
Турецкий флот «разбили, сожгли, на небо пустили...»
На протяжении нескольких последних лет 7 июля отмечается как День воинской славы России — День победы русского флота над турецким флотом в Чесменском сражении. В этом году случай особый: мы празднуем 255-летие этой уникальной виктории.
Средиземноморский поход
В Российской империи сражение при Чесме почиталось одной из трех наиважнейших побед отечественного флота. Память об этом в свое время даже решено было сохранить с помощью столь знакомой всем классической формы русского военного моряка. Синий воротник рубахи-форменки украшен тремя белыми полосками, они-то и символизируют выдающиеся сражения наших героев на море — Гангутское, Чесменское, Синопское.
Событие, юбилей которого мы отмечаем, стало одним из важнейших этапов Русско-турецкой войны 1768–1774 годов. Еще до ее начала тогдашний фаворит императрицы Екатерины II Григорий Орлов предложил отправить часть наших военных кораблей с Балтики вокруг Европы в Средиземное море для действий против турецкого флота и нарушения там коммуникаций противостоящей стороны.
При обсуждении этой идеи на совете в присутствии государыни он сформулировал ее таким образом: «Послать, в виде вояжа, в Средиземное море несколько судов и оттуда сделать диверсию неприятелю».
Общее руководство экспедицией было поручено младшему брату фаворита графу Алексею Орлову (некоторые историки придерживаются мнения, что именно он был инициатором отправки русских корабельных отрядов на юг). Масштабы задуманного военного мероприятия выглядят впечатляюще. «В гости» к туркам собрались послать в общей сложности 20 линейных кораблей, 6 фрегатов, бомбардирский корабль, 26 вспомогательных судов, на них насчитывалось более 17 тысяч человек, в том числе 8 тысяч — военный десант.
Российская армада организационно была разделена на несколько эскадр. Раньше других, летом и осенью 1769-го, ушли два таких соединения. Первым из них, в которое входили семь линейных кораблей, фрегат и бомбардирский корабль, командовал адмирал Григорий Спиридов. Во главе второй эскадры из трех линкоров, двух фрегатов и нескольких вспомогательных судов был поставлен контр-адмирал Джон Эльфинстон, англичанин, перешедший на русскую службу.

Во время дальнего и очень непростого плавания часть наших кораблей получила серьезные повреждения, и их пришлось отправить на ремонт. Поредели также и экипажи: умерло, заболело несколько сот человек. В общей сложности к лету 1770-го в составе русского флота на средиземноморском театре военных действий оказалось 9 линейных кораблей, 3 фрегата, бомбардирский корабль и около двух десятков вспомогательных судов.
Именно этим силам и пришлось вступить в битву с турецким флотом под командованием капудан-паши Хасан-бея. Встреча противников состоялась между западным побережьем Анатолии (сейчас ее привычнее называть Антальей) и островом Хиос. При этом неприятель имел почти двукратное превосходство: под флагом с полумесяцем готовы были сразиться с отрядом Алексея Орлова 16 линейных кораблей, 6 фрегатов и почти полсотни более мелких судов.
Корабельно-артиллерийская дуэль
Начальный «акт» этого масштабного морского сражения разыгрался 24 июня (5 июля по новому стилю) 1770 года в Хиосском проливе, неподалеку от Чесменской бухты.
Русские корабли, пользуясь благоприятным направлением ветра, подошли к выстроившимся в две линии главным боевым судам турок. Сражаться предполагалось по военно-морским канонам того периода, согласно которым противоборствующие стороны, расположившись друг против друга, вступают в артиллерийскую перестрелку.
Капудан-паша попытался захватить инициативу. Его корабли открыли огонь с весьма дальней по тем временам дистанции — около 3 кабельтовых (это более 550 метров). Однако русская эскадра не отвечала, стремясь подойти на убойную дистанцию менее кабельтова. Не всем нашим линкорам удалось выполнить маневр чисто. В результате головным в строю кораблей под Андреевским флагом стал 66-пушечный «Святой Евстафий». Именно на нем сосредоточили огонь сразу три «турка», среди них 84-пушечный «Бурдж-у-Зафер», на котором находился адмирал Хасан-бей.
В разгар боя на «Евстафии» прозвучала команда идти на абордаж неприятельского флагмана. Два корабля уже сцепились, когда на «Зафере» от попаданий русских ядер разгорелся пожар. В какой-то момент пылающая мачта турецкого линкора рухнула как раз на палубу «Евстафия». Так огненная стихия атаковала и наше многопушечное судно. Пламя добралось до пороховых зарядов, раздался мощный взрыв… Однако турки торжествовали недолго, спустя несколько минут точно так же «рванула» крюйт-камера и на «Бурдж-у-Зафере».
