Крах операции «Цитадель»

80 лет назад завершилась оборонительная стадия Курской битвы, продолжавшаяся с 5 по 23 июля 1943 года. Наиболее боеспособным соединениям вермахта и СС, возглавляемым лучшими полководцами рейха, не удалось выполнить поставленную перед ними задачу по прорыву фронта и окружению советских войск в ходе тщательно спланированного и отлично подготовленного наступления.

Крах операции, получившей кодовое наименование «Цитадель», не только лишил германских стратегов надежды на перехват стратегической инициативы, но и стал для них обидным «щелчком по носу». Именно поэтому в послевоенные годы многие из них, в особенности отнюдь не грешащий излишней скромностью Эрих фон Манштейн, пытались объяснить провал наступления причинами, непосредственно не связанными с ходом боевых действий на Курской дуге. «Армейский стандарт» разбирался в обоснованности таких утверждений.

Истоки мифа об «утерянных победах»

Эрих фон Манштейн (он же Фридрих фон Левински), полководец, вне всяких сомнений, очень талантливый. Так, основная идея кампании против Франции (1940) принадлежала именно ему. Будучи в то время лишь начальником штаба одной из групп армий вермахта, Манштейн смог найти альтернативу «плану Шлиффена», который был частично реализован немцами в начале Первой мировой, и по лекалам которого они собирались действовать вновь.

Понимая, что удар через территорию Бельгии, в обход мощных укреплений французской «линии Мажино», предсказуем и противник к нему готовится, Манштейн сомневался в успехе такого наступления. К тому же ему, амбициозному генералу, «показалось довольно удручающим то, что наше поколение не могло придумать ничего иного, как повторить старый рецепт, даже если он исходил от такого человека, как Шлиффен» (Эрих фон Манштейн. «Утерянные победы»).

Выявив, что в некоторых местах невысокие Арденнские горы проходимы для танков, он разработал план нанесения главного удара именно там. Этот план обеспечил германским нацистам быструю и оглушительную победу над французами и англичанами в 1940 году.

Отметился Манштейн и разгромом войск нашего Крымского фронта в 1942 году. Конечно, немалую роль сыграл фактор полного господства немцев в воздухе, но решающим стало то, что оппонентом одного из лучших полководцев гитлеровской Германии был командующий фронтом Дмитрий Козлов. По оценке историков, это был человек безынициативный, боящийся принимать рискованные решения, да еще и связанный по рукам и ногам бдительным присмотром со стороны глубоко некомпетентного в военном деле, но без устали вмешивавшегося в вопросы управления войсками Льва Мехлиса.

Были у Манштейна и другие громкие успехи. Словом, способностей Манштейна-полководца никто не отрицает и не умаляет. С другой стороны, общеизвестно, что люди талантливые нередко склонны к самолюбованию, и в случае с немецким фельдмаршалом слабость эта однозначно имела место. В «Утерянных победах» он не смог удержаться от того, чтобы не описать в подробностях один эпизод…

Как-то среди ночи его разбудил шум перебравшей спиртного и вышедшей подурачиться в коридор компании молодых офицеров штаба его группы армий. Выйдя к ним, Манштейн по-свойски предостерег безобразников: они, мол, рискуют разбудить начальника штаба (тоже его подчиненного), который наверняка их накажет. Если бы это все описал кто-то другой, то эпизод даже пошел бы Манштейну, что называется, «в зачет». Но то, что автором был он сам, демонстрирует несколько иное. Манштейн как бы подчеркивает: вот, мол, какой я был не заносчивый, терпимый в быту к слабостям подчиненных и не лишенный чувства юмора человек!

Гитлеровский фельдмаршал чрезмерно себя любил, а подверженные такому пороку люди обычно не признают своей вины в поражениях и всегда видят их виновниками кого угодно, но только не себя лично. В крайнем случае — ссылаются на обстоятельства непреодолимой силы. В этом и кроется суть всех так называемых «утерянных побед» Манштейна.

