Треббия, 1799: один, равный 30 тысячам

Три дня, с 17 по 19 июня (по новому стилю) 1799 года, на реке Треббии, там же, где в 218 году до нашей эры великий карфагенский полководец Ганнибал Барка разгромил римские легионы под командованием консула Тиберия Лонга, полыхало огнем упорное и ожесточенное сражение между русско-австрийской и французской армиями. Французы имели численный перевес, их боевой дух был максимально высок, командовал ими талантливый полководец, впоследствии наполеоновский маршал Этьен-Жак Макдональд. И тем не менее после битвы на Треббии армии у него попросту не стало!

Причина случившейся с французами катастрофы проста и понятна. У нее есть имя, фамилия и отчество — Александр Васильевич Суворов. Ни до этой битвы, ни после нее никому не удавалось избежать поражения в схватке с русским гением военного искусства. «Армейский стандарт» предлагает вспомнить об одной из славных побед величайшего тактика всех времен и народов.

«Генерал Вперед» и гофкригсрат

Война Второй коалиции европейских монархий против революционной Франции шла сразу на нескольких театрах военных действий. В 1799 году главные события развернулись в Северной Италии, где за пару лет до того французская армия во главе с молодым генералом Бонапартом нанесла австрийцам полное поражение. Желая взять реванш и вернуть влияние на издавна зависимый от них регион, Габсбурги пошли на подчинение всех своих войск в Италии русскому фельдмаршалу Александру Суворову.

Имя его уже тогда было известно всей Европе. Фокшаны, Рымник, Измаил и взятие Варшавы снискали ему популярность и славу. Было однако немало завистников, объяснявших успехи Суворова его удивительным везением и пытавшихся подвергнуть сомнению грандиозность его побед ссылками на то, что все они были одержаны над турками и поляками. Итальянская кампания 1799 года должна была в этом смысле расставить все точки над «i».

Французы единодушно признавались куда более серьезным противником, нежели поляки и турки. Их армия и ранее считалась одной из самых лучших в Европе, а революция подняла боевой дух солдат на запредельный уровень и выдвинула на первые роли молодых талантливых генералов.

Воевали французы несравненно более решительно и смело, чем австрийцы, по рукам и ногам связанные строгим подчинением находившемуся за сотни километров от действующих армий гофкригсрату (придворному военному совету) и пассивной, медлительной «кордонной стратегией», делавшей упор на обладание крепостями.

Суворова, впрочем, представившаяся ему возможность повоевать со столь опасным противником только радовала. Огорчало фельдмаршала лишь то, что успевший прославиться Бонапарт был не в Италии, а в Египте. «Далеко шагает мальчик. Пора бы унять его!» — не раз говаривал Суворов, будучи еще в России. Но, как известно, судьба не предоставила ему такого шанса.

Русский фельдмаршал сразу стал открыто демонстрировать свое неприятие австрийских методов ведения боевых действий. Из цезаревских «Записок о галльской войне» он почерпнул идею, что стремительность передвижений способна нивелировать численный перевес противника. В битвах у Фокшан, при Рымнике и ряде других Суворов блестяще претворил эту идею в жизнь. Поэтому в Италии он не просто не хотел слушать сетования австрийцев на усталость, но даже запретил им употреблять выражение «форсированный марш» с тем, чтобы такой марш теперь считался нормой.

Выступая перед солдатами, слово «ретирада» (отступление) он произносил нараспев и с таким выражением лица, будто только что съел лимон. Даже команду «стой!» Суворов запретил к употреблению. Ведь после победы у Рымника сами австрийские солдаты дали ему прозвище «генерал Вперед».

В стремлении отучить австрийцев от их медлительной и осторожной тактики он порой умышленно «перегибал палку». Так, он заявил одному из австрийских генералов, что не видит смысла в рекогносцировках, хотя до этого их проводил. Пренебрегал Суворов и разведкой. А уж стратегическое планирование операций, которое всегда было его слабым местом, на фоне постоянных указаний гофкригсрата из Вены вообще вызывало его искреннее раздражение. Наполеоновский принцип «главное — ввязаться в драку, а там посмотрим» был вполне присущ и действиям Суворова.

