Великая победа на Куликовом поле

640 лет назад, в сентябре 1380 года, объединенная армия северо-восточных русских княжеств нанесла сокрушительное поражение войску Мамая в Куликовской битве. «Армейский стандарт» напомнит читателю об эпохальной победе. Это стоит сделать, поскольку появляются отличные от традиционной, изложенной в русских летописях, «модные» теории. Авторы некоторых из них в погоне за сенсацией даже отождествляют Дмитрия Донского с Тохтамышем.

Орда и Москва

Во второй половине XIV века Золотая Орда все еще была сильна, хотя давно уже не представляла собой того монолитного механизма разрушения, коим она являлась при Батые и первых его преемниках.

Приближенные ханов превратились из аскетичных воинов в изнеженных и корыстолюбивых царедворцев. Они плели интриги, искали личной выгоды в любых государственных делах и мало заботились о том, чтобы государство процветало и крепло.

Подвластные Орде соискатели титула великого князя из числа наследников Мономаха конкурировали друг с другом, покупая благосклонность влиятельных ханских вельмож. При этом суммы взяток намного превышали размер официальной дани, отправляемой русскими князьями в ханскую казну.

Наиболее могущественные ордынские военачальники, такие как Ногай или тот же Мамай, порой откровенно узурпировали власть, меняя ханов и делая из них послушных проводников своей воли. Это вызывало резкое неприятие у тех чингизидов, которые еще не растеряли воинственный дух предков и часто открыто выступали с войском против всесильных временщиков.

Все эти интриги и междоусобицы быстро ослабляли Орду. Ханы уже не могли выполнять роль могущественных сюзеренов и покровителей русских князей в их конфликтах с европейскими противниками, что лишало зависимость от Орды единственной положительной составляющей.

В это же время происходило постепенное усиление и возвышение Москвы. И не только хитрость и финансовая расчетливость московских князей стали его первопричиной. Важнейшим фактором превращения Москвы в новый центр всей северо-восточной Руси было закрепление за ней статуса резиденции митрополита, единственного тогда в этих русских землях.

Уплата дани в Орду («ордынский выход»), это вынужденное, но совсем еще недавно незыблемое условие сохранения русской государственности, теперь вызывало все большую досаду и раздражение московских князей.

Конфликт исподволь нарастал, но до поры до времени не находил выхода наружу. К власти ханов уже успели привыкнуть, она считалась законной и не подлежащей сомнению. А вот узурпация власти Мамаем дала благовидный повод для перехода к открытому неповиновению Орде.

Первые победы

Задолго до Куликовской битвы, в 1317 году, тверской князь Михаил Ярославич одержал решительную победу над превосходящими силами непобедимых доселе татар и союзных им москвичей, под предводительством ханского военачальника Кавгадыя и московского князя Юрия Данииловича.

И хотя нападение на Тверь было совершено без прямого повеления хана Узбека, разгром ордынского войска Михаилу не простили. Когда его вызвали в Сарай — столицу Золотой Орды, князь отправился туда, твердо зная, что едет на смерть. Он предпочел пожертвовать жизнью ради спасения города и семьи, отведя от них месть хана за пережитый позор.

В 1360–1375 годах владения Золотой Орды подвергались опустошительным и дерзким нападениям новгородских ушкуйников (от слова «ушкуй» — боевой корабль русских пиратов). Они трижды брали штурмом богатый город Булгар (в четвертый раз наученные горьким опытом жители поспешили откупиться, уплатив большую дань). Но верхом дерзости стало ограбление (1374), а затем и полное разорение (1375) ушкуйниками самой столицы хана — города Сарай-Берке!

Сарай был тогда одним из крупнейших и богатейших городов мира. Он располагался на перекрестке важнейших торговых путей, соединявших Азию с Европой и Север с Югом. В нем одновременно проживало не менее 100 тыс. человек. Там, надеясь на надежную защиту ханского войска, надолго останавливались крупные караваны с дорогими товарами. Там же хранилась огромная казна хана.

Разгромив охранявшие столицу отряды, дерзкие разбойники овладели всем самым ценным, что было в городе, присвоив себе и казну. После этого они сожгли Сарай-Берке и удалились восвояси до того, как кочевавшие вблизи тумены смогли прийти на помощь разграбляемой столице.

