Севастополь и Балаклава, 1854. Две победы русской армии

17 октября (по новому стилю) 1854 года защитники Севастополя  вышли победителями в первом артиллерийском сражении с англо-французско-турецким войском. А через неделю, 25 октября, на подступах к небольшому портовому городку Балаклаве произошла битва, с которой связан целый ряд нелепых мифов, до сих пор тиражируемых в информационном пространстве.

В основном эти фантастические истории были запущены в оборот изрядно побитыми под Балаклавой англичанами, однако и наши отечественные мифотворцы добавили сюрреалистичных штрихов в грубо искаженную, гротескную картину случившегося на крымской земле в тот осенний день.

Да что там какие-то детали! Даже сам результат сражения преподносится в большинстве публикаций как некая ничья, хотя по объективным критериям русская армия одержала тогда безусловную победу! «Армейский стандарт» кратко проанализирует спорно трактуемые эпизоды и итог битвы.

О противоборствующих сторонах

Из-за того, что Крымскую войну Россия проиграла, принято критически отзываться только о состоянии русской армии того периода, а о противниках писать как о покойниках, «либо хорошо, либо ничего». В действительности же всё было далеко не так однозначно, как это порой упрощенно трактуется.

Конечно, убедительные победы, одержанные в войнах с персами (1826–1828) и турками (1826–1829), разгромы иррегулярных войск восставших поляков (1830–1831) и венгров (1848–1849) сослужили русской армии плохую службу. Император Николай I и высший генералитет укрепились в уверенности, что у нас и так всё хорошо и ничего менять не надо. Главное внимание по-прежнему уделялось плац-парадной муштре, соблюдению строгой субординации и упованиям на непобедимость России, сумевшей сломить силу подчинившего себе всю Европу Наполеона Бонапарта.

Исключения представляли собой кавказская армия, много лет непрерывно сражавшаяся, и прикрывавший ее приморский фланг Черноморский флот. Военные действия и почти постоянное пребывание в боевой готовности не оставляли времени на «выравнивание носков в шеренгах», четкий строевой шаг и обязательное «ломание шапок» перед начальством. Но при этом они стимулировали к еще более быстрому и точному, чем в вымуштрованных на парадах полках, исполнению полученных приказов.

Французы, многое переосмыслившие после тяжелого и унизительного итога Наполеоновских войн, первыми в Европе пришли к пониманию того, что в мирные годы армия должна не красиво маршировать, а готовиться к войне. Особое внимание было уделено обучению офицерского состава, а война в Алжире (1830–1847) позволила получить боевой опыт практически каждому командиру ротного и батальонного звеньев, не говоря уже о старших офицерах и генералах. Организационно французы в той войне превосходили и всех своих союзников, и наши войска (исключая воюющие на Кавказе).

Многократно и унизительно битые русской армией турки тоже пришли к необходимости военной реформы и преобразований в вооруженных силах. Изживший себя янычарский корпус был в 1826 году ликвидирован, турецкая армия всё более стала походить по организации на европейские. В условиях переживавшей глубочайший кризис Османской империи добиться быстрых перемен было нелегко, однако в Крыму турки воевали вполне достойно.

Что же касается английских войск и даже гордости Британии, ее военно-морских сил, то тут проблем было нисколько не меньше, чем в русской армии и в нашем «парадном» тогда Балтийском флоте. Все еще оставалась незыблемой анахроничная система покупки патентов на офицерские звания, из-за чего продвижение по службе способных, но небогатых командиров было, мягко говоря, сильно затруднено. Средний возраст офицеров порой был на два десятка лет выше, чем у французов на аналогичных должностях.

Отсутствие понятия «мобилизация» способствовало пополнению армии люмпенами и отчаявшимися найти себе применение в гражданской жизни людьми. Для рядового состава флота рекрутеры нередко набирали в портовых кабаках пьяниц, которых не принимали на борт капитаны самых грязных китобойных судов!

Конечно, армейская и флотская служба довольно быстро приводила таких новобранцев в чувство, но к простолюдинам-рядовым «патентованные» чванливые офицеры относились не лучше наших «держиморд». А так как английский генералитет произрастал из такого же закостенелого старшего офицерства, то с талантливыми военачальниками в армии Ее величества ощущался явный дефицит. Процветала недобросовестность интендантов, отнюдь не стеснявшихся наживаться на нуждах армии и флота. В общем, дела у англичан в те годы обстояли ничем не лучше, чем у нас…

Севастопольский конфуз врага

После победы в Альминском сражении настроение французов и англичан было близким к эйфории. В их армии возобладали шапкозакидательские взгляды на предполагаемую продолжительность крымской кампании. Две-три недели на овладение Севастополем казались вполне реальным сроком.

