28 декабря исполнится 125 лет со дня рождения одного из маршалов победы Ивана Степановича Конева. Он обладал уникальной памятью, имел особый дар предвидеть ход сражения, глядя на карту, мог молниеносно принять решение, и, если нужно, отстоять свое мнение перед вышестоящим руководством. В преддверии юбилея мы поговорили с его дочерью, Наталией Ивановной Коневой.
«Испортила отношения отца с Жуковым третья сила — Хрущев»
— Отец не рассказывал, что лично для него было самым страшным на войне? Что он помнил всю жизнь?
— Страшного было очень много. Мой отец освобождал несколько концентрационных лагерей. Там, где уничтожали и евреев, и людей других национальностей. Отвечая за жизнь более чем миллиона солдат, которые были под его командованием, отец не хотел ожесточаться. Когда ему доложили, что войска 1-го Украинского фронта освободили Освенцим, он сказал: «Я не поеду. Я знаю, что там. Не хочу ожесточиться. Не жестокость должна вести полководца при освобождении территории».
Ему обо всем, естественно, рассказали фронтовые разведчики, были и документальные свидетельства. Это что-то ужасное, фашисты преступили все законы человечности.
Возможно, одно из самых страшных для отца впечатлений на войне — памятное поле боя на Украине, под Корсунь-Шевченковским. Там была разбита большая немецкая группировка, погиб ее командующий. Отец нередко вспоминал знаменитую картину Верещагина: «Когда я приехал в феврале 1944 после боя на поле той битвы, у меня перед глазами стоял этот верещагинский образ. Там погибли не только немцы, но и наши ребята. Потом местные жители хоронили их».
— Наталия Ивановна, имя вашего отца стоит в одном ряду с такими полководцами, как Жуков, у которого были непростые отношения со Сталиным и в годы войны, и особенно после нее. Как к этому относился ваш отец?
— В воспоминаниях отца об этом немногое сказано. Отец считал, что Сталин в годы войны очень доверял Жукову. Он был заместителем Верховного главнокомандующего. Жуков принимал участие в подготовке важных стратегических решений.
Есть известная история — Высший военный совет 1946 года. Сталин был недоволен тем, что Жуков якобы превышает свою роль в войне. Сталин собрал членов Политбюро и поставил вопрос о том, что Жукова необходимо снять со всех постов и чуть ли не репрессировать. Об этом рассказывал мой отец писателю Константину Симонову спустя многие годы. Он опубликовал в журнале «Знание — сила» беседу с моим отцом как раз о том заседании Высшего военного совета 1946 года.
Отец тогда выступил первым. Это была большая ответственность. Он понял: либо пан, либо пропал. Надо говорить, как на сердце лежит. Мой отец относился к Жукову с большим уважением, ценил его как очень талантливого полководца и профессионала своего дела. Он встал и сказал: «Товарищ Сталин, я уверен, что Жуков не предатель, он никогда не предавал свою страну. Он ее защищал, все время находился на передовой, рисковал жизнью. Он — настоящий коммунист, который достоин того, чтобы остаться с нами и выполнять свои обязанности».
Сталин выслушал и других военных. Маршал Рыбалко очень активно защищал Жукова. К слову, он был большим другом отца, воевал с ним на фронте. Выслушав полководцев, Сталин отказался репрессировать Георгия Константиновича и отправил командовать небольшим округом в Одессу.
— Какие отношения были у отца со Сталиным?
— Свое отношение к нему он хорошо сформулировал в воспоминаниях. Он диктовал их по просьбе тогдашнего главного редактора журнала «Новый мир» Александра Твардовского, с которым отец был в очень хороших отношениях. Я помню, что отец долго отказывался писать воспоминания, говорил: «Я не писатель. Я — военный. Не могу это делать». Тогда Твардовский привлек Константина Симонова. Тот пришел к нам домой, я тому живой свидетель, и сказал: «Иван Степанович, не волнуйтесь. Вы не будете сидеть с пером в руке. Я принесу диктофон. Вы будете рассказывать о войне. Я запишу, мы отдадим машинистке». Так начались эти беседы, они сохранились на пленке, которые я храню. Из этих бесед отца с Симоновым родились мемуары, напечатанные в «Новом мире». Потом они были опубликованы отдельной книгой, получившей название «Сорок пятый». Отец рассказывал Симонову именно о последнем годе войны. Для отца — это год освобождения Европы — Польши, Чехословакии, Германии, как цитадели фашизма.
