Крымская война. Преддверие
26 июня (по новому стилю) 1853 года был подписан и обнародован Манифест императора Николая I о вводе русских войск в Молдавию и Валахию. Эти княжества после заключения Адрианопольского мира (1829) находились под протекторатом России, хотя и оставались в составе Османской империи на правах автономий. Формально ввод войск, осуществленный 3 июля, еще не означал начала войны. Но как вскоре выяснилось, это была роковая ошибка Николая Павловича, опрометчивый ход в большой геополитической игре. Отыграть ход назад без «потери лица» оказалось невозможно, и в результате Россия ввязалась в войну с целой коалицией европейских держав. Что стало причиной ввода войск? Кому и как удалось спровоцировать нашего императора на переход от военной демонстрации к боевым действиям? «Армейский стандарт» возвращает к событиям полуторавековой давности.
Прямой и простодушный
Императора Николая I советские историки позиционировали исключительно в качестве эталонного душителя свободы и ярого реакционера, обязательно упоминая при этом переиначенное имя-отчество императора — «Николай Палкин». А уж подавление восстания декабристов (по В.И. Ленину — «первых революционеров») стало тем «преступлением», которое прощать «тирану» вообще не полагалось.
Сегодня, к счастью, вовсе не обязательно тиражировать подобные штампы и рассматривать личность Николая Павловича только с одной точки зрения. Пользуясь этим и опираясь на факты, попытаемся высветить в психологическом портрете императора характерные его черты, самым непосредственным образом повлиявшие на принятие решения о вводе войск в Молдавию и Валахию…
В отличие от своего предшественника и старшего брата Александра, Николай был человеком прямым и бесхитростным. Таковой была и его политика. Как внешняя, так и внутренняя. Едва взойдя на престол, он ознакомился с делом декабристов и ужаснулся их планам устроить в России кровавый террор. Это заставило его отказаться от изначального желания всех простить и повлекло за собой последующее неприятие им какого-либо «либерального разброда».
Николай I старался лично вникать в суть проблем, судить о происходящем в стране не только по докладам министров. Он мог, например, сесть в карету и в обществе Александра Бенкендорфа, кучера и одного-двух солдат выехать ночью в один из губернских городов, где никто ни слухом, ни духом не знал о предстоящем визите императора, не готовился к его встрече и потому не мог скрыть прорехи за наспех сколоченной ширмой внешнего благополучия.
Нередко самодержец гулял по Санкт-Петербургу пешком без всякой охраны. Во время одной из таких прогулок он увидел убогую похоронную процессию. За повозкой, на которой везли гроб, в одиночестве следовала бедно одетая женщина. Выяснив, что так хоронят отставного солдата, проводить которого в последний путь, кроме его вдовы, больше некому, Николай Павлович стал рядом с ней и пошел за повозкой. Вскоре к процессии присоединились сотни людей, узнавших решившего почтить простого русского солдата императора.
Этот случай вовсе не был показным. Солдата царь уважал и относился к нему по меркам того времени довольно гуманно. Во всех европейских армиях, в том числе и в российской, применялись тогда телесные наказания. Николай I повелел втрое уменьшить максимальное количество ударов шпицрутенами и строжайше запретил производить экзекуции без врача, который имел право в любой момент прекратить порку.
Сегодня это послабление кажется невеликим достижением, но надо помнить о реалиях первой половины XIX века. Порка еще была обыденным явлением. За провинности в детстве и отрочестве не раз доставалось розгами и самому наследнику престола (ювенальная юстиция никому тогда еще и не снилась). А в армии за тяжкую провинность легко могли запороть до смерти! Поэтому троекратное смягчение наказаний спасло не одну солдатскую жизнь.
Идеализировать Николая I конечно не стоит. При его правлении совершалось множество ошибок, еще больше стало косности и бюрократии, замедлилось развитие страны в целом. Чего стоят одни только военные поселения, хоть и придуманные Александром I, но за все время царствования Николая так и не ликвидированные. Вполне можно утверждать, что годы правление Николая I — яркая иллюстрация того, что «хотели, как лучше», но, увы…
Прямой и бесхитростный император искренне полагал, что все внутренние проблемы можно и должно решить путем увеличения числа чиновников, на которых будет возложен строгий контроль за соблюдением законов, норм и правил. Это привело к разрастанию чиновничьего аппарата в 6 (!) раз, однако не только не поспособствовало наведению порядка, но и заметно ухудшило положение, соответственно увеличив число казнокрадов и взяточников. Гоголевский «Ревизор» — это как раз из того времени.
