Хорошо забытое старое
У каждого поколения защитников свои военные испытания. И каждое поколение набивает свои шишки на казалось бы исхоженных вдоль и поперек предшественниками тропах. Сколько книжек про войну ни читай, а свой опыт это как у того дурака, который учится на своих ошибках. Умных, которые учатся на чужих ошибках, я в жизни не встречал, а вот опытных было много. Наблюдая, как изменяется положение сторон на карте боевых действий, замечаешь, как изменяется тактика применения войск на фронте.
«Афганцы есть?»
Мой боевой опыт начался в Афганистане в далеком 1986 году. Тогда мы набивали свои шишки, ибо научить было некому, все ветераны прежних войн уже были пенсионерами или ушли в мир иной, а те командиры, которые были с нами, только набирали свой личный боевой опыт. Даже в училище уже не было ветеранов Великой Отечественной войны. От кого, спрашивается, опыта набраться? Только из боевых уставов, наставлений, учебников и книг про войну, ну, и из кино, само собой.
В 1994-м, когда штурмовали Грозный, в числе тех, кто был в составе штурмового отряда нашей 131-й отдельной мотострелковой бригады, было три офицера с опытом Афганистана: замполит бригады, начальник связи и я, на то время, как казалось, вечный капитан. А ведь от вывода наших войск из Афганистана в 1989 году прошло всего-то пять лет. Куда делись офицеры-афганцы?
Дальше грустнее. Во второй чеченской кампании практически не было ребят с боевым опытом первой кампании.
В пятидневной войне «08.08.08» по принуждению Грузии к миру для быстрого формирования боевого подразделения на мой приказ «Чеченцы, выйти из строя!» никто не вышел. Не оказалось даже ни одного офицера, не говоря уже о солдатах-контрактниках, имевших опыт войны с террористами на Северном Кавказе.
А дальше была Сирия, где наши воины набивали свои шишки и набирались своего боевого опыта. Сегодня Украина, где с чеченским опытом только генералы, а сирийским — не так уж много.
Создается впечатление, что у нас в стране из поколения в поколение военные кадровые органы создают какие-то специальные условия для ветеранов войн, чтобы побыстрее от них избавиться. Или это только мне приходилось с таким феноменом сталкиваться?
Надо обратить внимание на тех, кто сейчас сражается на Украине. Будет очень печально, если после победы опять разбегутся люди с боевым опытом, останутся не пойми кто — чем дальше от фронта, тем больше героев.
Что нам говорит украинский боевой опыт? Нередко по новой изобретаем велосипед и открываем Америку. Однако есть нюансы, суть которых диктует военно-технический прогресс.
Так, мы эволюционировали в том, что перешли от применения комплексов высокоточного оружия к комплексному применению высокоточного оружия. Это хорошо. Казалось бы, переставили слово, а изменились смысл и масштабность явления.
Еще одна особенность спецоперации — лидирующая роль артиллерии с обеих сторон, ведение боевых действий в районах с очень плотной городской застройкой капитального характера и с большой плотностью населения, с обширными производственно-промышленными зонами и потенциально опасными объектами народного хозяйства, например, АЭС, хладокомбинатами и предприятиями химпрома.
Комплектование, подготовка, управление
Что нового в области комплектования, подготовки и управления пехотными частями и подразделениями? Обе стороны несут потери на поле боя и нуждаются в постоянном их восполнении. Налицо текучка кадров, которая часто не позволяет передавать боевой опыт на «передке».
Знаю, что есть у нас командиры подразделений, которые ставят процесс обучения во главу угла. Это направление неплохо развито в корпусах ЛНР и ДНР, спецназе, в чеченских боевых подразделениях.
Что касается вооруженных сил Украины (ВСУ), то четвертая волна мобилизации дала, по заявлению Владимира Зеленского, 750 тысяч мобилизованных. Огромная цифра! При этом значительного увеличения украинских войск на фронте замечено не было. Почему так?
Например, в ВСУ пополнение, прибывшее на восполнение потерь, по словам сдавшихся нам в плен, вообще не проходит обучения. На позициях часто нет офицеров. Командование мелких — до роты — тактических подразделений делегировано сержантам, в лучшем случае дежурному младшему комсоставу.
Управление подразделениями ВСУ осуществляется из глубины обороны с использованием систем автоматизированного управления войсками, на основе передачи данных через сеть «Starlink».
Можно ли это отнести к новому тактическому приему, когда кадровые офицеры управляют своим подразделением дистанционно? Причем происходит это в условиях катастрофического дефицита командного состава младшего тактического звена, когда 80% вновь мобилизуемых бросается на затыкание брешей в обороне, особенно там, где нужно спасать боевые подразделения или части, потерпевшие поражение. Так было в 1945 году, когда немецкое командование часто использовало «гитлерюгенд» и ополчение для обеспечения вывода из боя подразделений «СС».
С другой стороны, есть сведения, что тех мобилизованных в ВСУ, которые сразу не погибли и не сдались в плен, но получили начальный боевой опыт, отбирают и отправляют в тыл на формирование новых боевых частей или доукомплектование кадровых частей для восстановления боеспособности. Туда же направляются вылечившиеся военнослужащие из госпиталей, которые при проведении боевого слаживания делятся своим боевым опытом с молодым пополнением. Такой способ доукомплектования использовался в Советской армии в годы Великой Отечественной для укомплектования и формирования запасных частей и даже фронтов.
А что у нас? Всех добровольцев сначала собирают и готовят на полигонах Минобороны или Росгвардии под управлением опытных инструкторов. Одним из таких учебных центров для подготовки бойцов Росгвардии и спецназа является так называемый «Российский университет спецназа» в Гудермесе Чеченской Республики. Проверенная в деле методика: так готовили бойцов молодого призыва перед отправкой в Афганистан. Правда, сроки обучения тогда были сначала три месяца, а с 1986 года по полгода.