Когда отец беседовал с Симоновым, тот задавал ему вопросы о роли личности Сталина в истории. Отец очень откровенно рассказал ему об этом, а затем отослал эти тексты в Центральный комитет Компартии. Оттуда пришла записка, у меня есть ее оригинал. Отец пишет о том, что подготовил мемуары о деятельности Сталина и хотел бы использовать этот материал в своей книге. Пришел ответ, что делать это не нужно, пока рано. И в первом издании мемуаров главы о Сталине не было. После смерти отца мы с мамой решили включить этот фрагмент в новое издание, в том числе о репрессиях 1937 года.
Недавно, кстати, я нашла папин блокнот с интересной записью о встрече отца с югославским генералом Джиласом, который приезжал к отцу в 1944 году на фронт. Он задал вопрос о Сталине. По словам Джиласа, Конев помолчал, подумал и сказал: «Сталин — человек незаурядный, ему удавалось видеть картину войны во всей ее полноте», а затем Джилас заметил, что Конев не стал нахваливать военный талант Сталина.
— Каким был характер отношений с маршалом Жуковым? Они общались после отставки Жукова?
— Мой отец был первым замом у Жукова, когда тот был министром обороны. Во время войны они нередко оказывались рядом. Когда была угроза прорыва фронта под Москвой, отец, Соколовский (начальник штаба Западного фронта, будущий маршал. — «АС») и Булганин (советский государственный деятель, входил в ближайшее окружение Сталина. — «АС»), сидя в Красновидове, под Подольском, решили просить Сталина, чтобы все войска, прикрывающие Москву, были объединены под единым командованием Жукова. Об этом есть документ.
В то время шли страшные бои под Москвой, немецкая авиация господствовала в воздухе. Сталин в этих обстоятельствах дал согласие. Это был важный этап во взаимоотношениях отца и Жукова. Когда Жуков приехал разбираться с ситуацией в Красновидово, он принял решение сделать отца своим заместителем. Жуков понимал, что Конев ему нужен. Потом был Ржев. Один командовал Западным фронтом, другой —Калининским. Затем Жуков с Коневым встретились снова — на Курской дуге, где отец командовал Степным фронтом.
Отношения отца с Жуковым в годы войны были доверительными. Я храню замечательный снимок, на котором полководцы, присев на корточки и расстелив карту на траве, планируют будущие военные действия на Курском выступе.
Вот еще один любопытный эпизод. В Ставке в начале апреля 1945 года планировали Берлинскую операцию. Сталин задал вопрос Коневу и Жукову: «Скажите, кто будет брать Берлин? Мы или союзники?» Отец ответил: «Конечно, мы». Жуков сказал, что к взятию Берлина его фронт готов. Сталин хотел от своих командующих стремительности в действиях. Он не мог позволить союзникам взять Берлин. Это же был венец войны.
Когда Жуков стал министром обороны после смерти Сталина, он вместе с отцом был в Варшаве в 1955 году, где был подписан Варшавский договор.
Испортила их отношения третья сила. Хрущев решил расправиться с Жуковым, сняв с должности министра, опасаясь его политического авторитета. В те дни под влиянием обстоятельств отец подписал известную статью о Жукове как о человеке с бонапартистскими наклонностями.
Жуков не был конкурентом такому асу политической борьбы, как Никита Хрущев. По поводу статьи Хрущев сказал отцу, что в любом случае статья выйдет под его подписью.
Впоследствии Жуков не раз встречался с отцом, поскольку они проживали в одном доме на Грановского (сейчас это Романов переулок. — Авт.). Георгий Константинович просил отца написать опровержение. Отец тогда сказал, что это невозможно, его никогда не опубликуют.
