Одиссея окольничьего Адашева

Пожалуй, не было для русского царства врага более докучливого и изматывающего все силы народа и государства, чем Крымское ханство. Не один десяток лет и даже не одно столетие крымцы ходили набегами на Русь, грабя и сжигая города и села, угоняя в полон людей. Противопоставить этому русское государство XV–XVII веков могло только выдвигающиеся на перехват нападающим полки да оборонительные сооружения — атаковать Крым сил пока не хватало.

Дело в том, что между тогдашними русскими землями и полуостровом лежало бескрайнее и малозаселенное Дикое поле, что начиналось уже где-то за Рязанью и Тулой. Весной оно сковывало движение войск распутицей, а летом превращалось в выжженную степь, где не было ни корма лошадям, ни достаточного количества воды.

Мобильная крымская кавалерия с едва ли не лучшими лошадьми той эпохи справлялась с переходом, но для большого русского войска поле становилось практически непреодолимой преградой. А ведь после степного похода войско ожидали укрепленный Перекопский перешеек, многотрудные кровавые битвы на всей территории Крыма, а в перспективе война с могущественной Оттоманской империей, вряд ли проигнорировавшей бы подобное обращение со своим вассальным ханством.

В XVI веке час покорения Крыма еще не настал, и Иван Грозный отдавал себе в этом отчет. Но тем не менее во времена его царствования произошло уникальное, невиданное ранее событие — русские войска все-таки высадились в казалось бы неприступном Крыму и, что называется, наделали там шороху. Речь идет о Крымском походе Даниила Адашева.

Русское царство воевало с Крымом все 50-е годы XVI столетия. Хан Девлет Гирей — смелый, гордый, воинственный — никак не мог смириться с потерей «братского» Казанского ханства. Он ходил на Русь и в 1552-м, и в 1555-м, но неудачно. Стычки в Диком поле продолжались и в сравнительно мирный период. Незначительные, они не приносили решающего успеха ни одной из сторон. Крым по-прежнему был в целом неприступен, хотя казакам удавалось добраться и до Керчи и побеспокоить крымчан. Те же, сколь они ни были бы грозны в своих набегах, переломить сопротивление русских войск не могли.

Надежда для крымского хана забрезжила в 1558 году, когда Иван Грозный начал Ливонскую войну, и основные силы царства сосредотачивались на северо-западе страны. Татары долго ждать не стали. Уже в январе, когда русские только начали выдвигаться в Ливонские земли, из Крыма на Рязань и Тулу двинулось стотысячное войско под командованием сына крымского хана. Много вреда оно не наделало, развернулось в районе реки Меча, едва прослышав о том, что русские полки спешат к Оке.

Очевидно было, что набег повторится в ближайшем будущем, как и то, что вести полноценные боевые действия на два фронта у русского государства возможности нет.

Но если врага нельзя победить, его можно напугать. И Иван Грозный находит оригинальное решение: самим организовать показательные рейды на татар. Он собирался задействовать бывалого воина князя Дмитрия Вишневецкого, перешедшего на службу Московскому царству из Великого княжества Литовского. Этот лидер казаков (его даже называют основателем Запорожской Сечи) успешно гулял по Днепру и по низовьям Дона. Побеспокоил татар он изрядно — в 1558 году дошел до Перекопа, а в 1559-м волею царя был послан на Азовское море покорять Азов, впрочем, безуспешно.

Но главной задумкой Ивана Грозного было очень дерзкое дело — попробовать «пощекотать» Крым со стороны моря. И доверено оно было Даниилу Адашеву.

Этот «птенец гнезда Ивана Васильевича» относился к элите Московского царства. Не по происхождению — рода он был не знатного, но по близости к царю. На свадьбе молодого Ивана IV он был одним из пяти «стряпчих», стелющих постель новобрачным, а эта обрядовая служба, очевидно, предполагала весьма доверительные отношения с государем. Компанию ему составлял старший брат Алексей Федорович, который в ту пору стал правой рукой молодого царя, одним из самых влиятельных людей на Руси.

Однако Даниил Федорович не зазнавался, служил честно. Брал Казань, потом был воеводой в Мценске — городе в нынешней Орловской области, в ту пору являвшемся одним из порубежных форпостов, постоянно жившем под угрозой крымских набегов. С начала Ливонской войны Даниил Адашев — на передовой, в гуще событий, штурмует и осаждает города и замки.