Ушкуйники облагали данью целые ордынские города, а бывалые купцы советовали новичкам: «Если хочешь добраться спокойно к нам по реке и свой товар сберечь, прежде договорись с ушкуйниками, иначе весь груз потеряешь, а с ним и живот свой».

Князья все еще вынуждены были раболепствовать перед ханами, когда эти новгородские разбойники уже наводили ужас на татар. Но все же походы и победы ушкуйников были ничем иным, как банальным разбоем. При всей их дерзости и смелости, такие действия не могли серьезно поколебать власть Орды над Русью.

А вот в 1378 году произошло событие, поставившее эту власть под сомнение. Всесильный временщик Орды темник Мамай послал против прогневившего его великого князя московского Дмитрия Иоанновича войско в составе пяти туменов под общим командованием мурзы Бегича. В сражении на реке Воже эта армия была разгромлена и практически полностью уничтожена русскими полками. Бегич и все остальные темники пали в битве.

Войско Золотой Орды, насчитывавшее до 30 тысяч всадников, лихо атаковав построенную полукругом московскую рать, не смогло преодолеть грамотно организованную оборону. После этого русские перешли в контрнаступление, и татары «побежали за реку за Вожу, побросав копья свои, и наши, вслед за ними погнавшись, их били, секли, кололи и напополам рассекали, и убили их множество, а иные в реке утонули», рассказывают летописи.

Битва на Воже показала, что страшная в первом натиске ордынская конница пасует перед стойкой обороной и не выдерживает решительных ответных ударов. Но моральное значение победы превзошло значение собственно военное. Миф о непобедимости татаро-монголов был развеян.

Мамай, Ягайло и Олег Рязанский

С конца 1350-х годов в Орде началась «великая замятня» — двадцатилетний период междоусобных войн. Расплодившиеся чингизиды сменяли друг друга на главном ордынском престоле порой по два-три раза в год, а удержаться на нем более двух лет не удавалось никому. Орда фактически раскололась на несколько частей.

В причерноморской ее части власть захватил темник Мамай. Он вообще не был чингизидом, но зато отличался умом, хитростью, коварством и жаждой власти. По его прихоти на престол возводились либо самые безвольные из молодых претендентов, либо совсем еще дети. Он правил от их имени как опекун.

Часть чингизидов мирилась с таким положением дел, а часть даже поступала к Мамаю на службу. Так, царевич Араб-шах (Арапша), который по свидетельству летописцев был карлик ростом, но великан мужеством, хитер на войне и свиреп до крайности, в 1377 году разорил в ходе удачного набега нижегородские и рязанские земли. Но были и те, кто не признавал над собой власти временщика. Они объединились под началом чингизида Тохтамыша, подчинившего себе в 1376 году все владения Орды к востоку от Волги.

Чтобы удачно противостоять этому законному претенденту на ханский трон, Мамаю надо было поднять свой авторитет большой победой, внушившей страх его врагам. И Великое княжество Московское, практически вышедшее из-под повиновения Орде, как нельзя лучше подходило на роль жертвы.

Разгром Бегича на Воже показал, однако, возросшую силу Москвы и заставил Мамая действовать более расчетливо и основательно. Для нового нападения он решил не только собрать максимально возможное число воинов, но еще и обзавестись союзниками.

Олег, великий князь рязанский, был вассалом Орды и соперником Дмитрия. Его Мамай попросту обязал к содействию. Но Олег был далеко не прост. Он прекрасно понимал, что главный враг находится не в Москве. Пограничное со степью княжество Рязанское чаще других подвергалось разорительным набегам татар, причем порой даже в отместку за действия властителей иных русских земель. И потому Олег решил насколько возможно придерживаться нейтралитета, внешне демонстрируя лояльность в отношении Мамая.

Совсем иную политику проводил великий князь литовский Ягайло. Он, заняв престол после смерти Ольгерда (1377), рассорился почти со всеми братьями и прочими родственниками. А так как Москва напрямую поддержала Андрея и Дмитрия Ольгердовичей, между двумя Великими княжествами начались открытые военные действия.