Когда отец справлял свое 70-летие, он решил пригласить своих боевых соратников. Пришел и Жуков, в гражданском костюме, на котором выделялись четыре Звезды Героя. Во время застолья один из приглашенных, занимавший в то время пост в Министерстве обороны СССР, заметил, что не следует полководцам на передовой на брюхе ползать. Словом, стал поучать. Жуков покраснел, встал и произнес: «А я вот во время войны всю передовую на брюхе исползал». Отец добавил: «И я тоже». Затем они подошли друг к другу и обнялись.
Когда мой отец умер, Жуков прислал маме соболезнование.
Отец ценил Жукова как большого профессионала, считал, что талантливый полководец обладает особой интуицией, и видел эту интуицию у Жукова.
Так, кстати, в годы Великой Отечественной войны произошло с отцом во время боев в Польше. Надо было уничтожить большую группировку немцев, он имел возможность это сделать. Ведь окружение — это венец полководческого искусства. Отец очень долго решал, как поступить: окружить немцев или выпустить из кольца, сохранив инфраструктуру города.
Он выбрал второй вариант, который себя оправдал. Отец гордился своим решением, хотя оно далось ему нелегко. Он говорил, что интуиция его не подвела.
— А вы лично каким запомнили Жукова?
— Не очень высокого роста, полнее отца. Папа был выше, худее. Жуков был кряжистым, крепким. Вид у него был суровый, но, когда он улыбался, эта улыбка была прекрасной. В людях этого поколения, которое воевало и все вытащило на своих плечах, я видела то, что мне очень импонирует: это большая естественность поведения, простота в обращении.
Они не хотели казаться — они были такими.
Я их всех — и Жукова, и Рокоссовского, и других — помню живыми. И для меня они — представители прекрасного поколения. Естественность, натуральность, искренняя преданность избранному пути — это их естество.
— В одном из интервью вы рассказывали, что на родине отца, в Кировской области в деревне Лодейно, есть музей его имени, но расположен он практически в вымирающей деревне. Как сейчас обстоят дела с этим музеем?
— Больная тема. Музей прекрасный. Он размещен в родовом доме Коневых, построенном 60-е годы XIX века. Он подлинный. Личных вещей осталось мало: самовар, посуда. После смерти отца мы отдали туда много вещей, связанных с его жизнью.
По последней информации в этой деревне осталось чуть ли не три жилых дома. В тех краях есть проблемы с дорогами и общественным транспортом. В ста километрах — Великий Устюг. Как там было бездорожье, так оно и осталось.
Музей достоин того, чтобы о нем знали, его посещали. Там стоит памятник отцу, который создал знаменитый скульптор Евгений Вучетич. Сейчас появилась надежда, что там появится хорошая дорога.
«Папа страшно не любил протекционизм»
— Каким маршал Конев был в быту, с домашними?
— Папа был книгочеем, много читал. Любил оставлять на полях пометки. Недавно на полях одной из книг нашла реплику отца «Гениально». Интересно следить за ходом его мыслей.
Ему очень нравились люди творческого труда. У нас в доме бывал цвет нашей интеллигенции. К папе приходили Расул Гамзатов, поэт-фронтовик Сергей Орлов, его земляк — поэт Александр Яшин, журналисты и даже знаменитая балерина Ольга Лепешинская. Мама с ней поддерживала общение. Я Ольгу Владимировну хорошо помню. Как-то моей дочке она одолжила свою балетную пачку для выступления на школьном утреннике.
У отца была насыщенная духовная жизнь. Еще он очень любил природу, сказывались крестьянские корни. Обожал свой яблоневый сад, который посадил на госдаче. Любовался им. Я до сих пор помню название яблони, над которым посмеивалась — пепин шафран. Говорила: «Какое смешное!»
Папа великолепно разбирался в грибах, он вырос в грибных местах. У него была единственная близкая родственница — сестра Мария. Она засаливала грибы, как было принято у них в деревне. Белые грузди. Земляки папы часто спрашивали: «Иван Степанович, что вам привезти?» Он отвечал: «Привезите мои любимые белые грузди, именно соленые, из бочки».
Отец был прекрасным рассказчиком. Когда за большим столом собиралась вся семья, это всегда было интересно. Мы, его дети, внучки от его первого брака, знали наизусть названия всех битв, в которых он участвовал.