Сначала командование противника собиралось штурмовать его северную сторону, но полагая ее гораздо более мощно укрепленной, чем оно было в действительности, и узнав, что русские заградили вход в бухту несколькими затопленными кораблями (а план штурма предусматривал поддержку со стороны ворвавшегося в бухту флота), решило отказаться от этой идеи.

Немаловажным доводом в пользу наступления на южную, основную, часть города было отсутствие удобных бухт возле северной его части и наличие таковых к юго-востоку от Севастополя. Дело в том, что снабжение осадной армии осуществлялось по морю и для разгрузки судов требовались стоянки. Наилучшей была признана закрытая от всех ветров Балаклавская гавань…

Для того чтобы ускорить падение Севастополя, командование противника решило подвергнуть его интенсивному обстрелу одновременно с моря и с суши. Бомбардировка должна была сломить дух изготовившихся к обороне русских солдат и матросов и вселить в их души беспросветное уныние. Но наш гарнизон сдаваться и не думал!

Выдающийся военный инженер Эдуард Тотлебен разработал продуманную систему укреплений с максимально эффективным расположением батарей, а солдаты, матросы и жители города самоотверженным трудом возвели ее в удивительно короткий срок. Для командования противника это оказалось крайне неприятным сюрпризом…

17 октября (по новому стилю) 34 линейных корабля и 55 фрегатов (многие из которых были паровыми) открыли огонь по городу из  почти 1300 орудий. Со стороны суши их поддержало 126 тяжелых пушек. Защитники Севастополя ответили врагу огнем 145 пушек на сухопутном фронте и 115 орудий береговых батарей.

Началось настоящее артиллерийское сражение! Результат его оказался для противника удручающим и совершенно противоположным ожидавшемуся. На суше русские артиллеристы смогли поразить основной французский склад боеприпасов, после чего огонь врага постепенно сошел на нет. Англичане на своем участке фронта тоже не преуспели и уж точно не могли считать себя победителями.

А объединенный англо-французско-турецкий флот подвергся форменному избиению! Вступавшие в бой с русскими береговыми батареями линейные корабли и фрегаты один за другим выходили из строя с рухнувшими мачтами, множеством надводных и подводных пробоин и полыхающими пожарами. Символично, что горели и «Париж», и «Лондон» (линейные корабли врага)! Вечером армада противника бесславно отступила.

Это было полное фиаско! И на суше, и на море! О каком-то штурме города в ближайшее время даже речи быть не могло. В уныние впали не защитники Севастополя, а враги, осознавшие, что легкой прогулки не получилось и им придется провести в траншеях и палатках всю зиму.

Мифы и реалии Балаклавского сражения

Окрыленный успехом, главнокомандующий всеми русскими сухопутными и морскими силами в Крыму князь А.С. Меншиков, проявивший себя далеко не лучшим образом при Альме, с радостью ухватился за предложение генерал-лейтенанта Павла Липранди нанести противнику удар севернее Балаклавы и перерезать так называемую Воронцовскую дорогу, служившую англичанам и французам главной тыловой коммуникационной линией. Особо заметим, что задача овладения Балаклавой, о которой ошибочно пишут и говорят, перед нашими войсками ни изначально, ни во время сражения не ставилась.

Командовать отрядом, состоявшим из двух гусарских, двух казачьих, одного сводного уланского, двух пехотных и двух егерских полков (всего около 16 тысяч человек), Меншиков поручил Липранди, одному из лучших российских генералов середины XIX века. Он в ту войну уже успел во главе 12-й пехотной дивизии (вышеупомянутые егерские и пехотные полки входили в ее состав) повоевать на Дунае.

Позиции противника на подступах к городу состояли из двух линий. Первую (передовую) обороняли 2 турецких пехотных батальона с 10 английскими пушками, установленными в 4 редутах. Вторую линию занимала Горская (Шотландская) бригада 1-й гвардейской дивизии под командованием едва ли не единственного толкового военачальника во всей английской армии бригадного генерала Колина Кэмпбелла.