Надуманные причины

В своих мемуарах он ставит в вину Гитлеру, что тот не позволил начать операцию «Цитадель» в мае 1943 года. Тогда якобы наступление имело бы гораздо больше шансов на успех. Даже не акцентируя внимание на том, что северная немецкая ударная группировка, входившая в группу армий «Центр», к наступлению в мае не была готова (об этом докладывал Гитлеру командовавший 9-й армией Вальтер Модель), заметим, что сами погодные условия не позволяли немцам наступать ни в мае, ни в первой половине июня.

Дело в том, что сначала в полосе наступления южной ударной группировки, а затем в полосе наступления северной шли ливневые дожди, превратившие черноземы в непроходимые для бронетехники. Это особо значимо в связи с тем, что немецкие танки, в сравнении с нашими, и так имели относительно невысокую проходимость из-за их узких гусениц и большой массы. А именно на танки немцы возлагали главные надежды. Особенно на начавшие массово поступать в войска «Тигры» и «Пантеры».

То, что новейшие танки и самоходные штурмовые орудия «Фердинанд» не оправдали возлагавшихся на них надежд, является предметом сетований многих других немецких авторов. Манштейн, однако, этому моменту особого внимания не уделяет. Напротив, он пишет о том, что танковым соединениям, наступавшим под его командованием, удалось прорвать все линии нашей обороны и выйти на оперативный простор. То есть необходимого для победы результата он достиг? Так что же тогда ему помешало развить успех?

Как нетрудно догадаться, таким обстоятельством было не что, а кто! И, конечно же, этим «кто» был не кто иной, как сам Гитлер. Он, кстати, и деблокировать окруженную под Сталинградом армию Паулюса Манштейну за полгода до Курской битвы не позволил. Просто какой-то советский резидент в роли немецкого фюрера.

Наступление, по словам Манштейна, было остановлено не потому, что силы ударных группировок иссякли, а только лишь по причине высадки англо-американских войск на Сицилии, из-за которой фюрер дал приказ операцию «Цитадель» завершить и перебросить часть войск на Западный фронт.

Надо признать, что какая-то доля правды в этих словах есть. В самом конце июля, когда под Курском наступали уже советские войска, танковая дивизия «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер» действительно была отправлена в Италию. Вернее, уехал на Апеннины только ее личный состав, без танков и прочей техники, переданных танковой дивизии СС «Рейх». Но от этого ложь Манштейна не становится сколько-нибудь более правдоподобной.

Во-первых, еще вечером 13 июля командующий наступавшей на северном фасе Курской дуги 4-й танковой армией Герман Гот доверительно сообщил Манштейну о невозможности дальнейшего продолжения наступательных действий. Причиной его пессимизма стала не только стойкая оборона войск Центрально фронта под командованием Константина Рокоссовского, но и нанесение ими 12 июля успешных контратакующих ударов.

Во-вторых, несмотря на большее продвижение на южном фасе, немцы под командованием Манштейна увязли и там. 12 июля они были контратакованы под Прохоровкой, выдвинутой из резерва 5-й Гвардейской танковой армией, а начиная с 17 июля, подвергались постоянным контрударам Воронежского и отчасти Степного фронтов. Последний фактически являл собой стратегический резерв Ставки на тот случай, если бы немцам действительно удалось осуществить прорыв.

То есть даже выйдя на оперативный простор, ударная группировка Манштейна была бы атакована не каким-то резервным корпусом или армией, а целым фронтом. Фронтом!

Ни о какой «утерянной» немцами победе под Курском даже речи быть не может. Это было полное фиаско вермахта! Причем РККА нанесла ему поражение в ходе летней кампании, что не дало возможности гитлеровским генералам вновь, как под Москвой и Сталинградом, приписать победу над собой лютым русским морозам.

Более того, наши войска одержали победу в оборонительной части Курской битвы не только за счет стойкости и героизма солдат, но и благодаря лучшей мобилизации военных и промышленных ресурсов страны и преимуществу в оперативном планировании, что особенно покоробило немецких генералов-зазнаек.

Так что читателям безусловно интересных мемуаров Манштейна и других немецких стратегов стоит все же объективно и критически оценивать написанное. Ибо, как мудро заметил один из героев бессмертного романа Михаила Булгакова: «мало ли что можно рассказать, не всему же надо верить!»