Гибель одного из самых сильных кораблей русской эскадры не смутила наших моряков (на «Святом Евстафии» погибло едва ли не 80% команды, хотя адмирал Спиридов все-таки уцелел и перебрался на «Три Святителя»), оставшиеся в строю линкоры продолжали активно вести стрельбу. Их противник, впечатленный гибелью своего флагмана, такого напора не выдержал. По истечении трех часов яростной канонады на турецких кораблях обрубили канаты якорей, удерживающих их на боевых позициях, и флот османов отступил вглубь Чесменской бухты, где его могли прикрывать своими залпами береговые батареи.
«Вода, смешанная с кровью и золою...»
Такой спасительный вроде бы маневр на самом деле таил большую опасность для турецких судов. Бухта, в которой они укрылись, была чересчур мала для размещения столь многочисленного флота. Основным его боевым единицам пришлось встать в две линии и при этом расстояние между мателотами (соседними в строю кораблями) все равно было слишком небольшим. Кроме того в случае атаки противника корабли второй линии не имели возможности стрелять по врагу, будучи загорожены передним кильватером. Таким обстоятельством и решили воспользоваться российские моряки.
К вечеру следующего дня наша эскадра начала обстрел турецких сил. Сперва огонь вел только бомбардирский корабль «Гром» (фактически — плавучая батарея), а в ночь на 26 июня (7 июля) к нему присоединились линкоры «Европа», «Ростислав», а затем и «Не тронь меня». Русским морякам-артиллеристам сопутствовала удача. Несколько удачных выстрелов зажигательными бомбами — и на одном из «османов» заполыхали паруса. С них огонь перекинулся на мачты, на деревянный корпус, добрался до пороховых зарядов… При взрыве этого линкора горящие обломки разлетелись вокруг. Вот тут и сказалась теснота в Чесменской бухте: пламя перекочевало на соседние корабли. Спустя недолгое время взорвался еще один из них.

Пользуясь возникшим в рядах противника смятением, российский адмирал отдал приказ пустить в дело брандеры.
Эти небольшие суда, нагруженные порохом, смолой и зажигательными снарядами, должны были «прилипнуть» к бортам турецких кораблей и взорваться, поджигая противника.
Ситуация, сложившаяся в начале атаки, оказалась благоприятной для отчаянных экипажей брандеров. При приближении к неприятельской эскадре эти суденышки были замечены с турецких кораблей. Однако османы самонадеянно решили, что идущие со стороны русских небольшие кораблики это… перебежчики. В результате последовал приказ не стрелять и взять в плен.
Из четырех русских брандеров лишь один смог провести удачную атаку, но ее результаты оказались сокрушительными для неприятеля. Суденышко-«смертник» под командой лейтенанта Дмитрия Ильина добралось до одного из турецких линкоров и накрепко прицепилось к нему благодаря специальным железным абордажным крючьям. Ильину оставалось только отдать команду поджечь фитили и дорожки из пороха, тянущиеся к горючей начинке брандера, а после этого погрузиться на шлюпку со своей немногочисленной командой и поскорее отплыть прочь. Атакованный брандером турецкий корабль вспыхнул, прогремел взрыв…
Как и в предыдущих подобных случаях горящие обломки долетели до стоящих совсем недалеко мателотов, те тоже загорелись, стали взрываться один за другим, обломки полетели еще дальше… И пошла такая губительная для неприятеля цепная реакция.
К утру флот султана практически перестал существовать. Российские матросы на шлюпках прочесали акваторию Чесменской бухты и спасли из воды немногих уцелевших турецких моряков. Их потом высадили на берег и отпустили восвояси.
«Вода, смешанная с кровью и золою, получила прескверный вид. Обгорелые трупы людей плавали по волнам, и так ими порт наполнился, что с трудом можно было в шлюпках разъезжать».
(Из воспоминаний офицера русской эскадры князя Ю.Долгорукова)
Победа получилась безоговорочная. По данным историков, турки в ходе боя 26 июня (7 июля) 1770 года в Чесменской бухте потеряли более 70 судов, среди которых 14 линкоров и 6 фрегатов, у них погибло примерно 11 тыс. человек, Уцелевшие единственный турецкий линейный корабль «Родос» и пять гребных галер были захвачены победителями в качестве трофеев.
Потери русской эскадры составляли лишь четыре брандера и до 60 убитых и раненых моряков.
