Пскову и стены помогают

В русской военной истории отыщется немало примеров поражений, которые по доблести и героизму перевешивают иные победы. Часто они связаны с обороной городов и крепостей: Малахов курган в Крымскую войну, оборона крепости Осовец и «атака мертвецов» в Первую мировую, Брестская крепость и оборона того же Севастополя в Великую Отечественную — много всего.

Особое место в этом ряду занимает оборона Пскова 1581–1582 годов — удачная сама по себе, но являющаяся эпизодом неудачной для России Ливонской войны.

Впрочем, большинство историков сходятся во мнении: если бы не Псков, общий итог войны был бы для русского государства гораздо печальнее. «Армейский стандарт» напомнит почему.

Ливонская война началась в 1558 году и поначалу шла вполне успешно для Русского государства. Все изменилось к 1580-му, когда польский король Стефан Баторий начал активные боевые действия.

Он был искусным полководцем — хорошо организовывал войска, точно определял направление главного удара. Им были взяты Полоцк и Великие Луки. Полководцы Батория разбили русскую армию под Венденом (сейчас это латвийский город Цесис).

Русские постепенно теряли земли, приобретенные в ходе войны. Военные отряды Польши и Литвы жгли и грабили поселения и деревни на территориях современных Смоленской и Новгородской областей. На пути Батория к Москве стоял Псков.

Это была крупная крепость с мощной и развитой системой обороны. Внешняя каменная стена Большого города насчитывала 37 башен, ее общая длина составляла почти десять километров. В башнях было по два яруса, а в некоторых и больше. Они сообщались между собой тайными ходами. К возможной осаде в городе готовились загодя: собирали боеприпасы, подвозили осадные орудия.

Да и ранее перед войсками Батория русские отступали далеко не всегда. В октябре 1580 года они атаковали поляков и литовцев у деревни Настасьино — всего в 4 с небольшим километрах от Смоленска. До города противник так и не дошел: девятитысячное вражеское войско было отброшено и разбито.

А в 1581 году русские сами выступили из Смоленска походом на Литву. Самым крупным эпизодом этого похода была битва под Шкловом (враг отступил). Русское войско, впрочем, было легко вооруженным, осадной артиллерии с собой не везло и на взятие крупных городов изначально не рассчитывало. По большому счету это был набег на литовские земли. Но стратегическую задачу он выполнил. Масштабное наступление на Псков пришлось задержать до августа. Это означало, что Баторий должен был рассчитывать на скорый штурм и взятие города: близкая осень и зима долгой осаде не способствовали.

Все эти неблагоприятные обстоятельства с лихвой компенсировались численностью войска и уровнем подготовки. На Псков двинулось 47 тысяч воинов, из них 34 тысячи кавалеристов и 13 тысяч пехотинцев. Псковитяне могли противопоставить врагу несколько тысяч «кадровых военных» да до 20 тысяч ополченцев из посадских жителей.

Но осажденным и стены помогали. «Приемы войны, столь успешно использованные в компаниях 1579 и 1580 годов, под Псковом оказались непригодны, — пишет историк Борис Флоря. — Стены псковской каменной крепости нельзя было поджечь калеными ядрами, и королевской армии пришлось перейти к крепостной осаде по всем правилам военной науки». Это значило, что осаждающие начали рыть траншеи, постепенно подступая к городским стенам. Из земли складывали валы, чтобы псковичам труднее было обстреливать вражеские позиции. Все равно осаждавшим приходилось трудиться под практически постоянным огнем из крепости — ежедневно погибали десятки людей.

Тем не менее за неделю поляки — лопата за лопатой, траншея за траншеей — подобрались на близкое расстояние к крепости, установили тяжелые орудия и стали непрерывно обстреливать небольшой участок стены между двумя башнями — Покровской и Свинусской (или иначе Свиной). За два дня обстрелов стену удалось частично разрушить. Но насладиться видами города через пролом полякам не пришлось: их ожидал сюрприз. За каменной стеной псковичи возводили новую, деревянно-земляную…

Эта линия обороны была, впрочем, еще не достроена. И поэтому, когда войско Батория пошло на штурм, наступил кульминационный момент обороны.