По крайней мере этот пробившийся из низов генерал, успевший отличиться при Альме, явно выделялся на фоне возглавлявшего английскую кавалерию лорда Джорджа Лукана и командира бригады легкой кавалерии лорда Джеймса Кардигана. Третий кавалерийский начальник Джеймс Скарлетт, командир бригады тяжелой кавалерии, не сильно отличался от своих коллег аристократов-бездарей, являвших собой живое воплощение порочности системы продажи патентов.

Кроме двух оборонительных линий, был еще последний рубеж перед самой Балаклавой. На нем расположилось несколько батарей снятых с кораблей тяжелых орудий, а в качестве их прикрытия стояла бригада морской пехоты, также подчинявшаяся Кэмпбеллу…

Наступление на вражеские позиции Липранди назначил на 5 часов утра, но для выдвижения на рубеж атаки войска пришлось поднять в 2 часа ночи — рельеф местности был для марша непростой. В начале шестого утра русская пехота пошла на штурм редутов.

Здесь мы подходим к первому сочиненному англичанами в оправдание своего поражения мифу. Турки не бежали почти без боя, как утверждают мифотворцы, а оказали весьма ожесточенное сопротивление. Умерший от холеры за месяц до описываемых событий французский маршал Арман де Сент-Арно говорил о турецких солдатах: «Войско дурно одетое, худо обутое, плохо вооруженное, но способное маневрировать, подчиняться, сражаться и умирать». У Балаклавы османы, которые, если быть точным в определениях, являлись этническими тунисцами, полностью оправдали эту характеристику.

Как бы то ни было, русская пехота овладела всеми редутами и захватила установленные там пушки. 7 орудий были в качестве трофеев отправлены в тыл, а 3 заклепаны и сброшены с обрыва. Выжившие в бою тунисцы бежали во вторую линию и присоединились к пехоте Кэмпбелла, дополнив собой ту пресловутую «тонкую красную линию», о которой речь впереди.

После боя за редуты состоялось неожиданное для обеих сторон сражение между русскими гусарами и английской бригадой тяжелой кавалерии. Хотя англичане отступили, успех нашей конницы никакого значительного влияния на исход битвы не оказал. Но одновременно произошел другой эпизод, и он породил еще один ничем не обоснованный миф о сражении при Балаклаве.

Речь о слогане «тонкая красная линия», запущенном в массы репортером газеты «Таймс» Уильямом Расселом. Так якобы выглядел растянутый строй выставленных Кэмпбеллом в две шеренги английских пехотинцев, храбро «отразивших атаку» русских казаков. Решимость вдохновленных короткой речью Кэмпбелла английских солдат погибнуть на месте, но не отступить ни на шаг до сих пор вызывает слезы умиления и гордости за соотечественников у жителей Туманного Альбиона. Жаль только, что эта трогательная история имеет очень мало общего с действительностью.

Во-первых, линия не была исключительно красной. Вставшие в общий строй моряки и тунисцы были одеты в форму других цветов. А во-вторых, никакой атаки вообще не было. Более того, она даже не намечалась! Казаки провели демонстрацию на безопасном расстоянии от вооруженной дальнобойными нарезными винтовками вражеской пехоты с целью отвлечь ее и не дать прийти на помощь бригаде тяжелой кавалерии, сражавшейся с нашими гусарами. Лихо мчаться в самоубийственную атаку казаки и не думали.

Зато в такую атаку устремилась немного позже английская бригада легкой кавалерии с затерявшимся где-то в задних рядах и затем совсем отставшим от подчиненных командиром лордом Кардиганом. Русские артиллеристы от души попотчевали лихих всадников картечью и шрапнельными гранатами (прообразом шрапнели) как во время их приближения, так и при отступлении.

Потери англичан были огромными и совершенно не оправданными. Только вот никакого обилия аристократов в бригаде не было. Этот миф запустили уже наши, отечественные историки. Бригада комплектовалась из беднейших слоев общества, около трети ее бойцов составляли ирландцы, записавшиеся в армию ради спасения от свирепствовавшего на их острове голода. Скорее всего, имела место путаница: бригада тяжелой кавалерии тоже потеряла немало бойцов, а в ней было два гвардейских полка, более подходящих для прохождения службы аристократами…

Что касается общего результата сражения, то тут все однозначно. Ни о каком ничейном исходе не может быть и речи. Русские перерезали Воронцовскую дорогу и удержали контроль над ней, выполнив поставленную задачу. А это и есть главный критерий победы!