Некомпетентность, стяжательство, хамство и казнокрадство еще прочнее утвердились во всех сферах жизни общества. Это стало личной трагедией Николая Павловича. Восходя на престол, он мечтал осуществить с Россией рывок, подобный тому, что удался за столетие до этого Петру Великому. А вместо рывка случился значительный откат и, что было особенно горько для гордого императора, искренне любимая им Россия потерпела поражение в войне из-за его неверной оценки сложившейся политической ситуации и не вполне продуманных действий в этих условиях.
Наивная дипломатия
Став императором в 1825 году, когда решения Венского конгресса еще были незыблемой основой политического устройства Европы, Николай I считал их обязательными к исполнению на протяжении всего своего царствования. Эти решения ставили вне закона любые революции и освободительные войны. К тому же, столкнувшись при воцарении с восстанием декабристов, он на всю жизнь сохранил к революционным брожениям стойкую личную неприязнь.
Даже когда ради сохранения установленного Венским конгрессом порядка в Европе надо было отчасти поступиться интересами России, Николай I шел на это. Он неохотно поддержал восстание греков против турецкого господства, а вскоре принял участие в спасении султана от окончательного поражения в войне с его вассалом — египетским пашой Мухаммедом Али. Это поражение должно было привести к развалу Османской империи и падению династии, что противоречило решениям Венского конгресса. Этого аргумента для Николая было достаточно.
Подавление восстания польских националистов (1830–1831) несомненно отвечало интересам России. Но вот разгром венгерской революции в 1849 году этим интересам никоим образом не соответствовал. Крах Австрийской империи был бы России только на руку. Николай I, однако, посчитал своим долгом спасти входившую ранее в «Священный союз» с Россией и Пруссией «лоскутную монархию» Габсбургов. Он был человеком принципа.
Эта его принципиальность стала причиной личной вражды к Николаю со стороны Наполеона III. Французского императора, пришедшего к власти в результате переворота, он поприветствовал в письме словами «мой дорогой друг», хотя по протоколу полагалось не «друг», а «брат». Но мог ли Николай Павлович, законный русский император, поставить на одну ступень с собой французского выскочку?! Нет, не мог, ибо для этого ему пришлось бы поступиться принципами.
Прямолинейность Николая I проявилась и в его переговорах с англичанами. Он без обиняков предложил им частично поделить владения умирающей Османской империи. Саму ее, хоть и в усеченном виде, он желал при этом сохранить.
«Теперь нельзя решать, что следует сделать с Турцией, когда она умрет. Такие решения ускорят ее смерть. Поэтому я все пущу в ход, чтобы сохранить статус-кво. Но нужно честно и разумно обсудить все возможные случаи, …прийти к …правильному, честному соглашению», — говорил он премьер-министру королевства Роберту Пилю. Он верил в возможность «честного соглашения» с англичанами! Государь-император был немного наивен.
Еще большую наивность он проявил, посчитав, что спасенная им от развала Австрийская империя будет его безусловным союзником в спорах с прочими державами Европы. «Что касается Австрии, то я в ней уверен», — говорил он. Будучи человеком слова, Николай Павлович рассчитывал, что и Франц-Иосиф окажется таковым. Именно бессовестность австрийцев более всего поразила его в начале Крымской войны.
«Самым глупым из польских королей был Ян Собеский, а самым глупым из русских императоров — я. Собеский — потому, что спас Австрию в 1683-м, а я — потому, что спас ее в 1848-м», — саркастически рассуждал Николай I о черной неблагодарности австрийцев. Как известно, Ян Собеский пришел на помощь осажденной турецкими полчищами Вене, но австрийцы тем не менее впоследствии приняли активное участие в разделе Польши.
«За веру Православную!»
Англичане не стали бы воевать с Россией в союзе с одной только Турцией. Но к середине XIX века обострились противоречия между Россией и Францией. Наполеон III пришел к власти при поддержке католической церкви и желал в благодарность за это усилить ее позиции в Палестине. Франция потребовала у православной общины передать ключи от Вифлеемской церкви Рождества Христова католическому духовенству, но получила отказ.
