Вильгельм III. Если бы Вандам успешно выполнил возложенную на него Наполеоном задачу, оба монарха рисковали оказаться в плену!
Таким образом, можно без преувеличения сказать, что антинаполеоновская коалиция затрещала по швам! Неизвестно, какова была бы ее судьба и как бы развивались события дальше, но, как это иногда бывает, в ход истории вмешался случай. На пути корпуса Вандама и, в более широком смысле, на пути самого Наполеона встала русская гвардия, возглавленная к тому же столь харизматичными личностями, что они заслуживают небольшого отклонения от основной темы статьи.
Стоять и умирать!
Александр Иванович Толстой происходил из старинного дворянского рода. Отец его дослужился до чина генерала. Бабкой Александра Ивановича по отцу была дочь графа Остермана, сподвижника Петра Великого. От братьев бабушки, оставшихся бездетными, с разрешения Екатерины II, он унаследовал громкий графский титул и стал именоваться графом Остерманом-Толстым.
Как и подавляющее большинство сверстников-дворян, Александр с детства был записан в императорскую лейб-гвардию. К 14 годам он уже числился прапорщиком Преображенского полка. Но настоящая военная карьера его началась в Русско-турецкую войну 1787–1791 годов. Достаточно сказать, что в штурме Измаила он принимал самое непосредственное участие, и был за храбрость награжден орденом Святого Георгия 4-го класса.
При императоре Павле I Остерман-Толстой перешел с военной службы на гражданскую, но с началом войны против Наполеона в 1805 году вернулся в армию. В сражении при Прейсиш-Эйлау (1807) он фактически командовал левым флангом армии и отразил все вражеские атаки. Во многом именно из-за этого Наполеон впервые в жизни не смог одержать победу в генеральном сражении.
Но по-настоящему громкую известность в военных кругах принесла ему все же Отечественная война 1812 года. У села Островно (близ Витебска) отряд, возглавляемый графом, прикрывал отход армии Барклая-де-Толли. Крепкая позиция у дороги, занятая русскими полками, позволяла им стойко отражать натиск кавалерии Мюрата. При этом они были построены в два каре, что и давало им возможность успешно противостоять многочисленной вражеской коннице.
Но вынужденный плотный строй каре был уязвим для французских пушек. Их залпы вырывали из рядов обороняющихся целые роты солдат. И все же надо было держаться! Держаться, чтобы позволить основным нашим силам отступить организованно. Поэтому, когда Остерману-Толстому доложили о больших потерях и спросили: «Что делать?», он хладнокровно ответил: «Ничего! Стоять и умирать!»
Отличился граф Остерман-Толстой и в Бородинской битве. Обороняя Курганную батарею, он «примером своим ободрял подчиненные ему войска так, что ни жестокий перекрестный огонь неприятельской артиллерии, ни нападения неприятельской конницы не могли их поколебать, и удержали место свое до окончания сражения», писал Барклай-де-Толли.
В ходе битвы Остерман-Толстой был контужен, но уже через несколько дней вернулся в строй и активно участвовал в изгнании наполеоновской армии из России.
Граф был отчаянно храбр. «Отвага не раз увлекала его за пределы всякого благоразумия. Часто, видя отстающего солдата, он замахивался нагайкою, солдат на него оглядывался, и что ж?.. Оказывалось, что он понукал вперед французского стрелка! Обманутый зрением, привычною рассеянностью, а еще более врожденною запальчивостью, он миновал своих и заезжал в линию стрелков французских, хозяйничая у неприятеля, как дома», описывал подвиги генерала его современник Федор Глинка.
Если кому и было предначертано судьбой стать непреодолимой преградой на пути любого врага, то Александр Иванович Остерман-Толстой более кого-либо подходил на эту роль. Под стать командующему были и подчиненные!
Заместителем Остермана-Толстого был Алексей Петрович Ермолов. Его решительность и неукротимость были известны тогда и остаются эталоном этих качеств в человеке до наших дней. Гвардейской пехотной дивизией командовал барон Григорий Владимирович Розен — отчаянный храбрец и отличный командир. Еще до Кульма он был удостоен высоких наград не только от русского императора, но и от прусского короля.
Ну и рядовой состав подчиненных Остермана-Толстого нельзя назвать заурядным. Ведь в основном это были полки лейб-гвардии: Семеновский, Преображенский, Измайловский и Егерский. Каждый солдат из их состава считал для себя честью погибнуть за Отечество!