В 1379 году сильное московское войско во главе с двоюродным братом Дмитрия Владимиром Андреевичем Серпуховским, Андреем Ольгердовичем и опытным воеводой Дмитрием Боброк-Волынским овладело Стародубом и Трубчевском. Оба города сдались без боя. В Трубчевске княжил тогда еще Дмитрий Ольгердович, ненавидевший Ягайло. Он сразу перешел на сторону Москвы и получил во владение вместо Трубчевска Переславль-Залесский.

Успешное начало войны позволяло надеяться на присоединение к Москве и других русских земель, ранее захваченных Литвой, но известия о военных приготовлениях Мамая заставили Дмитрия Иоанновича отозвать армию.

Ягайло же остался лютым врагом и с радостью откликнулся на предложение повелителя Орды заключить союз. Как и его предшественники на литовском престоле, он не оставлял надежды подчинить в дополнение к юго-западной и всю остальную Русь, а княжество Московское было главным препятствием на пути к этой цели.

«Баскакы посажаю по всем градам русским»

Ордынский властитель, несмотря на жгучее желание как можно быстрее расправиться с мятежным князем и его подданными, долго собирал войско из татар, половцев, туркменов, черкесов, осетин, горских евреев, армян и представителей многих других народностей. В подавляющем большинстве своем это были наемники, оплаченные генуэзским золотом.

К Мамаю стекались авантюристы и любители грабежа со всех концов Азии и Европы. Генуэзцы предоставили в его распоряжение около 4000 тяжеловооруженных всадников и пехотинцев, набранных ими в Италии из числа немцев, французов, англичан и местных искателей приключений и военной добычи. Их называли там кондотьерами, от итальянского слова «condotta» — наемная плата.

Моральные принципы абсолютно не обременяли эту интернациональную сволочь. Так, один из предводителей кондотьеров Вернер фон Урслинген, наводивший ужас на Италию в 1334–1352 годах, носил на щите девиз: «Враг бога и милосердия»!

Но это были прежде всего отличные профессионалы, опытные, хорошо вооруженные и всегда готовые воевать против любого противника.

Общую численность собранных Мамаем полчищ в прежние времена сильно завышали, теперь же, наоборот, сводят чуть ли не к 3–5 тысячам всадников. Основанием для занижения называют то, что нынешние размеры Куликова поля не могли бы вместить более 20 тысяч сражающихся с обеих сторон, и потому, мол, число ордынских бойцов вряд ли намного превышало половину от этого количества.

На это есть что возразить. Во-первых, само место битвы до сих пор точно не определено. К тому же расположение дубрав, их площадь, русла рек и сам рельеф местности за шесть веков могли сильно измениться. В других крупных войнах, которые вела Золотая Орда, ее войско обычно насчитывало несколько десятков тысяч всадников. Почему же против Руси Мамай вдруг мобилизовал жалкую кучку воинов? Такие вопросы сводят на нет новые «счетоводческие» теории.

Сам ордынский временщик для устрашения русских назвал число «семьсот и три тысячи». Возможно, с помощью этой подсказки и на основании принятого в старинных источниках 10-кратного преувеличения мы можем с большой долей вероятности принять численность армии Мамая за 70–73 тысячи бойцов. Не считая обозных, слуг и прочих «нестроевых», среди которых, кстати, находились десять богатейших крымских купцов, в основном генуэзцев из Кафы (ныне — Феодосия), «разжиревших» на поприще работорговли.

Генуэзцы представляли интересы кредиторов Мамая, вложивших огромные деньги в его разбойничье предприятие. Сделано это было, конечно, отнюдь не бескорыстно. Расплачиваться за долги ордынский авантюрист должен был многими тысячами взятых в полон русских людей, которых итальянские торгаши продали бы на невольничьих рынках. Остальных жителей русских городов и деревень ожидала ненамного лучшая участь.

Мамай в своих планах шел дальше Батыя, оставившего покоренным русским княжествам автономию и сохранившего власть князей над их единоверными и единокровными подданными.

В 1380 году такому порядку должен был наступить конец. «Баскакы посажаю по всем градам русским, а русских князей изобью. Казним рабов строптивых! Да будут пеплом грады их, веси и церкви христианские!», — вот что задумал ордынский изувер! Собрав войско, он выступил летом в поход, согласовав действия с литовским союзником Ягайло.