Возник дипломатический конфликт между Россией, покровительствовавшей православным народам Османской империи, и Францией. Обе стороны при этом ссылались на свои договоры с османами, а последние, желая «усидеть на двух стульях», обещали выполнить и русские, и французские требования.
Франция решила действовать «нахрапом». В августе 1852 года в нарушение Лондонской конвенции о статусе проливов к Стамбулу подошел линейный корабль «Шарлеман». Его пушки подкрепили слова дипломатов, и в начале декабря ключи от церкви Рождества Христова были переданы католикам.
Николай I счел такой поступок турок оскорблением. С учетом личностных качеств императора, можно не сомневаться, что решения в сложившейся ситуации он принимал, не только исходя из политических соображений и стратегического расклада сил, но и искренне желая защитить интересы православной церкви, главным покровителем которой он себя считал.
Началась концентрация русских войск на границе с Молдавией, а в марте 1853 года в Стамбул прибыл князь А.С. Меншиков. От имени Николая I он потребовал передать Святые места в Палестине Греческой церкви, а также заключить договор о протекции России над православными подданными султана, составлявшими треть населения Османской империи.
Наполеон III, узнав о требованиях своего личного неприятеля, сразу послал в Эгейское море целую эскадру французских кораблей. Англичане действовали хитрее. В Стамбул прибыл их посол Чарльз Стрэдфорд-Редклифф. Он убедил султана Абдул-Меджида I пойти на уступки русскому императору, но лишь по одному из двух важнейших пунктов. Хитрый англосакс, изучив характер царя, не сомневался, что тот не удовольствуется половинчатым решением вопроса и пойдет на дальнейшее обострение ситуации. Так оно и случилось.
Получив согласие султана признать права Элладской церкви на святые места в Палестине и, одновременно, отказ в предоставлении России протекции над христианскими народами Турецкой империи, Николай Павлович 26 июня 1853 года подписал Манифест о вводе войск в Молдавию и Валахию.
Он начинался словами: «Известно любезным НАШИМ верноподданным, что защита Православия была искони обетом Блаженных Предков НАШИХ». За этим вступлением следовало упоминание о том, что «охранение сих святых обязанностей» было постоянным предметом «заботливости и попечений» императора, ссылка на «достославный Кайнарджийский договор» и другие «торжественные трактаты», направленные на обеспечение «прав Церкви Православной». А затем шли сетования на «многие самопроизвольные действия» Турции, нарушавшие «сии права».
И далее: «Старания НАШИ удержать Порту от подобных действий остались тщетными, и даже торжественно данное НАМ самим Султаном слово было вскоре вероломно нарушено. Истощив все убеждения и с ними все меры миролюбивого удовлетворения справедливых НАШИХ требований, признали МЫ необходимым двинуть войска НАШИ в Придунайские Княжества…»
В заключение констатировалось: «Не завоеваний ищем МЫ; в них Россия не нуждается… МЫ и теперь готовы остановить движение НАШИХ войск, если Оттоманская Порта обяжется соблюдать неприкосновенность Православной церкви. Но если упорство и ослепление хотят противного, тогда, призвав Бога на помощь, …пойдем вперед за веру Православную».
3 июля 80-тысячная русская армия вошла в Молдавию и Валахию. Это послужило причиной созыва в Вене конференции представителей Англии, Франции, Австрии и Пруссии, потребовавших от Турции удовлетворения требований России, а от России — вывода войск из придунайских княжеств. Перспектива новой войны со всей Европой побудила Николая I согласиться с компромиссным вариантом, позволявшим ему «сохранить лицо». Но…
Все тот же Стрэдфорд-Редклифф (как тут не вспомнить позднее выражение: «Англичанка гадит») уговорил султана внести в текст ноты пару мелких, совершенно не меняющих сути документа поправок. Уже после того, как Николай I, могущественнейший из государей планеты, эту ноту подписал.
Император готов был принять решение четырех великих держав Европы, но внесение султаном изменений в уже подписанный им документ выглядело как унизительная уступка со стороны Николая I. Англосаксонский провокатор все верно рассчитал. Компромисса не получилось. Началась русско-турецкая война, которая вскоре переросла в противостояние России со всей Европой и кровопролитную Крымскую войну.