Гофкригсрат однако делал свое черное дело. Не имея права игнорировать все его требования, Суворов после первой большой победы на реке Адде вынужден был распылить две трети имевшихся в его распоряжении сил на осаду крепостей и защиту коммуникаций. В результате, когда на соединение с армией Жана Моро из Неаполя двинулась армия Жака Макдональда, у Суворова под рукой оказалось не более 32 тысяч солдат…

«Заманивай!»

Заняв позицию возле города Алессандрия, откуда удобно было выдвинуться против любой из двух французских армий, фельдмаршал ожидал сведений о них. Когда ему доложили, что Моро стоит на месте, а Макдональд движется к Модене и уже приближается к Пьяченце, где ему могут противостоять лишь 14,5 тысяч австрийцев, Суворов приказал идти туда с предельной скоростью. 17 тысяч русских солдат, несмотря на страшную жару, преодолели 80 верст за 40 часов! Столь стремительный темп действительно был необходим.

Макдональд обрушился у Пьяченцы на передовые австрийские части с такой силой, что они начали пятиться назад. Русская пехота им на помощь никак не поспевала, и тогда Суворов, лично возглавив четыре полка казаков, бросился с ними австрийцам на выручку. Численный перевес по-прежнему оставался на стороне французов, но само появление на поле боя «генерала Вперед» так вдохновило австрийских солдат, что они сразу стали насмерть!

Окинув взглядом равнину, фельдмаршал оценил обстановку и приказал двум казачьим полкам атаковать на одном фланге, двум — на другом. Австрийских драгун он бросил в демонстративную атаку во фронт. Французы вынуждены были для отражения наскоков кавалерии на время ослабить натиск. Этого времени оказалось достаточно, чтобы движущиеся бегом передовые части русской пехоты достигли поля боя.

Суворов сразу отдал приказ об общем наступлении по всему фронту, но тут к фельдмаршалу обратился Петр Багратион. Сообщив, что полки растянулись по дороге и люди от усталости валятся с ног, он предупредил командующего, что в ротах нет и по сорока человек. Суворов в ответ шепнул ему на ухо: «А у Макдональда нет и по двадцати. Атакуй с Богом!»

Французы оборонялись стойко и самоотверженно, постоянно устремлялись в штыковые контратаки, но к вечеру были с большими потерями отброшены к реке Треббии. В первый день в сражении успели принять участие примерно 18 тыс. французов и до 15 тыс. союзников.

Макдональд решил весь следующий день стоять на месте и ждать появления в тылу у Суворова армии Моро. Александр Васильевич тоже был вынужден с такой возможностью считаться. Поэтому 8 тыс. бойцов он оставил в резерве для отражения возможной атаки с тыла. (У Моро после поражения на Адде было 14 тыс. солдат.) Остальные части в 10 часов утра 18 июня устремились на позиции противника.

Весь день к обеим армиям подходили подкрепления. На стороне французов в числе прочих солдат сражалось и две тысячи бойцов Польского легиона. Всего Макдональд ввел в бой 35 тыс. человек. Русских и австрийцев было гораздо меньше — не более 24 тыс. И тем не менее к вечеру французы были отброшены за Треббию.

19 июня битва возобновилась в те же 10 часов утра. В этот день она приняла характер встречного сражения. Имея перевес в численности, Макдональд пытался охватить фланги. Надеясь на скорое приближение Моро, он даже не оставил резерва, бросая пехоту и конницу все в новые и новые атаки. Русско-австрийская армия тоже не отсиживалась в обороне, постоянно контратакуя.

В полдень на правом фланге сложилась критическая ситуация. Он был почти отрезан от остальных сил. Андрей Розенберг доложил Суворову, что нужно отступить. В ответ фельдмаршал похлопал ладонью по огромному валуну и сказал: «Попробуйте сдвинуть этот камень. Не можете? Ну, так в той же мере и отступление невозможно! Извольте держаться крепко, и ни шагу назад!»

Петр Багратион вслед за Розенбергом доложил, что противник отброшен, но убыль людей в ротах доходит до половины состава, солдаты изнемогают от усталости, а ружья стреляют через раз из-за накопившейся пороховой гари. Обладая потрясающим чувством боя, Суворов понял, что настал критический момент. Он сел на коня и в сопровождении Багратиона устремился в самое пекло.