Кроме гвардейских, в сражении приняли участие несколько полков корпуса Евгения Вюртембергского. Их солдаты и офицеры стремились ни в чем не отставать от гвардейцев. Кавалерия, пришедшая на помощь пехоте, тоже была гвардейской. Четырьмя полками 1-й Кирасирской дивизии командовал Николай Иванович Депрерадович, проявивший отвагу во всех сражениях, где ему довелось принимать участие.
Одним словом, Доминику Жозефу Рене Вандаму предстояло сразиться с храбрейшими из храбрых! Неудивительно поэтому, что поставленная перед французским генералом задача оказалась для него невыполнимой.
Непреодолимая стена
Утром 29 августа 1813 года русские полки заняли позицию у селения Пристен недалеко от Кульма. Их общая численность не превышала 10 тысяч человек. Выстроившись в две линии, они приготовились к отражению атак французов.
У Вандама было от 32 до 35 тысяч солдат и офицеров, но к моменту начала наступления еще не все они подошли к месту боя. Французский генерал не стал дожидаться отставших и приказал начинать атаку. Это решение может быть оправдано его стремлением добиться успеха как можно скорее, но все же его нельзя не признать ошибочным.
В оправдание Вандаму также можно сказать, что узость ущелья не позволила ему развернуть все свои силы широким фронтом с целью охвата флангов русских позиций. Как бы то ни было, первая атака французов была отбита.
Несколько обескураженный неудачей и понимая, что времени у него не так уж много, французский генерал в 12 часов начал полномасштабный штурм. На правом русском фланге местность была холмистая, что препятствовало атакам французской конницы. Да и пехоте наступать было здесь гораздо сложнее, чем на левом фланге и в центре. Понятно поэтому, что именно по центру и левому флангу французы нанесли свой главный удар.
Такая тактика, однако, была легко предсказуемой. Остерман-Толстой еще до начала вражеского натиска сосредоточил на опасных направлениях большую часть своих сил. Но все же русским пехотинцам пришлось очень нелегко. Бой кипел яростный и ожесточенный. Обе стороны несли большие потери, но для русского отряда, втрое уступавшего противнику численностью, они имели гораздо больший отрицательный эффект.
Сражение часто переходило в ожесточенные рукопашные схватки. Несколько раз французы овладевали Пристеном, но русские всякий раз выбивали их оттуда отчаянными контратаками. В одну из таких контратак Остерман-Толстой вынужден был бросить последний свой резерв — два батальона Измайловского полка и батальон Преображенского.
Сам граф в ходе сражения постоянно подвергал себя опасности, личным примером вдохновляя солдат и офицеров. Это стоило ему руки. Перебитая ядром из вражеской пушки, изуродованная левая рука безжизненно повисла на поврежденном суставе. Спасти ее не представлялось возможным.
Видя и слыша, как три военных врача нерешительно обсуждают на латыни предстоящую операцию, Остерман-Толстой, отлично понимавший, о чем они говорят, обратился к самому молодому: «Твоя физиономия мне нравится, отрезывай мне руку». И без единого стона перенес жутко болезненную процедуру!
Но командование полками ему, конечно же, пришлось передать. Отряд возглавил командир гвардейского корпуса Алексей Петрович Ермолов.
Резервов больше не оставалось, а враг продолжал наседать. В этот момент подоспела на помощь гвардейская кавалерия Депрерадовича. Два полка — Кавалергардский и Конный, заняли оборону на правом фланге, а Уланский и Драгунский полки подкрепили левый фланг.
Кульминации сражение достигло к 5 часам вечера. Две колонны французов атаковали наш левый фланг, прорвали оборону и вновь захватили Пристен. Но их дальнейшее продвижение было остановлено яростной штыковой контратакой батальона Семеновского полка.
Воспользовавшись замешательством противника, устремились в атаку лейб-гвардии Уланский и Драгунский полки. Их повел на врага Иван Иванович Дибич (будущий фельдмаршал и еще одна знаковая фигура российской военной истории). Одна из колонн французов бежала в близлежащий лес, вторая — вступила в бой и была разгромлена, только пленными потеряв более 500 человек.
Ермолов впоследствии докладывал: «Лейб-гвардии уланский и драгунский полки с невероятным стремлением ударили на колонны. Одна скрылась в лес, другая огонь дерзости угасила в крови своей. Охваченная со всех сторон, легла мертвая рядами на равнине».
После этого атаки французов прекратились. Они еще продолжали стрелять по русским позициям, но наступательный дух в них полностью иссяк. Вандам не смог проломить живую стену из русских воинов, преградившую ему путь к победе. Так была спасена от окружения Богемская армия.