«Неприятель ворвался в проломы, занял две башни — Покровскую и Свиную — и распустил на них свои знамена; осажденные потеряли дух и начали уже отступать, но воевода, князь Иван Петрович Шуйский, второй по месту и первый по мужеству, угрозами, просьбами и слезами успел удержать их с одной стороны, а с другой — сделал то же печерский игумен Тихон, вышедший к ним навстречу с иконами и мощами», — пишет историк Сергей Соловьев.

Псковичи стали обстреливать занятую врагом Свинусскую башню, благо что орудия позволяли. В их распоряжении, в частности, была большая пушка, которую называли «Барс». Она могла бить на расстояние до километра. Башня была полуразрушена, а псковичи, подкатив к ее подножию бочки с порохом и взорвав их, довершили разрушение.

Польско-литовское войско оказалось в трудном положении. И внизу, у пролома, и в башнях скопилось много людей. Но даже забравшиеся на стену не решались спрыгнуть вниз: было достаточно высоко, а под стенами собрался уже практически весь город.

Вот что пишет свидетель и участник событий — автор «Повести о прихождении Стефана Батория на град Псков»: «Молодые и средних лет женщины, крепкие телом, несли оружие, чтобы добить оставшихся после приступа литовцев; старые же женщины, немощные телом, несли в своих руках небольшие короткие веревки, собираясь ими, как сказано, литовские орудия в город ввезти. И все бежали к пролому, и каждая женщина стремилась опередить другую. Множество женщин сбежалось к проломному месту, и там великую помощь и облегчение принесли они христианским воинам. Одни из них, как уже сказал, сильные женщины, мужской храбрости исполнившись, с литвой бились и одолевали литву; другие приносили воинам камни, и те камнями били литовцев на стене города и за нею; третьи уставшим воинам, изнемогшим от жажды, приносили воду и ретивые их сердца утоляли водою».

Так штурмовавших согнали с пролома. Оставались еще засевшие в Покровской башне. Их обстреливали изо всех орудий, подкатили бочки с порохом, подожгли и эту башню. Атаковавшие вынуждены были отступить.

«И побежала литва от города в свои станы, — возможно, художественно приукрашивая, пишет автор «Повести о прихождении…», — христиане же выскочили из города и далеко за ними гнались, рубя их; тех, кого настигли в псковском рву, поубивали, многих живыми взяли, и самых знатных пленных привели в город к государевым боярам и воеводам с барабанами, трубами, знаменами и боевым оружием. А сами невредимыми вернулись в Псков с победою великою и бесчисленным богатством, принеся бесчисленное множество оружия литовского, дорогих и красивых самопалов и ручниц самых разных».

По словам автора повести, русские во время этой схватки потеряли 863 человека убитыми, 1626 ранеными, а осаждающие же — более 5000 убитыми.

Итак, «блицкриг» польско-литовского войска провалился. И самым неприятным последствием стало то, что осаждающие остались практически без пороха: не стали они, готовясь к быстрому походу, обременять себя большими запасами. Без боеприпасов предпринимать активные действия было невозможно. Его привезли из Риги, но это потребовало еще какого-то времени.

Осада перешла в затяжную фазу. И с одной, и с другой сторон велись грамотные, профессиональные действия. Осаждавшие пытались прорыть под стенами ходы, заложить мины. Псковитяне отслеживали эти попытки, делая специальные «слуховые ходы». Осаждавшие едва ли не ежедневно делали мелкие набеги на стены. От них отстреливались: с боеприпасами, в отличие от войск Батория, во Пскове было все в порядке.

Ксендз Станислав Пиотровский, оставивший подробный дневник осады, сокрушался: «Не понимаю, откуда у них такое изобилие ядер и пороху? Когда наши выстрелят раз, они в ответ выстрелят десять, и редко без вреда».

Обходились порой и без огнестрела: на штурмующих лили кипяток с нечистотами и смолу, а то и попросту пускали в глаза порошок извести. Из Пскова тоже делали вылазки — например, для захвата «языка».

В Псков прорвалось несколько воинских отрядов. А на дальних рубежах города шла партизанская война: русские били по вражеским коммуникациям, атаковали польских фуражиров. «Пришло известие, что купцы вместе с повозками некоторых польских панов, нагруженными серебром и дорогим оружием, захвачены русскими, собравшимися из разных крепостей: в их руки попала большая добыча, которую нужно ценить в несколько тысяч», — сообщает Пиотровский.