Папа, кстати, прививал нам уважение к его детям от первого брака. Мы очень дружим семьями. К сожалению, сестры и брата давно уже нет. А их дети — Анна и Елена — мои преданные подруги. Мы обязательно собираемся всей семьей на праздники, памятные даты. Очень рада, что между нами нет никакой вражды и недопонимания.
— Игрушки, сладости дарил?
— У нас было не принято дарить какие-то дорогие подарки. Был подарок отца маме — бриллиантовые серьги. Он их привез из Москвы во Львов, где он в то время служил. Я была совсем девчонкой, мне это было совершенно не интересно. Всю жизнь этот подарок был для мамы самым дорогим.
Помню, как-то сказала ему ревниво: «Папа, а что ты мне привез? Я бы, конечно, хотела набор конфет «Руслан и Людмила». Знала, что есть такие, на картинке были изображены серый волк, Руслан и Людмила. И он мне их привез, а еще — золотой медальон, который открывался, и на нем была такая маленькая штучка — аленький цветочек: малюсенький гранатик, вставленный в крышечку. Папа знал, что я люблю сказку про аленький цветочек.
Отцу тоже делали подарки. Кто-то подарил маленький фрагмент стола Гитлера из его бункера в Берлине. Отец старался быть щедрым в другом — в общении, в наших воскресных посиделках, внимании к людям. Моя сестра Майя очень любила литературу, он ей доставал хорошие книги, которые в то время были в большом дефиците. Помню дефицитный томик Бориса Пастернака, который папа ей достал.
Папа страшно не любил протекционизм. Ему не нравилось, когда кто-то говорил: «Мой сын или моя дочь... Вы же такой человек. Помогите». Я видела, что ему это неприятно, на него из-за этого даже обижались. Но когда его просили помочь в каких-то масштабных проектах, он всегда отзывался.
Например, он был военным консультантом в фильме «Красная площадь» режиссера Ордынского. Играли такие звезды, как Шалевич, Любшин, Малявина. Папа, надо сказать, был очень въедливым. Он прочитал весь сценарий. У меня даже сохранился оригинал, в котором он делал заметки, сам ездил на съемки на Красную площадь. Замечу, имея большие связи, он помогал находить палатки для нужд фильма, что-то организовывал. Вот такая помощь ему была по душе.
— Какие качества отца вы бы выделили?
— Он был очень требовательным человеком, но, безусловно, добрым, умеющим слушать, прощать. Обладал интуицией. Очень четко чувствовал, когда ты пытался от чего-то увильнуть, что-то утаить. Иногда даже мне говорил: «Наташа, это же ведь так?» Я ему отвечала: «Папа, честно говоря, да».
Он был готов всегда выслушать. Это чудесное качество. Помню, и дворник его с удовольствием слушал, когда приходил поливать сад.
— Отец любил рыбалку и охоту?
— Да. Он был хорошим стрелком. Позже переключился на рыбалку. Ему очень нравилось выезжать на водохранилища, озера. Иногда пытался нас с мамой вытащить на рыбалку. Для него рыбалка была целой «фронтовой операцией». У папы был чемодан, где хранились многочисленные рыбацкие принадлежности. Он даже заказывал крючки своим друзьям, которые ездили в Японию. Говорил, что в Японии их делают очень искусно.
— Уловом мог похвастаться?
— Помню, когда мы были на отдыхе в санатории в Карловых Варах, ездили на озера, где водилась форель. Не горная, а обычная. Такая красивая, розовая форель. На всю жизнь запомнила эту рыбалку. Это сказочное зрелище — когда идет клев, и папа так азартно вытаскивал рыбу. И потом мы еле-еле уговорили повара из санатория, чтобы он хотя бы одну рыбину зажарил.
А так он ловил и всякую мелочь. Когда ездил отдыхать на Черное море, любил ловить ставриду на спиннинг. Рыбалка была большой радостью летнего отдыха отца.
Ничего из охотничьего снаряжения от отца не осталось. Оружие мы отдали в музеи. Например, в музее современной истории можно увидеть абсолютно уникальное оружие завода имени Сталина — подарочный автомат ППШ с никелированными деталями. Таких ружей было выпущено всего несколько штук.