Русские потеряли в первый день битвы не менее 6 тысяч человек, но смогли выстоять. Тем самым они создали условия для полного разгрома противника на следующий день.
Смена ролей
Французский генерал рассчитывал, что ему на помощь вот-вот подойдут два корпуса маршалов Лорана де Гувион Сен-Сира и Огюста Мармона. Однако Наполеон совершил стратегическую ошибку, отправив их вслед за корпусом Вандама с большим опозданием. Говорят, что причиной тому было очень плохое самочувствие императора французов, простудившегося в ходе Дрезденского сражения.
Вместо подкреплений солдаты Вандама обнаружили у себя в тылу прусский корпус генерала Фридриха фон Клейста, численностью около 35 тысяч человек. А утром они увидели перед собой уже не отряд Ермолова, а сменившие его на позициях части 3-го пехотного корпуса и 2-й кирасирской дивизии.
Если в первый день битвы корпусу Вандама численностью 32–35 тысячи солдат противостояли 14–16 тысяч русских, то теперь двукратный численный перевес был у союзников. Измотанный и поредевший в сражении с русской гвардией корпус французов был окружен 60-тысячной армией. Вандам оказался в ловушке.
Командование русско-австро-прусской армией принял Михаил Милорадович (еще один герой войны 1812 года). Вскоре его сменил прибывший старший по чину Барклай-де-Толли. За ходом сражения теперь наблюдали и две коронованные особы: русский император Александр I и король Пруссии Фридрих-Вильгельм III.
Вандам и в этот раз попытался было атаковать левый фланг союзников, но атака французов была легко отбита. В ответ Барклай-де-Толли ударил по врагу на обоих флангах, а австрийскую дивизию послал в обход левого фланга противника. Это вынудило Вандама искать спасения в другом направлении.
Французы отчаянно атаковали прусский корпус Клейста и даже смогли отбросить его на несколько километров. Но пробиться из окружения удалось только лишь одной их кавалерийской бригаде под командованием генерала Жана-Батиста Корбино. Построившись в колонну по четыре, всадники захватили шедшую в походном строю прусскую батарею, изрубив орудийную прислугу, а затем налетели на пехоту, смяли ее и прорвались.
Остальные силы корпуса Вандама оказались зажаты между наступающими союзниками. В час дня они начали сдаваться в плен. Вместе с 12 тысячами солдат и офицеров сдался и сам французский командующий. Значительной части французов удалось разбежаться по окрестным лесам и горам, но они больше не представляли собой организованной военной силы.
Триумф и перелом в войне
Поражение французов было полным и безоговорочным. Целый их корпус перестал существовать. Это послужило причиной эйфории Александра I, впервые лично присутствовавшего при разгроме врага. На отличившихся в сражении пролился дождь наград, по общему мнению — вполне заслуженных.
Не остался в стороне и прусский король. Для всех принимавших участие в битве русских гвардейцев он учредил особую награду: железный крест, получивший впоследствии имя «Кульмский».
Особых почестей были удостоены Ермолов и Остерман-Толстой. Их наградили и русскими, и прусскими орденами. Кроме того, жители Чехии преподнесли Остерману-Толстому роскошный серебряный кубок в благодарность за избавление их страны от тягот войны.
Что же касается потерянной в сражении руки, то русский герой так ответил на соболезнования по этому поводу: «Быть раненому за Отечество весьма приятно, а что касается левой руки, то у меня остается правая, которая мне нужна для крестного знамения, знака веры в Бога, на коего полагаю всю мою надежду».
Победа была одержана очень важная. Она сохранила единство коалиции против Наполеона и, наряду с победой прусского фельдмаршала Гебхарда Леберехта Блюхера при Кацбахе, положила начало перелому в войне. А то, как победа при Кульме была достигнута, вызвало гордость и восторг многих участников битвы.
Общий настрой очень хорошо, хоть и немного пафосно, выразил адъютант Остермана-Толстого Иван Иванович Лажечников, один из зачинателей жанра русского исторического романа.
Вот что записал он в своем дневнике сразу после битвы: «Гордись Россия! Дух сынов твоих победил величие Греции и Рима. Ты не имеешь более нужды, в пример питомцам твоим, указывать на родину Леонидов и Сципионов: ты перенесла ее с сими Героями на священную твою землю. Потомство твое, при новых непомерных подвигах мужества, не будет более говорить: они сражались и умирали, как спартанцы при Фермопилах. Нет! Сыны и внуки наши скажут тогда: они сражались и побеждали, как русские под Кульмом».