К Дону и Непрядве

Дмитрий Иоаннович понимал всю степень опасности, которой подвергается он сам, его княжество и вся Русская земля. Для противодействия врагу надо было собрать воедино все военные силы государства. В Москву выступили полки из Ростова, Белозерска, Ярославля, Владимира, Суздаля, Переславля, Костромы, Мурома, Дмитрова, Можайска, Звенигорода, Углича, Серпухова и других городов. Прибыли дружины и из независимых от Дмитрия княжеств.

Из Москвы объединенное войско двинулось к Коломне, куда подошли еще полоцкая и брянская дружины Андрея и Дмитрия Ольгердовичей. На общий смотр построилась армия, какая давно уже не собиралась на Руси. Точная ее численность неизвестна, но она могла достигать 60 тысяч человек. Основную массу составляли тяжеловооруженные пехотинцы и всадники.

В Коломну к Дмитрию прибыл и ханский посол. Мамай, видимо, тоже боялся потерять в один день все, к чему привык, чего добился двумя десятилетиями войн, интриг и козней. Зная, что сражение даже при самом благоприятном раскладе сил — это все равно риск, он хотел добиться своих целей устрашением.

«Еще не доверяя своим силам и боясь излишнею надменностью погубить отечество, Димитрий ответствовал, что он желает мира и не отказывается от дани умеренной, но не хочет разорить земли своей налогами тягостными в удовлетворение корыстолюбивому тиранству», — пишет Н.И.Карамзин.

Мамай счел такой ответ очень дерзким, и попытка мирного урегулирования не удалась. Противники двинулись навстречу друг другу. 3 сентября (по н.с.) 1380 года полки Дмитрия перешли Оку и оказались в рязанской земле. Олег не противодействовал им, но и не присоединился к русскому воинству.

Между тем Ягайло во главе 30-тысячной армии шел на помощь Мамаю. В те дни он стоял уже возле Одоева. В случае соединения сил противники Дмитрия получили бы подавляющий численный перевес над его войском. А так как допускать этого было никак нельзя, московские полки устремились к верховьям Дона, где уже три недели в ожидании литовцев кочевало войско Мамая.

14 сентября русские войска достигли Дона у его слияния с Непрядвой. Собрался военный совет, на котором князья и воеводы высказались о плане дальнейших действий. Одни предлагали переправиться, оставив реку за спиной, чтобы исключить «для робких» мысль о спасении бегством, и атаковать ордынцев как можно скорее, пока к ним не подошла литовская армия. Другие предлагали закрепиться на левом берегу, опасаясь, что Ягайло отрежет их от родной земли, и русское войско окажется зажато между двумя сильными врагами.

Дмитрий решил действовать наступательно. В это время, по словам летописцев, он получил письмо от Сергия Радонежского. Знаменитый и всеми почитаемый Троицкий игумен благословлял князя на битву и советовал не терять времени. Письмо, возможно, доставили иноки Александр Пересвет и Родион Ослябя, до монашества бывшие опытными и храбрыми воинами, и отправленные Сергием в помощь русскому воинству.

На следующий день, быстро соорудив мосты для пехоты и отыскав брод для конницы, русские начали переправу. Разведывательные отряды донесли, что Мамай уже приближается, и они имели стычки с конными разъездами татар. К утру 16 сентября вся армия перешла Дон и выстроилась в боевой порядок спиной к реке Непрядве.

После переправы мосты были сожжены. Русское войско подстраховалось так на случай появления у него в тылу литовцев. А кроме того, все знали теперь, что бежать некуда, и надо или победить или с честью погибнуть.

Блестящий тактический замысел

Построение русского войска было традиционным. Впереди всех находился состоящий из конницы Сторожевой полк. За ним — Большой полк, главная сила. В нем были и пешие, и конные. Полки Правой и Левой руки прикрывали фланги Большого полка. За стыком Большого полка и полка Левой руки стоял резерв — Запасный полк.

Но при всей внешней обычности и бесхитростности для противника был подготовлен очень большой сюрприз. Еще при переправе часть войска (половина всей конницы, от 10 до 16 тысяч всадников) не вышла из прилегающей к Дону дубравы и затаилась в ней, составив Засадный полк.

