Красный главковерх

Согласно официальной версии, Иосиф Виссарионович Сталин (Джугашвили) появился на свет 21 декабря (по новому стилю) 1879 года. Альтернативные источники называют другую дату его рождения — 16 декабря (н.с.) 1878 года. В любом случае Сталин родился в декабре, и это дает повод «Армейскому стандарту» напомнить о его роли в Великой Отечественной войне, в достижении победы над гитлеровским рейхом. В современной истории нашей страны это единственный генералиссимус.

Перед войной

Историки часто упрекают Сталина в том, что он поверил Гитлеру и позволил ему себя обмануть, допустив внезапное вторжение армий вермахта в пределы нашей страны. Огромные потери убитыми и пленными в приграничных сражениях, отступление до самых стен Москвы с оставлением врагу огромных территорий и многих миллионов беззащитных гражданских лиц, колоссальный ущерб для промышленной и транспортной инфраструктуры — одним словом, все ужасы первого этапа войны вменяются в вину Сталину. Справедливы ли эти обвинения?

Конечно, как глава государства, обладавший всей полнотой власти, Сталин не может не нести ответственности за случившееся. Несомненно также и то, что любой, даже самый гениальный человек, не застрахован от ошибок. Адресуя Сталину упреки, нужно все же отделять зерна от плевел и не обвинять его абсолютно во всех бедах, постигших страну летом-осенью 1941 года.

Начнем с того, что Сталин вообще мало кому доверял, поэтому наивно было бы полагать, что в отношении Гитлера он почему-то сделал исключение. Так почему же тогда удар гитлеровских полчищ оказался столь неожиданным и привел из-за внезапности к столь катастрофичным для Красной армии последствиям?

Начиная с 1933 года, когда нацисты пришли к власти в Германии, лидеры западных «демократий» упорно тешили себя надеждой на то, что им удастся направить агрессивные устремления Гитлера исключительно в сторону СССР. Собственно говоря, нацистского фюрера в этом смысле убеждать особо и не требовалось, ибо завоевание «жизненного пространства» на востоке было одним из главных программных лозунгов его книги «Майн кампф».

Именно потому западноевропейские политики сквозь пальцы смотрели на последовательное разрушение Гитлером Версальской системы, выстроенной по результатам Первой мировой войны. Пиком этой снисходительности стал даже не печально знаменитый Мюнхенский сговор 1938 года, а гораздо менее известная широкому кругу читателей «Странная война». С 3 сентября 1939 года и по 10 мая 1940 года Франция и Англия, объявив Германии войну за нападение на Польшу, не предпринимали никаких активных действий на образовавшемся фронте. А ведь в сентябре 1939-го одна только Франция могла выставить армию, превосходящую вермахт в численности и технической оснащенности.

Доводы западноевропейских историков о том, что начнись тогда активные боевые действия, они не могли бы гарантировать союзникам решительную и быструю победу, принимать всерьез как-то не солидно. Ведь несмотря на английские гарантии, Польша была брошена одна на растерзание Гитлеру, поэтому любые рассуждения о целесообразности или нецелесообразности исполнения союзнического долга являются оправданием трусости и низости.

Нет никаких сомнений, что руководствовались английские и французские политики совершенно другими соображениями. После разгрома Польши исчезла широкая полоса, географически отделявшая Советский Союз от германских владений, и это увеличивало вероятность прямого военного столкновения Германии и СССР. Да, Германия и СССР заключили Пакт о ненападении, но цену таким пактам на Западе прекрасно знали: и англичане с французами, и поляки аналогичные соглашения с Гитлером заключили гораздо раньше, чем советское руководство. От войны их это отнюдь не уберегло.

Сталин не хуже английских и французских политиков понимал опасность сложившейся ситуации. В неизбежности скорой войны с Германией он не сомневался. Вопрос был лишь в сроках. И он всеми возможными мерами пытался как можно дальше отодвинуть день начала войны.