Увидев фельдмаршала, отступающие солдаты остановились. «Ну что встали, ребята? Заманивай дальше, заманивай! Заманивай шибче, бегом», — крикнул им Суворов и стал удаляться в тыл. Солдаты побежали за ним. Метров через сто полководец остановился и громко скомандовал: «Стой!» Все засмеялись, ибо эту команду Суворов сам же употреблять запретил. Но тут последовала другая команда — «Вперед!». И солдаты в яростном порыве устремились в штыковую атаку…

Противник был обескуражен, решив, что в наступление пошли прибывшие с фельдмаршалом свежие силы русских. Одновременно Багратион возглавил атаку в обход фланга. Деморализованные французы в беспорядке отступили за реку. Затем Суворов устремился на левый фланг и добился точно такого же результата. К концу дня стало ясно, что, несмотря на понесенные в ходе атак огромные потери, Макдональд не смог добиться успеха ни на одном из участков.

Ставший очевидцем сражения тайный советник Егор Фукс был несказанно удивлен переменой, произошедшей в солдатах при виде Суворова. Желая постичь, откуда у изможденных людей взялись силы для контратаки, Фукс обратился с этим вопросом к Вилиму Дерфельдену. Ответ генерала поразил его ничуть не меньше. «Присутствие Суворова на поле боя заменяет 30 тысяч человек», — без тени пафоса пояснил Вилим Христофорович…

«Макдональд более чем разбит»

Повсеместно отразив противника, фельдмаршал назначил на 6 часов вечера общее наступление. Генералы однако упросили Суворова дать измотанным войскам отдых. В этот раз он согласился с подчиненными. Наступление было перенесено на утро. Но на рассвете оказалось, что французов за рекой нет.

Ночью на военном совете Макдональд выслушал мнения своих генералов. Все они единодушно заявили, что еще одного боя армия не выдержит. И в пехоте, и в кавалерии оставалась в строю только половина личного состава. Наиболее пострадавший Польский легион сократился с 2000 до 300 человек. Моральное состояние солдат и офицеров было подавленным. Макдональду не оставалось ничего другого, как отдать приказ об отступлении.

Суворов приказал энергично преследовать врага. Пройдя за день более 20 верст, русские по пути окончательно разгромили корпус Виктора Перрена, а австрийцы, овладев Пьяченцей, взяли там в плен 7,5 тыс. раненых и больных французов, в том числе четырех генералов. Из перехваченного письма Макдональда к Моро Суворов понял, что положение противника после трех дней битвы оказалось гораздо хуже, чем он предполагал.

В записке австрийскому генералу Паулю Краю он подвел окончательный итог сражению. «Макдональд более чем разбит», — написал фельдмаршал. Потери врага составили от 16 до 18 тысяч бойцов убитыми и ранеными. Множество французов при отступлении разбежалось.

Армия Макдональда больше не представляла собой организованной боевой силы. Лишь жалкие ее остатки во главе с раненым и деморализованным командующим смогли просочиться на соединение с армией Моро. Русско-австрийская армия потеряла убитыми и ранеными от 5,5 до 6 тысяч человек.

Последствия битвы оказались для французов хуже самого поражения в ней. Узнав о разгроме Макдональда, гарнизоны крепостей стали сдаваться один за другим. Почти вся Северная Италия за очень короткое время перешла под контроль союзников. А потом последовала битва при Нови, окончательно в тот год покончившая с французским присутствием в Италии за исключением одной лишь Генуи, взять которую Суворову не позволил гофкригсрат. Никто в мире не смел более вслух говорить, что русский полководец одерживал свои победы только благодаря слабости противников. Ведь более сильного врага, чем французская армия, в тот период для русских не существовало.

…Пройдет много лет, и достигший звания маршала Франции Жак-Этьен Макдональд скажет: «Я был молод во время сражения при Треббии. Эта неудача могла бы иметь пагубное влияние на мою карьеру. Меня спасло лишь то, что победителем моим был Суворов».

Что ж, действительно, это оправдание трудно было не принять. Ведь никому и никогда не удалось в сражении с Суворовым добиться иного результата, кроме поражения!