Грозный смех советского солдата
Утверждение о том, что смех и юмор на войне не просто существуют, но и настоятельно необходимы, в доказательствах не нуждается. В тяжелой солдатской жизни времен Великой Отечественной среди боев, бомбардировок, огня и крови, когда «до смерти четыре шага», не было лучше средства для снятия напряжения, чем хорошая шутка — как народная, без автора, так и сочиненная писателями и фронтовыми журналистами. Всенародная огромная популярность «Василия Теркина» — тому свидетельство. «Армейский стандарт» собрал свидетельства.
Юмор на все времена
Поэма Александра Твардовского — это шедевр, вершина. Но ею мир фронтового юмора не ограничивался. Шутки публиковались в многочисленных фронтовых изданиях, в течение всей войны выходил и главный орган советской сатиры — журнал «Крокодил». А еще были и анекдоты, передававшиеся из уст в уста.
Вот, например, такой: «Гитлер едет через деревню, и машина сбивает собаку. Он посылает шофера к хозяину заплатить за ущерб. Шофер возвращается с полными руками подарков. «Это что?» — спрашивает Гитлер. «Я пришел к хозяину и говорю: «Я водитель Гитлера, собака подохла». Он так обрадовался! Начал меня задаривать».
Знакомый сюжет, не правда ли? По подобной форме по всему миру до сих пор рассказывают анекдоты, вставляя имена непопулярных правителей.
А вот еще один универсальный анекдот на все времена. В таком виде он появлялся на газетных страницах.
«Однажды Гитлер и Геббельс летели в самолете над Германией.
Гитлер, выглянув вниз, произнес:
— Вот сбросил бы я сейчас десять тысяч талонов на хлеб, то-то немцы обрадовались бы.
— А я, — сказал Геббельс, — сбросил бы мясные талоны. Будьте спокойны — все чистокровные арийцы пришли бы в телячий восторг.
Пилот самолета ничего не сказал, он лишь подумал:
— А если бы я сбросил вас двоих, немцы наверняка одурели бы от счастья».
Бывали и анекдоты потоньше.
Генералы разговаривают с Геббельсом:
— Нам нечем хвалиться. Русские захватили наши танки и пушки, ими же нас и громят.
— Вот и прекрасно. Так и запишем: «Новая победа немецкого оружия».
Но в первые, самые тяжелые месяцы войны шутить получалось непросто. Возьмем, например, последний номер журнала «Крокодил» за 1941 год. Он вышел в конце ноября. Карикатура на первой странице: суровый мужик в рабочей одежде жжет горелкой тараканов со свастиками на спинках. Подпись призывает: «Истребим пруссаков в Советском доме».
А открывает номер фельетон «В бабьем чепце», который написал главный редактор журнала Григорий Рыклин. Фельетон начинается со слов: «Зима приступила к исполнению своих служебных обязанностей. Правда, она еще полностью не развернула все свои отделы и секторы. Еще недостаточно решительно работает отдел трескучих морозов. Еще по-настоящему не взялся за дело сектор вьюг и метелей».
Ну а дальше рассказывается история взятого в плен немецкого ефрейтора Михеля, который напялил на себя бабьи платки и жакетки, потому что холодно. Все время обыгрывается тема морозов, того, что Гитлер не ожидал такого оборота дел.
Звучит это все, признаться, не очень бодро. Решающее контрнаступление Рабоче-Крестьянской Красной армии под Москвой будет только в начале декабря, хвастаться пока особо нечем. Поэтому слова, обращенные к читателям, очень аккуратные: «Ну удалось захватить (немцам) еще один город, еще другой город. А дальше что? Победы не видно. Русские не сдаются».
Заканчивается же фельетон пожеланием отправить фотографию этого ефрейтора в бабьем платье «отечественным гагарам». Тем самым птицам из «Песни о буревестнике» Горького, которым «недоступно наслажденье битвой жизни, гром ударов их пугает».
«Вот показать бы перепуганным гагарам, что Михель не так уж страшен, как малюет его их бедное воображение», — говорит автор.
Видимо, упаднические настроения среди обывателей осенью 1941 были достаточно сильны, коли им уделяет столь много внимания главный сатирический журнал страны.
С «Крокодилом» и частушкой
Уже в 1942 году, впрочем, общий настрой в «Крокодиле» меняется, становится более оптимистическим. И тексты, и картинки вовсю издеваются над немцами. В одном из майских номеров есть, например, такой диалог:
— Нашего обер-лейтенанта убило вместе с лошадью.
— Эх, жаль! Это был лучший конь во всем полку.