Наверняка ему были известны сделанные в кругу германского генералитета заявления Гитлера о том, что «большую войну» планируется начать не ранее 1944 года. Не составляло ни для кого тайны и отношение бывшего ефрейтора Первой мировой к войне на два фронта; в книге «Майн кампф» этой ошибке кайзера Вильгельма II посвящено много строк. Гитлер утверждал, что наряду с неправильным выбором союзников именно необходимость вести войну на два фронта привела Германию к поражению.

К 1941 году, несмотря на шокирующе быстрый разгром Франции, Третий рейх оставался в состоянии войны с Британией. Хотя сухопутного фронта между противниками не существовало, значительную часть сил, особенно — военно-воздушных, немцам приходилось держать вдалеке от советских границ. Кроме того, военно-морской флот англичан осуществлял блокаду побережья. Это препятствовало доставке морем необходимых рейху грузов. С учетом негативного отношения Гитлера к войне на два фронта казалось маловероятным, что фюрер решится начать войну на востоке, не одержав окончательную победу на западе.

Таким образом, в 1941 году Сталин имел все основания полагать, что у нашей страны есть еще примерно два года, крайне необходимых ей для подготовки к в общем-то неизбежному решающему столкновению с Германией. Однако это вовсе не означает, что подготовка велась в неспешном ритме.

Так, к началу войны Красная армия достигла четырехкратного перевеса над вермахтом в количестве танков. Особо надо отметить, что нашим тяжелым танкам КВ и средним Т-34, коих вместе насчитывалось около полутора тысяч, враг не мог противопоставить ни одной равнозначной единицы. В основном на вооружении были танки давно устаревших типов. Их планировалось заменить новыми.

Перевес над Люфтваффе в численности самолетов был примерно таким же, но тут качественное превосходство было явно на стороне немцев. Для создания самолетов, не уступающих характеристиками вражеским, нашим авиаконструкторам перед войной банально не хватило времени. Устранить эту проблему удалось только в военные годы.

Именно стремление выиграть время на перевооружение армии заставляло Сталина до самой последней возможности проявлять терпение и требовать того же от военных. Отсюда и все приказы «не поддаваться на провокации», все демонстративные акты проявления дружелюбия в тот период, когда уже следовало привести армию в полную боевую готовность. Объективно говоря, такую линию поведения следует отнести к ошибкам советского лидера. Но ведь не было и нет на Земле людей, никогда не совершающих ошибок.

Обеспечив вооруженные силы четырехкратным перевесом над противником в танках и авиации, четырнадцатикратным (!)— в артиллерии, при сопоставимом числе автомобилей, бронетранспортеров и пулеметов, при вполне достаточной для обороны численности личного состава в западных военных округах Сталин имел достаточно веские основания рассчитывать на успешное отражение первого натиска врага. Тем более что всеми приграничными округами командовали грамотные генералы с хорошей репутацией, а Генеральный штаб возглавлял Георгий Жуков, блестяще зарекомендовавший себя на Халхин-Голе. Расчет этот, увы, не оправдался…

Поездки на фронт

Нападение Германии шокировало Сталина. Он не ожидал, что Гитлер решится на авантюру. Известия с фронтов, в которые были преобразованы приграничные округа, походили на какой-то ночной кошмар. Особенно это касалось Западного фронта. Генерал армии Дмитрий Павлов потерял управление войсками, а сами войска частью были уничтожены, частью оказались в котлах. В растерянности пребывал в первые дни войны и Георгий Жуков, не имевший порой даже достоверной информации о происходящем на фронте. Но первый шок быстро прошел.

Жуков, чьи отношения с Иосифом Виссарионовичем складывались порой весьма сложно, тем не менее в своих «Воспоминаниях и размышлениях» свидетельствует: «И.В.Сталин был волевой человек и, как говорится, не из трусливого десятка. Несколько подавленным я его видел только один раз. Это было на рассвете 22 июня 1941 года: рухнула его убежденность в том, что войны удастся избежать. После 22 июня 1941 года на протяжении всей войны И.В.Сталин… твердо руководил страной, вооруженной борьбой и нашими международными делами».