Время шло — и наконец грянули морозы. «О, Боже, вот страшный холод, — жалуется Пиотровский 28 октября 1581 года. — Какой-то жестокий мороз с ветром: мне в Польше никогда не случалось переносить такого. Литва ни за что не хочет идти на караулы. Король посылал просить, но безуспешно… Куда подевались все скорняки? Если бы сюда вместо соболей привезли простые тулупы, и то остались бы в больших барышах… Не знаю, что будет далее с нами; говорят люди, что это не морозы, а заморозки. Если придется дожить здесь до настоящих морозов, то, нужно полагать, мы воротимся домой без носов».

Баторию ничего не оставалось делать, как предпринять еще один штурм. На этот раз его предваряла бомбардировка города калеными ядрами. Но сильных пожаров вызвать не удалось. Затем к городу подступили команды бойцов с кирками и лопатами и начали крушить стену. На них кидали просмоленные зажженные тряпки. Загорались щиты, валил удушливый дым. Но «литва» держалась стойко, продолжая долбить камень.

Некоторым удавалось вырубить углубления, в которых их невозможно было достать огнем. Тогда со стен города стали спускать привязанные к шестам длинные кнуты. А на тех были закреплены железные крюки. Такими «удилищами» и подцепляли окопавшихся, извлекая их из-под стены. Часть ее все же удалось обрушить. Но стоявшая за ней деревянная стена уже не поддалась атаке.

Еще одно наступление было предпринято 2 ноября, с западной стороны стены. Но под сильным огнем штурмующим так и не удалось до нее дойти.

6 ноября король Стефан Баторий покинул лагерь. Ксендз Пиотровский добросовестно отмечает: «7 ноября. Вся наша пехота, занимавшая окопы около города, сегодня ночью перебралась в лагерь: русские в знак радости затрубили в трубы, ударили в барабаны и начали стрелять из пушек, а утром вышли из города осматривать окопы».

Под стенами Пскова осталось уменьшившееся вдвое войско под командованием великого коронного гетмана (одна из главных должностей в правительстве Речи Посполитой) Яна Замойского. Приступы к городу еще продолжаются, как и успешные вылазки осажденных: они и врага бьют, и «языков» захватывают. В «Повести о прихождении Стефана Батория» говорится, что атак на город была 31, а вылазок — 46.

Автор «Повести», между прочим, рассказывает забавную историю, вполне в духе современных шпионских триллеров. Поляки замыслили покушение на руководителя осады — воеводу-князя Ивана Петровича Шуйского. 9 января в город приходит русский пленный и несет с собой большой ларец — якобы от одного из «королевских дворян». К ларцу приложена грамота, в которой говорится, что дворянин этот намерен в скором времени сам переметнуться в Псков, пока же высылает с пленным ларец со своей казной. В грамоте отдельно подчеркивалось, чтобы Шуйский осмотрел содержимое ларца лично, без свидетелей.

Но Иван Петрович был опытным и мудрым воином. А посему велел призвать мастеров по отпиранию замков, отнести ларец как можно дальше от воеводской съезжей избы и отпереть его там с превеликой осторожностью. И как в воду глядел!

«Когда мастер открыл тот ларец, то увидел, что он дополна наполнен: двадцать четыре заряженных самопала смотрели на все четыре стороны, поверх их было насыпано с пуд пороха, взведенные же замки самопалов были соединены ремнем с запором ларца; стоило только дотронуться до него, как спускались курки взведенных самопалов, высекая огонь, поджигая порох», — сообщается в «Повести».

В таких заботах и прошли ноябрь и декабрь. Но в принципе уже было понятно, что осада не удалась. Враждующие стороны начали прощупывать почву для мирных переговоров.

Так в январе 1582 года и был подписан Ям-Запольский мир между Речью Посполитой и Русским Царством. Русь отказывалась от всех территориальных завоеваний в ходе Ливонской войны. Но и поляки снимали осаду, возвращали Великие Луки, псковские пригороды и ряд других городов, взятых Стефаном Баторием.

Великий историк Николай Карамзин так подытожил произошедшее: «В первый раз мы заключили мир столь безвыгодный, едва не бесчестный с Литвою, и если удерживались еще в своих древних пределах, не отдали и более, то честь принадлежит Пскову».

Лучше и не скажешь.