Очаков, 1788. Не умением, так доблестью

235 лет назад, 17 декабря (по новому  стилю) 1788 года, русская армия под  командованием Григория Потемкина штурмом овладела сильной турецкой крепостью Очаков. Город имел важнейшее стратегическое значение. Он был оплотом османского господства в Северном Причерноморье. Взятие крепости обеспечило нашей армии устойчивую стратегическую инициативу на театре военных действий. Далеко не все в ходе осады шло гладко, однако в конечном итоге турки не устояли против доблести наших солдат, офицеров и генералов. Об этом — статья «Армейского стандарта».

Во главе яркой плеяды

Присоединение к России Крымского ханства (1783) и договор с Восточной Грузией о принятии ею российского покровительства вызвали нешуточное озлобление правящих кругов Османской империи. Турки стали усиленно готовиться к реваншу за поражение в предыдущей войне (1768–1774), и в августе 1787 года, заручившись дипломатической поддержкой Франции, Англии и Пруссии, султан Абдул Хамид выдвинул России ультиматум.

Условия ультиматума предусматривали возвращение Крымского ханства и Восточной Грузии под протекторат Османской империи, а также досмотр турками всех русских судов, проходящих через Босфор и Дарданеллы. Эти наглые требования были отвергнуты, и началась война…

Полное истребление Александром Суворовым десанта из отборных янычар на Кинбурнской косе 12 октября 1787 года заметно охладило пыл турок. Но их огромный флот пока еще безраздельно господствовал на Черном море и мог опираться на хорошо укрепленный Очаков, затрудняя наступательные действия Екатеринославской армии с Григорием Потемкиным во главе. Всесильный фаворит Екатерины II решил в первую очередь овладеть главным вражеским форпостом в Северном Причерноморье.

При всех своих выдающихся организаторских способностях, недюжинному уму и большой личной храбрости, «светлейший» не отличался столь же ярким полководческим талантом. Вяло начав наступление, ведомая им 50-тысячная армия только в июне форсировала Южный Буг и подступила к Очакову в начале июля 1788 года. Неспешность нашего полководца предоставила туркам дополнительное время для усиления под руководством французских инженеров фортификационных сооружений, для пополнения гарнизона и крепостной артиллерии, насчитывавшей к началу осады 330 стволов.

Рассчитывая добиться успеха «правильной осадой», Потемкин и ее вел без особого рвения, но зато закатывал роскошные пиры находившейся при нем многочисленной свите, в которой было множество иностранцев. Все это вызывало раздражение Суворова, командовавшего левым крылом осадной армии. Он еще в апреле предлагал Потемкину взять крепость не осадой, а энергичным штурмом. «Одним глядением крепости не возьмешь. Послушали бы меня, давно Очаков был бы в наших руках», — недовольно ворчал будущий генералиссимус. В конце концов он решился на самоуправство, атаковав на одном из участков осмелевших турок.

Атака Суворова была довольно авантюрной, однако вполне могла закончиться успехом, если бы была поддержана с других сторон. Светлейший, однако, такого приказа не отдал. Он четырежды посылал к Александру Васильевичу ординарцев с повелением прекратить бой и отойти, что в итоге и пришлось сделать. Сам Суворов в наказание за нарушение субординации был отослан Потемкиным обратно в Кинбурн. Неповиновения светлейший никому не прощал!

Потемкину немало досаждали непрестанными советами и предложениями находившиеся при нем иностранные наблюдатели. Однажды, когда принц Шарль-Жозеф де Линь позволил себе утонченную насмешку над действиями русского командующего, тот, будучи человеком не робкого десятка, решил примерно проучить весь сонм советчиков и остряков.

Лично отправившись на опасную рекогносцировку, светлейший приказал свите следовать за ним. Вблизи турецких укреплений блестящая кавалькада раззолоченных всадников предсказуемо привлекла к себе внимание сотен вражеских стрелков и артиллеристов. Они сразу открыли интенсивный огонь, ранив несколько человек и даже застрелив одного из генералов. Уняв таким образом непрошенных советчиков и великосветских насмешников, фаворит императрицы в приподнятом настроении вернулся с ними в лагерь…

Для взятия крепости, однако, нужна была не залихватская бравада, а умение воевать и полководческая решительность. Их Потемкину явно недоставало. Между тем в армии у него была целая плеяда ярких личностей и храбрецов, знавших толк в военном деле. Кроме отосланного из-под Очакова Суворова, на суше принимали непосредственное участие в осаде будущие знаменитые полководцы Николай Репнин, Михаил Кутузов, Михаил Барклай-де-Толли, Петр Багратион и Матвей Платов.