Появившиеся в перестройку утверждения о том, что первую неделю войны Сталин провел в бездействии и прострации или даже в страхе от того, что его арестуют (писали и такое!), что он никого не принимал и чуть ли не взаперти просидел на правительственной даче, — все это инсинуации. Самым беспристрастным свидетельством являются журналы записей лиц, принятых Сталиным в те дни. Сухие бюрократические отметки позволяют понять, что ни о каком затворничестве даже речи быть не могло. Наоборот, с 22 по 28 июня 1941 года посетителей было больше, чем обычно.

Из той же серии обвинения Сталина в малодушии, основанные на том, что Сталин ни разу не выезжал на фронт. Во-первых, глава государства и Верховный Главнокомандующий и не должен подвергаться риску случайной и нелепой гибели на передовой. Такой риск совершенно не оправдан в силу его возможных негативных последствий для армии и страны в целом. Ну, а во-вторых, Иосиф Виссарионович на фронт все же выезжал. И не раз.

Первая поездка состоялась в июле 1941 года на Западный фронт. Там Сталин осмотрел создававшуюся Можайскую линию обороны. Вторая была в октябре для осмотра Волоколамской и Малоярославской линий обороны.

Третья поездка была самой опасной. Сталин выехал в 16-ю армию (командовал ею тогда Константин Рокоссовский), чтобы посмотреть в действии реактивные минометы «Катюша». 12 ноября 31-й отдельный гвардейский дивизион под командованием Героя Советского Союза Казбека Карсанова в присутствии Сталина нанес очень эффективный огневой удар по врагу на Волоколамском направлении.

После окончания стрельбы дивизион, как и требовалось, немедленно ушел, а немцы начали ответный артиллерийский обстрел уже покинутых позиций. Но две легковые машины со Сталиным и его сопровождением еще не успели отъехать на безопасное расстояние. Верховный Главнокомандующий едва не оказался непосредственно под обстрелом. Вдобавок в воздухе появилась вражеская авиация. К счастью, летчики не догадывались о том, кто является одним из пассажиров легковушек…

Двигаясь по проселку, обе машины завязли в глубоком снегу. Толкали их все, в том числе и сам Сталин. Выручил незадачливый кортеж, взяв легковушки на буксир, совершенно случайно оказавшийся поблизости взвод танков Т-34 под командованием погибшего в декабре 1941-го знаменитого танкового аса лейтенанта Дмитрия Лавриненко.

Взятие на буксир происходило уже на виду у кавалерийского эскадрона войск СС, осуществлявшего рейд и вышедшего к месту происшествия. Увидев танки, фашисты побоялись к ним приближаться. А что было бы, если бы взвод Лавриненко не появился так вовремя?

Четвертую поездку на фронт Сталин совершил через неделю, за полмесяца до начала контрнаступления под Москвой. Он посетил фронтовой госпиталь в селе Лупиха на Волоколамском шоссе и беседовал с ранеными бойцами.

Пятая, последняя, поездка в войска не была связана с особым риском. Уже после эпохальной победы на Курской дуге, в начале августа 1943 года, Сталин побывал в штабах Западного и Калининского фронтов. Выезд этот был связан с подготовкой операции «Суворов», имевшей целью разгром левого фланга группы армий «Центр» и освобождение Смоленска.

Словом, не сидел наш Верховный Главнокомандующий безвылазно в Москве. В войска он ездил, и поездки эти порой даже носили рискованный характер. Но когда нахождение Сталина в Кремле действительно оказалось крайне важным и даже необходимым для поддержания на должном уровне морально-психологического состояния москвичей, он остался в столице…

15 октября 1941 года в кремлевском кабинете Сталина состоялось заседание Государственного комитета обороны. Обстановка на фронте к тому моменту была катастрофичной. Враг вплотную приблизился к Москве. В районе Химок были замечены немецкие разведывательные группы на мотоциклах. Многие жители столицы поддались панике. Они слышали о том, что, когда 3 октября танки Г.Гудериана ворвались на улицы Орла, в городе никто не ожидал этого, и трамваи даже продолжали развозить трудящихся на работу. Люди боялись, что нечто подобное может случиться и в Москве.