— Он умел готовить? Было у него любимое блюдо?
— У нас есть довольно забавная семейная история. Мы с мамой обычно спрашивали, что бы он хотел на свой день рождения? Он отвечал обычно так: «На моей родине делали изумительный пирог с рыбой. Приготовьте его». Мама, к слову, неплохо готовила, мы с ней принимались за работу. И всякий раз, когда мы торжественно выносили этот пирог, он отламывал кусок и говорил: «Нет, все равно не такой». Хотя мы старались как могли. Не сказать, что это было его любимое блюдо. Скорее, это была ностальгия по детству, молодости, родным местам.
Если говорить о том, что ему очень нравилось, так это земляничное варенье. Из лесной земляники. Он пил чай из своей любимой чашки, с вареньем и сушками. Сушки он любил еще с войны. Рассказывал, как после одной из успешных военных операций, ему позвонили из Москвы и спросили, что ему прислать. Он ответил: «Привезите мне пакет сушек». Ему их прислали — тоненькие сушки с маком ручной работы.
Отец почти не пил алкоголь. В начале войны у него открылась язва желудка. Он очень редко позволял себе какие-либо крепкие напитки, хотя для гостей всегда держал хороший коньяк.
— Известно, что любимым цветком у него была сирень. И даже есть сорт сирени «Маршал Конев»…
— Это красивая история. В мае 45-го, как рассказывал отец, в освобожденных городах Европы вовсю цвела сирень. С тех пор эти цветы у отца ассоциировалась с Победой. Поэтому в нашем саду всегда росло много разных ее сортов. Когда у папы был 70-летний юбилей, маршал Рокоссовский прислал ему подарок — корзину с цветущей белой сиренью. В то время, в декабре месяце, это было редкостью. Весной мы ее высадили в саду. В этом году мои друзья-сиреневоды обещают подарить цветущее сиреневое деревце к юбилею отца.
— У маршала Конева была огромная библиотека, он дружил с поэтами и писателями. Какое у него было любимое произведение?
— В 60-е годы Константин Симонов подарил отцу сборник своей лирики. Не так давно я открыла эту книжку и увидела в конце книги отметки о стихах, которые пришлись ему по душе. Я называю это «Избранное от Конева».
Отец любил Александра Пушкина. Хорошо знал «Полтаву», ему нравилась эта поэма.
Отец часто обсуждал прочитанное со своими друзьями. Спорил… В нашем доме в те времена были книги, которые были редкостью. Например, «Собачье сердце» Булгакова. Обсуждался и Солженицын, и «Доктор Живаго» Пастернака. Кроме этого, папа читал переводные книги по специальному списку.
«Выбравший профессию военного должен защищать Отчизну»
— Как вы лично относитесь к тому, что сегодня Европа уничтожает военные памятники наших героев?
— Мне как-то задали подобный вопрос в формулировке «Если бы сейчас был жив ваш отец…». Время, к сожалению, нельзя повернуть назад. Сегодня другое поколение. Конев, Жуков, Рокоссовский и другие воевали сначала в Первой мировой, потом — во Второй мировой войне. Для этого уникального поколения защита Родины — совершенно органическая потребность.
Сейчас геополитическая ситуация резко изменилась. Символы нашей Победы 1945 года, с точки зрения наших соперников, должны быть сегодня низвергнуты. А символы —это памятники нашим героям, которые стоят по всей Европе, камни хранят память.
Сейчас они хотят сделать так, чтобы даже руин от них не осталось. История жестока, но все равно на каких-то витках повторяется. Как нам быть в этой ситуации со сносом памятников? Если эти люди, поддаваясь напору политической элиты, готовы распивать бутылку водки на развалинах памятников, то наша страна должна эти памятники сохранять. Возможно, перемещая их на территорию нашей страны.
— Как вы относитесь к специальной военной операции?
— Есть геополитические решения государства. И считаю их важными. Если человек выбрал профессию военного, то он должен защищать свою Отчизну. Если он не хочет этого делать, он перестает быть воином.