На море успешно сражались с превосходящими силами турок французский принц Карл-Генрих Нассау-Зиген, шотландец Пол Джонс (участник войны за независимость США), доблестный грек Панагиотти Алексиано. А из младших флотских командиров неувядаемой славой покрыли себя у Очакова мичман Джулиано де Ломбард, не раз бросавшийся с одной своей галерой в атаки на целые эскадры османов, и капитан II ранга Христиан Иванович Остен-Сакен, взорвавший свое суденышко вместе с пытавшимися ее захватить четырьмя турецкими галерами.

Удивительно, что, командуя такими отчаянными храбрецами во флоте и в армии, Потемкин все никак не мог решиться на штурм. Но наступили лютые холода. Полки стали нести неоправданно большие потери из-за массовых болезней. Столь унылая картина осады вызывала острую критику и открытые насмешки в Санкт-Петербурге, а командующий действовавшей в Молдавии второй русской армией Петр Румянцев язвительно заметил, что «Очаков — не Троя, чтоб его десять лет осаждать».

Замерзающие в голой степи солдаты и офицеры уже просили о штурме, как о большой милости. И только когда на горизонте забрезжил жуткий позор бесславного отступления, светлейший наконец-то решился…

Отчаянный и беспощадный штурм

В шести пошедших на приступ колоннах было всего 18 тысяч бойцов. К тому времени осадная армия успела растаять до 21 тысячи боеспособных солдат и офицеров. Остальных выкосили главным образом болезни и обморожения. Хотя турки тоже лишились части гарнизона, их в крепости насчитывалось не менее 14 тысяч. При других условиях такое соотношение сил давало бы им неплохие шансы на отражение штурма. Но только не в этот раз.

17 декабря 1788 года в 7 часов утра при 20-градусном морозе русские  солдаты, донельзя озлобленные упорством не желавших сдаваться османов, яростно устремились на штурм очаковских укреплений. Земляной вал был взят ими сходу, после чего атакующие вышли к стенам и воротам каменной крепости. Под прикрытием огня артиллерии гренадеры взобрались на стены, овладели воротами и открыли их для основной массы бойцов. Турки отошли в жилые кварталы и продолжили отчаянное сопротивление. Но уже через час все было кончено. Сдержать натиск разъяренных русских солдат в те годы не была способна ни одна армия в мире!

Резня в городе была страшная. Пленных старались не брать. С обеих сторон большинство погибших пало от холодного оружия. Повезло тем туркам, кто успел сдаться до начала уличных боев. Их оказалось примерно 4500, в том числе 450 офицеров во главе с комендантом крепости Хусейном-пашой. А число убитых составило более 9500. Попало под горячую руку и множество оказавших сопротивление жителей Очакова. Потери русской армии во время штурма тоже были немалыми: 966 убитых и 1829 раненых.

Овладев городом, Потемкин почти сразу уехал в Санкт-Петербург, где на него полился из рук императрицы щедрый дождь наград. Среди прочего, он стал кавалером самого престижного военного ордена — Святого Георгия I степени. Не поскупилась Екатерина на награды и прочим участникам штурма Очакова. Всех генералов и офицеров наградили различными орденами, а для рядовых солдат и унтер-офицеров была отчеканена серебряная медаль «За храбрость оказанную при взятье Очакова». Кроме того, всему личному составу осадной армии в качестве премии выплатили полугодовое жалование.

Так после полугодовой осады, длительностью которой русская армия была обязана полководческой нерешительности в общем-то храброго человека — князя Григория Потемкина, Очаков был доблестью русского солдата взят всего за полдня! Ну как тут не вспомнить сказанные через два года после описываемых событий и ставшие поговоркой слова Александра Суворова: «Храбрость города берет!» Случилось это при взятии Измаила, но то уже совсем другая история…