Заседание приняло постановление «Об эвакуации столицы СССР г. Москвы». Члены правительства, руководство ВКП(б) и других органов власти вечером того же дня выехали в Куйбышев (Самару). Предполагалось, что и Сталин позднее покинет столицу. Но 16 октября, увидев из окна своей машины, как началось мародерство, он вышел из машины и пообщался с поддавшимися панике людьми. На вопрос: «Когда же, товарищ Сталин, остановим врага?» — глава государства твердо ответил: «Придет время — прогоним!»

После этого эпизода Сталин понял, что уезжать из Москвы он не имеет морального права. И остался в столице! Благодаря его поступку у красноармейцев и гражданского населения возникла уверенность в том, что Москву врагу не сдадут.

А 7 ноября 1941 года Сталин на Красной площади принял парад отправлявшихся на фронт бойцов. Его присутствие в Москве в самый тяжелый для страны период, безусловно, сказалось на боевом духе и моральном состоянии защитников города. Оно стало одной из важных составляющих победы в оборонительном сражении и успешного перехода в контрнаступление 5 декабря 1941 года.

Генералиссимус

Иосиф Сталин не был профессиональным военным. Возглавив вооруженные силы страны, он оказался вынужденным постигать военную науку на ходу. И это обстоятельство стало причиной допущенных им ошибочных решений по важным стратегическим вопросам. Его отказ от своевременного оставления Киева в 1941 году привел к окружению и катастрофе. Начавшееся по приказу Сталина наступление под Харьковом в мае 1942 года закончилось провалом, перечеркнувшим в оперативном плане успех, достигнутый под Москвой. Но он быстро учился, а природного ума ему было не занимать.

Способность Иосифа Виссарионовича очень быстро ухватить главное глубоко поразила Уинстона Черчилля во время его первого визита в Москву в августе 1942 года. В своих мемуарах «Вторая мировая война» Черчилль вспоминает, как представил Сталину план высадки союзников в Северной Африке и как советский лидер сразу «перечислил четыре основных довода в ее пользу», упустив только пятый, сугубо военно-морской аспект.

Вывод английского политика заслуживает того, чтобы процитировать его полностью: «Это замечательное заявление произвело на меня глубокое впечатление. Оно показывало, что русский диктатор быстро и полностью овладел проблемой, которая до этого была новой для него. Очень немногие из живущих людей могли бы в несколько минут понять соображения, над которыми мы так настойчиво бились на протяжении ряда месяцев. Он все это оценил молниеносно!»

Сталин не любил вслух признавать свои ошибки, но правильные выводы из них делал, а людей, не побоявшихся открыто противоречить ему и отстоять в итоге свое мнение, уважал. В том случае, конечно, если оказывалось, что мнение это было верным. Рокоссовского, настоявшего на нанесении в ходе операции «Багратион» сразу двух главных ударов, он впоследствии называл исключительно по имени-отчеству, Константином Константиновичем.

Любопытно, кстати, что тот же Рокоссовский поспособствовал присвоению Сталину высшего воинского звания генералиссимуса, от которого тот долго и упорно отказывался. Во время одного из совещаний сразу после Победы он в шутку заявил Верховному Главнокомандующему, что, будучи равен многим присутствующим маршальским званием, «товарищ Сталин» по уставу даже не имеет права их наказать. В итоге, хоть и неохотно, Иосиф Виссарионович согласился с уговорами стать генералиссимусом, хотя ранее не раз заявлял, что «товарищу Сталину не нужны никакие звания для авторитета».

В мундире генералиссимуса его и хоронили. Таких мундиров было у Сталина два — парадный и повседневный. А сапоги были одни. Каблук на одном из них был изрядно стоптан. Это вызвало гнев человека, готовившего тело к погребению. Но тот, кто сапоги принес, лишь развел руками и заявил, что других у всесильного правителя нет. Действительно, зачем ему нужны были новые сапоги, если старые еще не полностью износились?!

Трудно сказать, как и когда закончилась бы Великая Отечественная война, если бы в роли Верховного Главнокомандующего волей исторической судьбы оказался тогда другой человек. С именем Сталина люди шли в атаку, и это никакой не вымысел. А город, всему миру известный как Сталинград, у нас по-прежнему носит совсем другое, совершенно безликое имя. Может, хотя бы к 80-летию Великой Победы эта историческая ошибка будет наконец-то исправлена?