Тактика применения сухопутных сил
Чему научились ВСУ уверенно, так это прятаться от всевидящего ока космической и воздушной разведки Вооруженных сил РФ. Во многом благодаря этому пути снабжения ВСУ только частично нарушены. Конечно, ВСУ испытывают дефицит в горюче-смазочных материалах и боеприпасах, но до критических значений уровень поставок пока не дошел.
Что еще неплохо освоено в ВСУ, так это скоростное передвижение войск на небольшие расстояния мелкими тактическими подразделениями. Часто это происходит ночью, на машинах, без фар. Движение боевой техники на перегонах планируется так, чтобы ее нельзя было достать огнем артиллерии прямой наводкой, а также вне открытых участков местности, от укрытия к укрытию.
В качестве укрытий используются подземные стоянки, большие ангары в промышленной зоне, торговые центры и другие капитальные строения. Время в пути рассчитывается так, чтобы обеспечить безопасное передвижение к укрытию в пункте назначения до подлета армейской или штурмовой авиации РФ.
Безусловно, есть характерные моменты в тактике и оперативном искусстве сухопутных сил российской армии. Не берем в расчет «шишки» первого этапа. Зачастую это были давно известные «грабли». Например, движение колоннами было поначалу и в Афганистане, и в первой чеченской кампании, и даже в Грузии в 2008 году. Жизнь вылечила.
Теперь действительно о важных новациях. Новое было в самом использовании батальонных тактических групп (БТГР) как новой тактической формы применения десантных, мотострелковых, танковых батальонов и батальонов морской пехоты.
Поначалу эффективного применения БТГР на большую глубину, с открытыми флангами, во взаимодействии со средствами поражения в сетецентрическом режиме, как требуют некоторые руководства и наставления, не получилось. Одна из причин — недостаточная готовность нашей системы комплексного огневого поражения к работе в интересах пехоты на начальном этапе спецоперации.
ВКС вели свою операцию, ВМФ и ракетные войска — каждый свою, артиллерия осуществляла общую поддержку по запланированным целям, а минометчиков на каком-то этапе отсекли. В конце концов, все встало на свои места. Но на самом деле такое явление, как объединенные группировки сухопутных войск и ВВС, известно со времен Второй мировой войны. Первым додумался вермахт, завоевывая Европу.
В современной российской армии межвидовые группировки узаконены с 2011 года. Но, видно, больше теоретически. И опять-таки жизнь подправила.
Взаимодействие
Ключевой вопрос — взаимодействие на поле боя. Мало иметь полный контакт между разведывательным и ударным комплексами в части артиллерии. Сейчас в этом сегменте вроде все нормально, общий язык нашли. Не менее важно, чтобы пехота научилась дружить с авиацией. Если есть в наземных частях передовой авианаводчик, хорошо, если нет, то ВКС тут ни при чем, и никак ее не дозваться, а это неправильно.
Нужно сделать так, чтобы каждый взводный имел возможность вызвать воздушную поддержку, а на морском направлении — и корабельную. К сожалению, наладить дружную боевую работу с моряками еще сложнее, чем с авиаторами. Но все решаемо, как показывает жизнь.
Есть же системы, которые разработали для сетецентрической войны и приняли на вооружение. Такие, например, как комплекс разведки управления и связи (КРУС) «Стрелец». Если он не используется как следует в каких-то подразделениях, то это вопрос к командирам разного уровня: почему не обучили вновь прибывших.
Хорошо, что есть коптер, дрон. Это действительно военная новация. В последние годы, особенно после Сирии и карабахской войны 2020 года, много говорили о беспилотниках, роях дронов. Но, видно, кое-кто разговорами на уровне экспертов и ограничился. А жаль. Приходится наверстывать.
Что касается беспилотников, то уже сегодня можно сказать уверенно: скоро благодаря дронам пехоте на поле боя места не останется. И это не фантастика.
Применение подразделений и частей войсковой разведки и спецназа сводится к охранению, прикрытию главных сил или использованию в качестве инженерно-штурмовых групп. Опять новое как хорошо забытое старое. Если условия боевых действий требуют наличия в части специально обученного подразделения прикрытия (охранения), так надо создать его, а не требовать от разведчиков действовать непрофильно, не в соответствии с их боевым предназначением.
Понятно, что сегодня технические средства разведки заменили человека, особенно в глубоком тылу противника. Но, согласно руководящим документам, это не просто хорошо подготовленный пехотинец, а разведчик. В боевой устав необходимо вернуть понятие боевой разведдозор (БРД), в каждой разведроте иметь танковый взвод и взвод тяжелого вооружения (легкие минометы, крупнокалиберные пулеметы и снайперские винтовки, АГС).
В каждой бригаде из четырех отдельных мотострелковых батальонов как основы БТГР необходимо один батальон содержать как отдельный разведывательно-боевой батальон. На него возложить задачи авангарда с боевым разведдозором в наступлении, или ведение мобильной обороны в полосе обеспечения, или действия в общевойсковом резерве. И готовить этот отдельный разведывательно-боевой батальон надо по отдельной программе обучения, именно по этой тематике.
Но и это тоже забытое старое. Такой штат предлагался после операции по принуждению к миру Грузии в 2008 году. Однако тогда, в начале реформы по Сердюкову, всем хотелось все сократить, а переписывать уставы и наставления никто не намеревался.
Для справки скажу, что такие тяжелые отдельные разведбаты, готовые выполнять задачи войск прикрытия, были в середине 80-х в составе тяжелых мотострелковых дивизий МСД-83.