Командование им было поручено Владимиру Андреевичу Серпуховскому и Дмитрию Михайловичу Боброк-Волынскому, что говорит о чрезвычайной важности их миссии, ибо один был самым близким к Дмитрию, а другой — самым опытным из участвовавших в битве русских полководцев.

Замысел основывался на том, что противник рано или поздно бросит в бой все резервы и прорвет оборону полка Левой руки, занимавшего наиболее слабую позицию, а затем атакует с фланга и тыла Большой полк. При этом прорвавшиеся массы конницы врага неизбежно сами оголят тылы для удара по ним из засады. Тогда и наступит время атаки Засадного полка.

Подобным образом Юлий Цезарь одержал свою знаменитую победу при Фарсале (48 г. до н.э.). У него было 22 тысячи пехотинцев и всего 1 тысяча всадников, в то время как Помпей располагал соответственно 47 и 7 тысячами.

План Помпея заключался в том, чтобы ударом своей конницы уничтожить слабую кавалерию Цезаря и затем атаковать его пехоту: конницей с тыла, а пехотой — со стороны фронта. Но Цезарь просчитал, что именно так просто и бесхитростно будет действовать его противник, и в том месте, куда должна была прорваться конница Помпея, устроил засаду.

Все случилось так, как и предполагал Цезарь: отборные когорты его пехоты внезапно напали на прорвавшихся вражеских всадников, они не выдержали удара и обратили коней вспять. В результате их бегства нарушился и строй пехоты помпеянцев, а дружный и стремительный натиск остальных воинов Цезаря довершил дело.

Наступили всеобщее смятение и замешательство. Поддавшись им, Помпей бежал первым, бросив своих легионеров на произвол судьбы.

Забегая чуть вперед, отметим, что Мамай поступил точно так же.

«Братья мои и друзья, дерзайте!»

Перед началом сражения Дмитрий Иоаннович объехал все полки, произнося вдохновенные речи и называя воинов верными товарищами и братьями, а затем переоделся простым ратником и занял место в обреченном на гибель Сторожевом полку.

Его отговаривали от такого шага, но князь заявил: «Скрываясь сзади, могу ли я сказать вам: «Братья, умрем за Отечество»? Слово мое да будет делом!»

Около 11 часов рассеялся утренний туман, и сходящиеся армии остановились на расстоянии полета стрелы одна от другой. Мамай видел с Красного холма численное превосходство своего войска (примерно полуторное с учетом, что русский Засадный полк был скрыт от его взгляда). Возможно, в этот момент он был доволен, что не придется делить лавры победы с Ягайло, стоящим с войском уже на расстоянии одного хорошего дневного перехода от поля битвы.

Летописцы сообщают, что перед сражением состоялся поединок. Из рядов противника выехал на коне Темир-мурза (по-тюркски — «железный князь»). Другое его известное нам имя — Челубей. По национальности он мог быть, скорее всего, печенегом. Огромный ростом и очень сильный физически, ордынский богатырь стал вызывать на бой русских витязей.

Из их рядов выехал Александр Пересвет. Согласно летописи, он не был одет в кольчугу, и некоторые современные историки видят в этом особый умысел. Так, по их мнению, он надеялся остаться в седле, будучи пронзенным копьем противника.

Правда это или вымысел, и имел ли вообще место поединок, судить сейчас трудно. Но сообщается, что оба богатыря погибли. При этом Челубей был выбит из седла и упал головой в сторону ордынского войска. Пересвет же остался в седле и лишь потом свалился с коня на землю (тоже головой к вражескому строю).

Положение тел погибших поединщиков предвещало поражение ордынцам, но гибель Пересвета означала, что победа будет и русским стоить дорого.

По окончании единоборства богатырей войско Мамая двинулось на русских. В центре наступала пехота — генуэзские наемники, спешившиеся степняки и горцы. На флангах наступала многочисленная конница. Узость поля сражения сделала невозможным традиционный для татар фланговый охват, так что им пришлось атаковать в лоб.

С обеих сторон полетели тучи стрел. Русские использовали не только луки, но и огромные арбалеты, стрелявшие длинными (до 170 см) стальными стрелами с металлическим оперением. При сближении с обеих сторон было произведено не менее миллиона(!) выстрелов.