«Военный турецкий флот атаковали, разбили, разломали, сожгли, на небо пустили, потопили и в пепел обратили, и оставили на том месте престрашное позорище».
(Из письма адмирала Г.Спиридова императрице Екатерине Второй)
Успех в битве при Чесме стал самой значительной победой русского флота за все время его существования. Ни в одном другом морском сражении наши моряки не смогли уничтожить столь большое количество кораблей противника.
Чесменская виктория имела важнейшее значение для всей Русско-турецкой войны. Наш флот в итоге получил полное господство на Эгейском море и сохранял его вплоть до заключения в 1774 году почетного и весьма выгодного России Кючук-Кайнарджийского мирного договора. Сам этот договор удалось подписать во многом именно благодаря столь убедительной нашей морской победе.
«Европа вся дивится великому нашему подвигу. …Безпристрастныя радуются успехам нашим. Державы же, возвышению империи нашей завиствующие, и на нас за то злобствующие, раздражаются в бессильной своей ненависти».
(Из записей, сделанных императрицей Екатериной Второй)
Разгром и полное уничтожение турецких морских сил при Чесме на родине победителей отметили по достоинству и даже увековечили. Уже вскоре только что спущенный на воду новый многопушечный корабль получил название «Чесма» (позднее в состав Черноморского флота входил эскадренный броненосец «Чесма»).
В Санкт-Петербурге построили красивейшую Чесменскую церковь и Чесменский дворец, в Царском Селе установили мемориальную Чесменскую колонну, в Гатчине — Чесменский обелиск, а в Большом дворце Петергофского комплекса создали мемориальный Чесменский зал. Кроме того государыня повелела ежегодно отмечать день победы при Чесме как всенародный праздник.

Для награждения моряков-чесменцев отчеканили серебряную медаль. На одной из ее сторон изображен портрет императрицы Екатерины, а на другой — горящий турецкий флот. Там же помещена краткая, но исчерпывающая подпись «БЫЛ».
«Медаль эту жалуем мы всем находившимся на оном флоте во время сего Чесменского счастливого происшествия как морским, так и сухопутным нижним чинам и позволяем, чтобы они в память носили их на голубой ленте в петлице».
(Из указа, подписанного императрицей Екатериной Второй)
Возглавлявший русскую эскадру граф Алексей Орлов в ознаменование одержанной под его начальством морской победы ко всем прочим наградам получил еще почетное добавление к своей фамилии и стал отныне именоваться Орловым-Чесменским.
В соответствии с Морским уставом, составленным еще при Петре Великом, за каждое потопленное неприятельское судно экипажам сделавших это российских кораблей полагалось выплачивать определенную, и весьма внушительную, сумму. Из документов известно, что за Чесменскую викторию участвовавшие в сражении моряки, и офицеры, и матросы, получили из казны огромные по тем временам деньги — 167,5 тысячи рублей (порядка 200 млн современных рублей).
В ознаменование подвига
Императрица Екатерина Вторая подписала указ о награждении главного героя сражения лейтенанта Дмитрия Ильина орденом Святого Георгия 4-й степени. Имя этого кавалера впоследствии поместили на одной из мраморных плит в парадном Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца.
Необычной оказалась еще и другая награда для этого морского офицера. Спустя несколько лет после прославившей его битвы, в 1776-м, государыня прибыла на борт линейного корабля «Ростислав», стоявшего на кронштадтском рейде, чтобы присутствовать на торжественном обеде, данном для участников сражения при Чесме. Во время этого праздника Екатерина Великая подарила Ильину бокал со своим вензелем, из которого пила, подняв тост за здоровье героев-моряков.
В составе русского флота в 1880-е появился минный крейсер «Лейтенант Ильин». А позднее, в годы Первой мировой войны, с германцами сражался на Балтике новейший по тем временам эскадренный миноносец с таким же названием. Не забыли героя Чесмы и в наше время. В самом начале 2000-х одному из тральщиков Черноморского флота было дано имя «Лейтенант Ильин».

Герой Чесмы Дмитрий Сергеевич Ильин закончил свою флотскую службу в чине капитана I ранга и после смерти был похоронен в своей вотчине — селе Застижье, затерявшемся среди тверских лесов. На могиле позднее установили гранитный обелиск, на котором высечена надпись «Сооружен по Высочайшему повелению Государя Императора Александра III». Памятник был увенчан бронзовым шаром и крестом, от вершины на бронзовых орденских лентах спускались к основанию Георгиевские кресты, а боковые грани украшали медальоны — копии памятной чесменской медали. Ограду вокруг мемориала сделали из чугунных орудийных стволов и якорных цепей.