Разрабатывается тема патриотизма. И хотя Первая мировая в советской прессе по-прежнему не в особом почете, ее называют «империалистической войной 1914 года», но рядовые ее герои — солдаты из народа — реабилитированы. Им есть что рассказать детям и внукам. В «Крокодиле» опубликован рассказ о том, как командир поучает солдата перед атакой, передавая ему слова деда, полного георгиевского кавалера: «Сколько хочешь испытывай страх, но вида не показывай. Стучи зубами, но вперед иди».
Любопытен рассказ из «Крокодила» о бойце по фамилии Метелько, который отправился на разведку в село, занятое немцами. Стоял буран, разведчик в пургу сбился с пути и оказался в другой деревне, уже освобожденной нашими солдатами. Он этого не знал и, зайдя в избу к старушке, начал выспрашивать — где штаб, сколько в селе бойцов и т.д. Умная старушка под каким-то предлогом выскочила на улицу и привела к «шпиону» красноармейцев. Но все закончилось благополучно.
Сама эта тема — сбился с пути в непогоду, перепутал села — очень напоминает сюжет пушкинской «Метели». Да и бойкую старушку зовут Марья Гавриловна, так же, как и героиню повести.
Но это столичный «Крокодил» был достаточно тонок. Во фронтовых изданиях публиковались истории попроще. Например, такая:
«В помещение немецкой комендатуры города Харькова первым ворвался боец Вернигора. Вернее, вторым. Первой побывала там брошенная им противотанковая граната. Переступив через разорванные в клочья трупы гитлеровцев, боец очутился в кабинете коменданта. Бывалый воин стал осматривать все уголки — не спряталась ли где-нибудь фашистская крыса?
Когда он наклонился, чтобы заглянуть под стол, над самым ухом раздался телефонный звонок. Сняв трубку, Вернигора начал слушать. Чей-то хриплый, лающий голос вызывал коменданта.
— Это ист комендатура?
— Да, комендатура, — ответил боец.
— Говорит фюрер. Немедленно доложите мне, как на подступах к городу сражаются мои герои-эсэсовцы.
— Отлично. Ни один не ушел, все остались на месте.
— О, я так и знал! Они храбро стоят за своего фюрера.
— Правильно… Только маленькая неточность. Они не стоят, а лежат…
— Как? — не поняв ответа, переспросил Гитлер.
— Как под Сталинградом, — для большей ясности четко произнес красноармеец. — Скоро, старая арийская сука, доберемся и до тебя!..
Будто недорезанная свинья завизжала в телефонной трубке.
— Ага! Дошло! — ухмыльнулся боец Вернигора. — Наконец-то и Гитлер понял русский язык».
Автора и читателей не смущает, что фюрер изъясняется по-русски. Главное — энергетика, заложенная в истории. Хватает ее и в таких частушках автора Гончаренко:
Уж ты, Гитлер, не форси,
Хвост накрутим на Руси,
Гутен морген, гутен таг,
Бьем по морде, бьем и так...
Для бойца не страшен танк.
Подползай и делай так:
На стальном затылочке
Раздроби бутылочку.
А вот выдержки из актуальной азбуки:
«Ж»
Жилье эсэсовца — могила,
Железом бей, боец, громилу!
«З»
Завыла фрау Крокодила:
— Зачем я Гитлера родила?
Или такой диалог:
— Мой Карл погиб от операции…
— А операция была под хлороформом?
— Нет, под Смоленском.
Да, юмор на нынешний вкус бывал злым. Иногда даже с перебором. Возьмем, например, такое пародийное объявление:
«Сводная афиша
Цирк «Гестапо»
Пантомима «НОВЫЙ ПОРЯДОК»
На глазах у публики любимец фюрера орангутанг ГЕРИНГ рубит топором головы людей.
ЗАПЛЫВ на 100 метров лучших бойцов-эсэсовцев в бассейне, наполненном человеческой кровью.
Постановка и оформление известного палача — ГИММЛЕРА.
У ковра мировой клоун — холуй АНТОНЕСКУ».
От ярости до издевки
Но так и должно быть на войне — грозный смех перерастает в ярость благородную.
К 1943-му «юмористическая армия» развернула наступление по всем фронтам и только наращивала свою мощь. Появлялись новые формы. Мы уже готовились освобождать Европу, и тот же «Крокодил» публиковал «зарубежные анекдоты» из Франции, Нидерландов… Вот такие, например:
— По-моему, фюрер до сих пор верит в победу Германии.
— Тсс… услышит гестаповец — не поздоровится нам.
— За что же?
— За то, что считаете фюрера таким дураком.
А уже в 1944 году, когда счет освобожденным деревням и городам пошел на сотни, когда во фронтовых листках публиковалась переделка «Яблочка» в том числе и с такими строками: «Эх, яблочко, нет румянее. Скоро с «Яблочком» пойдем по Германии» — юмор становится даже в какой-то мере и беззаботным. Почитайте:
Настоящие арийские глаза
На отборочной медицинской комиссии по тотальной мобилизации врач, определяющий расовую чистоту, обратил внимание всех присутствующих на рыжего немца с белесыми, водянистыми глазами.