Сторожевой полк принял на себя первый удар и вскоре был оттеснен врагом к Большому полку. Русская пехота встретила противника щетиной копий. Тут началась жестокая рукопашная схватка, в которой яростный напор ордынцев натолкнулся на стойкость и самоотверженность русских.

Кровавая бойня продолжалась уже более трех часов, когда полк Левой руки оказался перемолот превосходящими силами врага. Запасный полк пытался закрыть образовавшуюся брешь, но все новые и новые массы ордынской конницы устремлялись в прорыв и теснили обороняющихся.

Большой полк тоже понес огромные потери и держался из последних сил. Мамаю казалось, что скоро он будет праздновать победу. Князь Владимир Андреевич не раз уже порывался повести в атаку свой Засадный полк, но хладнокровный Боброк-Волынский сдерживал его.

Только когда они оказались в тылу прорвавшихся на левом фланге ордынцев, опытный воевода обнажил меч и сказал: «Теперь наше время!». Выехав из дубравы, он обратился к воинам: «Братья мои и друзья, дерзайте!». И Засадный полк со всей яростью стремительно ударил по неприкрытым тылам противника.

Враги растерялись, не понимая, что произошло. Только что они побеждали, а теперь вдруг увидели грозно надвигающийся на них строй свежих воинов на резвых неутомленных битвой конях. Не находя других путей к спасению, они обратились в повальное бегство.

Сам Мамай, заметив столь разительную перемену в ходе сражения, не стал дожидаться финала и тоже бежал.

Полк Правой руки и остатки Большого полка, словно обретя второе дыхание, перешли в контрнаступление. Враги перестали сопротивляться и думали уже только о спасении. Так в результате внезапного и, главное, своевременного удара Засадного полка и дружного натиска остальных русских воинов войско Золотой Орды было разгромлено наголову. Русские всадники преследовали и убивали побежденных на протяжении 40–50 верст, пока не достигли берега реки Красной Мечи. Ордынский лагерь и весь обоз вместе с шатром Мамая, множество лошадей и верблюдов достались победителям.

Цена победы и значение

По окончании битвы Владимир Андреевич, один из героев дня, стал под великокняжеским знаменем и приказал трубить сбор для князей и воевод. Среди съехавшихся не было Дмитрия Иоанновича. Обеспокоенные воины долго искали его и нашли под срубленным деревом.

Великого князя в ходе сражения оглушили сильным ударом. Он потерял сознание и упал с коня, однако не погиб. Доспехи Дмитрия были иссечены и смяты множеством сабельных ударов, но защитили владельца. На теле не оказалось ни одной раны.

Придя в себя, Дмитрий сел на коня, поблагодарив князей, воевод и простых воинов за одержанную победу. Очень многие отдали за нее жизнь. Русское войско потеряло убитыми и тяжелоранеными от трети до половины своего состава. Но враг потерял еще больше. Намного больше! Мамай смог собрать только девятую часть своей огромной армии. Почти все остальные погибли.

Орда, конечно же, не была еще сломлена. Потеряв на Куликовом поле в основном наемный контингент, она быстро восстановила силы после того, как Тохтамыш сверг Мамая. Десятки тысяч воинов из восточной половины степного государства с лихвой восполнили потери.

А вот для русских урон был намного более ощутим. Во многих княжествах и городах число ратных людей сократилось вдвое. Из-за этого нашествие Тохтамыша (1382) оказалось невозможно отразить в полевом сражении, а Москву он сумел взять и сжечь посредством подлого обмана.

Но Куликовская битва изменила очень многое. Это была поистине великая и эпохальная победа. Она была одержана не только над Золотой Ордой, но и над укоренившимся в душах русских людей страхом перед ней. Стало ясно, что, объединившись, Русь сможет сбросить с себя ненавистное ярмо.

Знаменитый историк и этнограф Л.Н.Гумилёв так написал об историческом значении этой битвы: «…На Куликовом поле сражались уже не владимирцы, москвичи, суздальцы, тверичи, смоляне. Не представители разобщенных междоусобицей княжеств — но русские, великороссы, совершенно осознанно шедшие защищать свой мир и свое отечество, свой культурно-философский смысл бытия».

И с ним трудно не согласиться!