«25 Маия Князь Федор Троекуров и Данило Адашев осадили Нейшлос, а 6 Июня взяли на договор. Тамошний Фохт вышел из крепости с немногими людьми и с пустыми руками, отдав все оружие и достояние победителям. Жители города и всего уезда (в длину на 60, а в ширину на 40 и 50 верст) Латыши и самые Немцы признали себя подданными России, так что берега озера Чудского и река Нарова, от ее верховья до моря заключались в наших владениях. Государь, послав к Воеводам золотые медали, велел исправить там укрепления и соорудить церковь во имя Св. Иллариона: ибо в день его памяти сдался Нейшлос», пишет историк Николай Карамзин. (Для справки: речь идет о 1558 годе, грозный замок Нейшлосс сейчас это эстонская деревенька Васкнарва, «фохт» в данном случае — комендант крепости).

Итак, воинские заслуги Адашева были велики. В 1559 году его жалуют чином окольничьего. А это уже высший эшелон власти, окольничий — второй государственный чин после боярина. Но вместе с повышением следует и ответственное поручение — организовать морской поход на Крым.

Адашеву отряжают то ли пять, то ли восемь тысяч воинов (сведения в источниках разнятся). Дают в помощники опытных командиров. И они выдвигаются в район впадения реки Псел в Днепр, туда, где сейчас плещется Каменское водохранилище. В ту же пору на том месте был возведен Псельский городок — небольшая крепостица для обороны от татар.

Расположившись на берегу Днепра, воины принялись ладить суда. Ставили на киль шпангоуты и наращивали борта, плотно подгоняя друг к другу сосновые доски. Внутри располагали скамьи, ставили мачту, оснащали каждое судно 10–15 парами весел.

Припасы, вооружение складывали на дно, еще, возможно, ставили на суда небольшие пушки фальконеты — две-три, а то и пять. Вдобавок судно обкладывалось камышовым поясом, который позволял ему не переворачиваться даже на бурных водах. Так получалась знаменитая казацкая «чайка». Вмещала она до 70 человек, так что войско Адашева образовывало, по идее, целую флотилию более чем из ста судов.

Они спускаются вниз по Днепру, выходят в Черное море и сразу же сталкиваются с турецким кораблем. Видимо, для турок атаковавшая их стая «чаек» оказалась еще большей неожиданностью, потому что корабль воинство Адашева захватывает, что называется, без шума и пыли.

Возможно, кому-то это покажется фантастикой — немаленькая и по нынешним меркам эскадра, сплавляющаяся по Днепру, затем атака на чужеземный корабль... Но есть свидетельства, что подобное случалось нередко.

Вот что писал в XVII веке Эмиддио Дортелли Д'Асколи. Это был католический монах, возглавивший католическую миссию в крымскую Кафу (то есть нашу Феодосию) и, видимо, не раз наблюдавший, как казаки гуляют по морю. Вот что он писал: «…И по настоящее время до 30, 40 и 50 челнов спускаются ежегодно в море и в битвах причиняют столь жестокий вред, что берега Чёрного моря стали совсем необитаемы, за исключением некоторых мест, защищенных крепостями. На море ни один корабль, как бы он ни был велик и хорошо вооружен, не находится в безопасности, если, к несчастью, встретится с «чайками», особенно в тихую погоду.

Казаки так отважны, что не только при равных силах, но и двадцатью «чайками» не боятся тридцати галер падишаха, как это видно ежегодно на деле».

Но вернемся к крымскому вояжу Адашева. В летописи его маршрут описан подробнейшим образом, одна беда — указанные там исторические названия не всегда удается однозначно сопоставить с нынешними.

Впрочем, с большой уверенностью можно сказать, что после Очакова бойцы оказались у «Чюлю-острова». Это нынешний остров Долгий в Егарлыцком заливе Черного моря. Там они захватили еще один турецкий корабль и последовали к острову Ярлагаш, то есть современному Джарылгач, где ловили и били «верблужьи стада». Это уже были крымские владения, улусы.