— Вот настоящие арийские глаза! — торжественно произнес расовый специалист. — Я хотел бы, чтобы такие глаза были и у нашего фюрера.
— Господин врач, они у меня стеклянные, — сказал рыжий немец.
***
Хороший урок
Учитель: Ганс Штольц, проспрягайте мне глагол «бежать».
Ганс: Я бегу, ты бежишь, он бежит, мы бежим, вы бежите…
Учитель: А они?
Ганс: Они наступают, господин учитель.
***
Среди немецких генералов
— Сколько времени вы командовали дивизией под Бухарестом?
— Не знаю, я не смотрел на часы.
***
Без лишних слов
— Господин унтер-офицер, если меня убьют на Восточном фронте…
— А при чем тут «если»? Солдат должен изъясняться кратко, без лишних слов!
***
В Берлине
— Говорят, что русские женщины весьма привлекательны.
— Совершенно точно. Мой сын пишет с Восточного фронта, что какая-то «Катюша» половину его батальона свела в могилу, а остальные солдаты сходят с ума.
***
Попался
— Курт Пепке, вы распространяете лживые слухи о том, что наш полк несет большие потери.
— Это сегодня говорили солдаты второго батальона, герр обер-лейтенант.
— Вы второй раз врете! Как вы могли это услышать от солдат второго батальона, если он вчера был полностью уничтожен русскими.
***
Желанный приказ
— Какого ты, Фриц, с нетерпением ждешь приказа от Гитлера?
— Когда он прикажет долго жить.
***
Верное средство
— Наш начальник берлинской противовоздушной обороны поклялся, что больше не услышит взрывов бомб союзников.
— Что же, он принял меры против бомбежек?
— Нет, он оглох.
Показательна картинка из того же «Крокодила». Бойцы стоят у указателя с надписью «Ходмезавашархель». Один говорит другому: «Ох, браток, этот город было легче взять, чем выговорить».
На страницы юмористической прессы возвращается совсем уже мирная тематика. Вот стихотворение Вл.Левина из «Крокодила»:
Кассирша и администратор
Билеты выдают в театр.
Но ни за деньги, ни бесплатно
Билета не достать безблатно.
Но главная тема все же по-прежнему война. Наша артиллерия уже бьет по Берлину, а сатира громит изо всех орудий гитлеровскую тотальную мобилизацию.
Сверхтотальное
— Разве можно призывать такого старика? Ведь он без внука даже на улицу не выходит.
— Не беспокойтесь, фрау! Мы и внука мобилизуем.
***
— Чем занимаетесь?
— Я ночной сторож.
— Вы мобилизованы.
— А с ворами как будет?
— Воры тоже мобилизованы.
***
— Кто это посыпал улицу песком, Ганс?
— Вон, видишь: новобранцы прошли.
День Победы «Крокодил» встретил, например, такой заметкой:
«От собственного корреспондента»
Лондон. Из Берлина сообщают о многочисленных случаях самоубийства видных нацистов. Вообще, жизнь в городе налаживается».
Но задавал тон номеру фельетон-передовица Григория Рыклина. И он получился даже… ироничным. По-доброму, конечно.
«В первые часы мирного времени значительный процент москвичей был охвачен поцелуями, — пишет Рыклин. — (В последнюю минуту начали поступать сообщения, что то же самое происходило не только в столице, но и на периферии).
На улицах и площадях люди, знакомые и незнакомые, бросались друг другу на шею, обнимались, целовались и поздравляли друг друга с праздником.
Особенно большое количество поцелуев — и самого лучшего качества — досталось военным товарищам.
Но и работникам тыла немало перепало и рукопожатий и поцелуев.
Автору этих строк в течение короткого времени удалось зарегистрировать следующие факты:
1) На улице Горького, в хлебном магазине, продавщицы и покупатели взаимно вежливо целовались.
2) На Плющихе, в трамвае линии «Б», пассажир поцеловал кондукторшу и тут же получил сдачу той же монетой.
3) Жильцы и жилички одного большого дома на Сретенке с упоением качали управдома. А подбросив его вверх, не расходились по своим квартирам, а оставались на месте и бережно ловили его, заключая в свои объятия.
4) На площади Свердлова, у Малого театра, актер самым искренним образом обнял рецензента.
5) В Лаврушинском переулке писатель горячо лобызал критика. Критик прослезился…
В общем, было хорошо, весело, чудесно!..»
На такой ноте и закончилась история юмора в Великую Отечественную войну.