И вот, наконец, морской десант достиг цели и высадился «на улусы на Кошарлы». Что это за место, до сих пор однозначно не определено. Но нам сейчас не важно, был ли это полуостров Хоралы в северной части Перекопского залива или западное побережье Крыма. Важно то, что, пожалуй, впервые в истории крымчане и русские поменялись ролями. В качестве нападающих выступили россияне, которые без особого сопротивления наводили страху на прибрежные крымские поселения, в то время как Девлет Гирей лихорадочно собирал войско, чтобы ударить по невесть откуда свалившимся на его голову завоевателям.

Но дожидаться подхода крупных сил противника бойцы Адашева благоразумно не стали. «Погуляв» по Крыму около двух недель, набрав вдоволь добычи, а самое главное — освободив и взяв с собой множество христианских пленных, воины пустились в обратный путь: сначала к Озибек острову, то есть нынешней Березани, потом снова к Очакову. Там были отпущены захваченные турецкие корабли и все плененные турецкоподданные. Вопрос политический: русскому царю было важно подчеркнуть, что с Османской империей он не воюет, только с Крымом, что Адашев и наказал передать в крепость. Этот дипломатический жест имел немедленный эффект — очаковский турецкий гарнизон беспрепятственно пропустил флотилию к Днепру.

Вот тут начиналась самая сложная часть экспедиции. Надо было идти вверх по реке, одновременно отстреливаясь от посланного вслед московитам воинства разъяренного крымского хана.

А он был настроен очень серьезно. Преследователи намеревались перехватить флотилию в тесных местах, у днепровских порогов. И даже по скупым строчкам летописи можно понять, насколько горячими были эти дни.

Конники наседали постоянно, с обоих берегов. Пока на порогах одни воины спешно перетаскивали челны, другие, заняв оборону, отстреливались из пищалей. Но удача по-прежнему сопутствовала воинам Адашева. Они дошли до острова Монастырский, или, по версии историка Сергея Соловьева, до мыса Монастырка близ Ненасытицкого порога, где уже разбили укрепленный лагерь. От беглого пленника Адашев узнал, что крымский хан хочет лагерь атаковать. Но посланная разведка доложила — крымцы, видимо, осознавшие, что уже зашли слишком далеко в глубь Дикого поля, с лагеря снялись и бесследно исчезли.

Адашев стал подлинным триумфатором. Воинов щедро наградили. Москва ликовала. Царь служил благодарственные молебны. Еще бы! Последний до Адашева крупный поход по Черному морю был предпринят свыше 500 лет назад. Сын Ярослава Мудрого, новгородский князь Владимир Ярославич ходил на Царьград, да и то поход закончился полной неудачей. Не то что рейд Даниила Адашева.

«Русская сабля в нечестивых жилищех тех по се время кровава не бывала… а ныне морем его царское величество в малых челнех якоже на кораблех ходяще… на великую орду внезапну нападаше и повоевав и, мстя кровь христианскую поганым, здорова отъидоша», торжественно сообщает летопись.

Крымчане же на время приуныли. «Хан прислал с мирными предложениями, с жалобами на нападение со всех сторон; царь отвечал ему, чтоб он оставил безлепицы; когда будут добрые дела между ними, тогда никто не будет нападать на Крым; царь отдавал на его рассуждение, что лучше — вражда или мир с Москвою? И грозил, что русские люди узнали дорогу в Крым и полем, и морем», пишет Соловьев.

Но, к сожалению, радость русских была кратковременной. Развивать успех на южном направлении возможности у Русского государства не было. Все военные интересы были сосредоточены на Ливонии. Иван Грозный и искал войны, и пытался решить вопросы с соседями «худым миром». Причем, как это часто бывает, затаптывалось уже достигнутое. Псельский городок, откуда Адашев начинал свой поход, так и не стал крепостью — он был срыт по велению Ивана Грозного. Таким образом, царь давал знак, что он не прочь восстановить нормальные отношения с крымским царем. Призыв этот не был услышан, и набеги продолжались.

Но главное — изменилось отношение Ивана Грозного к бывшим соратникам. Попал в опалу и погиб в 1561 году старший брат Адашева Алексей, в том же году был обезглавлен и Даниил Федорович. Но российская история вспоминает о нем исключительно с благодарностью — как о замечательном, так вполне и не раскрывшем свои таланты полководце. А в первую очередь — как руководителя успешного «морского десанта» в Крым.